Время перемен

— А ежели завод самим поставить?

Ответа на такой вопрос он не знал. Ну что голубчик, как говорится, инициатива, у нас, наказуется исполнением. Там теперь и у меня есть завод. Я его не видел, но говорят, что не хуже, чем у остальных. Интересно, каких это остальных, и сколько их?

Основное своё производство стекла решил сделать на речке Гусь, что между Владимиром и Переяславль-Рязанским. Почему-то же его там наладили, если память мне не изменяет, а рисковать не хочется. В общем, дал я такой наказ, чтобы подыскали место, в том районе. Правда, тогда не понял, почему это такое недоумение вызывает.

Если бы не моя мать, вернее люди, которых она посылала исполнять моё баловство, ни чего бы этого не было. Она же решила расширить мое производство кирпича и глинит-цемента, построив за счёт казны ещё нескольких таких заводов по всей стране. Они становились вроде как моими, а я рассчитаюсь материалами, тем более, столько городов нуждалось в укреплении. Интересно, вот поляки и литовцы удивятся, натолкнувшись в пограничных городах на новые кирпичные крепости.

Весной этого года начались стройки, не смотря на смерть моей матери. Всё это уже работает. Стена Китай-города закончена. Казна, на мои придумки, тратить деньги не желает более. Но я уже так не переживаю. В Туле запущен в работу ещё один паровик. Приводит в движение он там кузнечные молота. Это правда не совсем тоже, что и паровые, вернее, совсем не то, но всё же.

Самовары пошли на поток, правда небольшой такой. Для большинства, они по-прежнему, недоступная роскошь. Но появилось стремление, завести и себе такой, потому как это стало признаком достатка. Зажигалки тоже не потерялись. Семь заводов по производству кирпича и глинит-цемента уже окупились и вернули потраченные на них деньги. Построены ещё несколько лесопилок, только уже с приводом от водяного колеса, в том числе и под Новгородом. Строился и бумагоделательный завод.

Из-за появления целой кучи производств, требующих уголь, проблема получения древесного угля встала очень остро. Благо я помнил, как мой двоюродный брат решил заняться бизнесом. Бизнес был не хитёр. Своровать в лесу берёзы на дрова, и нажечь с них древесного угля, для шашлычных.

Устройство печи примитивнейшее, но для этого времени дорого. Она нужна из железа и состоит как бы из двух топок. Одна обычная, вторая глухая, где собственно, без доступа воздуха и получается уголь. Ещё, её надо обмазать глиной и потолще, чтобы меньше тепла терять. Можно и так нажечь, но выход угля невелик получается.

Вроде всё просто, а попробуй, сделай её в кузне. Дорого, не то слово, но без этих печей никуда, во всяком случае, я так думал. Но вокруг меня, далеко не все разделяли эти взгляды. В основном использовали сильно упрощенные варианты. Железа всего одна пластина и нужна была, а всё остальное из глины. Почему сам не подумал, не знаю, но розмыслами не за зря становятся. Первые печи ставил на пилорамах. Там много опилок и других отходов, которые можно пустить на протопку. Это оказалось не везде удобно. Пришлось во многих местах основывать углежоговое производство.

Глава 4

Сейчас мои проблемы конца 1538 года кажутся смешными. Мне уже одиннадцать лет и заканчивается 1541 год. На самом деле 1541 год закончился, здесь новый год с 1 сентября начинается и по факту 1542 год. Это я всё по привычке отсчитываю начало с 1 января. Шутка ли, но только при Иване 3, тоже «Грозном», в Великом Княжестве Московском стали вести отсчет календаря на государственном уровне.

Забавно, но это был лунный календарь. Новый год отмечался с началом весны, как впрочем, и много веков до этого. Надо учитывать, в какое время всё происходило. Это момент подъема государственности. Такой календарь стал проблемой, по нему же вели отчет и татары, принявшие к тому времени, окончательно, Ислам. Если учесть насколько была ожесточённой борьба, то не удивительно, что мы отказались от него, и перешли, как люди православные, на солнечный, Юлианский. Тогда и сдвинулся новый год на первое сентября, хотя отсчет всё равно продолжили вести от Сотворения мира, оно солидней как-то.

— Да когда же это кончится. Трофим! Закрой ставни, что ли.

М-да, слюдяные оконца, это совсем не застеклённые. Сквозняк, блин! Новая печь, голландка, не спасает. Первую собрали только летом 1540 года, теперь вот красуется у меня в Спальной избе. Получился первый чугун. Из него и отливать стали всё необходимое. Если честно, то на мои «чудачества» смотрят косо, но не мешают. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало. Похоже, печь признали уже не баловством, бояре стали наведываться и как бы невзначай интересоваться, как бы такую и себе приспособить. Тонкий такой намёк, на толстые обстоятельства. С отоплением в Кремле проблемы. В той же «Грановитой палате» зимой такая дубочина, что жуть. Я-то всё думал, смотря фильмы, зачем бояре в тулупах там парятся? Ага, парятся они, как бы не околеть!

Наконец пришёл Трофим, что-то бурча себе под нос. От закрытых ставен в комнате сразу потемнело. Мог бы и сам закрыть, но помаленьку вживаюсь в роль. В том, что дует, по большей части, сам виноват. Не трогал бы окошки, не дуло бы. Нет, надо посмотреть, что там на улице. Не откроешь, не увидишь. Слюда только свет и пропускает. Сквозняк явно уменьшился.

— Вот на кой ляд перенесли начало года? — Мысли вернулись в привычную колею.

Самый период страды, какие к чёрту праздники? Он и не стал им. Не удивительно, что сдвинутый на 1 января, прижился. Зима, время отдыха, почему бы и не попраздновать. Старый, кстати, отмечали с размахом и без понуканий, да и в XXI веке тоже. Только это называлось проводами зимы. Вот такие выкрутасы.

Потому и мне не хотелось его замечать, а подсознательно отсчитывал, как привык. Хотя если честно, зимой можно обойтись и рождеством, лучше всё-таки вернуть его на 1 марта. Всё равно ведь отмечают. А всё церковь. Борется она, видите ли, с языческими традициями. Со здравым смыслом она борется. И ведь ничего не сделаешь, реальной власти нет.

Завтра Рождество, кстати. Настроение предпраздничное, и, кажется, ничего его не может испортить. Чтобы так стало, очень много пришлось сделать. Перемены, пришедшие со смертью Глинской, пугали, но человек и не к такому привыкает. Вот и я приноровился. Всё не так страшно оказалось, как думалось в 1538 году.

— Батюшки святы! Не иначе чего приключилось! — Перекрестившись, воскликнула Таисия.

— Чего там? Чего молчишь? — Это уже я к ней пристал.

М-да, начинаю заборзевать. Сам уже ничего, почитай, и не делаю. Вот и сейчас послал её посмотреть, чего там во дворе собаки так разбрехались. А за окном тем временем стал раздаваться визг. Видать животинкам досталось, за особую ретивость.

— Там бояре и другие видные люди Московские, а воев, до края.

— Откуда они здесь? Ты чего несёшь? Не уж-то войной куда собрались? — Проговорил я, сорвавшись с места, устремился к окну.

Народу было и впрямь море. Подозреваю, тут, в Коломенское, отродясь столько не захаживало. Из группы бояр вышел один, и направился в сторону крыльца. Хм, а в рядах бояр-то единства не наблюдается… Вон, как иной раз друг на друга зыркают.

— Ох! Чего это я! — Подхватившись, вернулся на своё место.

Вовремя. В низкую дверь прошёл, скорее, протиснутся, человек невысокого роста, в котором трудно было не узнать князя Василия Шуйского. Круглое его лицо не могло скрыть следы решительности и властности. Тяжеловато было ожидать другого выражения от Первого Думского Боярина, фактически главы Думы.

Ведь именно ему было передано, по завещанию Василия 3, регентство. Только решительные действия Телепнёва-Оболенского позволили оттеснить его от власти в тот момент. Молодой князь фактически совершил тогда переворот в пользу Глинской. Но даже его решительности не хватило, чтобы свалить такого гиганта. А трепаться языком Шуйский не любил, предпочитая действовать. Ещё вчера, после смерти моей матери, посадил своего молодого недруга в темницу и буквально в несколько часов вернул себе власть.