Время Полицая

Воцарилась пауза. Вадиму казалось, что его тело набито ватой. Он был букашкой, расстреливаемой свысока. К тому же, на пределе - еще пара пинков под зад, и он заревет. По-настоящему, предательскими слезами.

– ...Все это так, - залепетал он.
– Наверно, я тратил много. Я не думал. Я не считал... Я не думал, что... что все это придется отдавать... Я...

Каждое его слово било по голове батьки невидимой дубиной. Последнее откровение Вадика сразило его наповал:

– Но почему, бес окаянный?!
– взревел он, покрываясь пятнами негодования: - Почему вы "не думали, что все это придется отдавать"?!! А?!!!

На раскаты грома в дверь постучали. Палычу было не до двери - он пропустил стук мимо ушей, - поэтому она без разрешения приоткрылась, и в дверном проеме возникла круглая как солнце и застриженная как английский скверик башка Александра Шакирова, нового начальника охраны и главного телохранителя президента.

– Потому что… - Вадим глядел по сторонам, лишь бы не показывать папе успевшие намокнуть глаза.
– Потому что я, короче, считал тебя... вас, своим отцом.

– Меня?!!

– Да.

– А... Прошу прощения, откуда такая блажь? Спасибо, разумеется, за честь, и все же…

– Это не блажь. Это правда.

– О, ля-ля!

– Не знаю, кому это было выгодно. Что-то случилось... А до этого, ну... Я, правда, был твоим сыном. Иначе я бы сейчас здесь не стоял. Я не самоубийца.
– Он посмотрел на застрявшего в дверях бандита.
– Мою мать звали Ольгой Петровской. Она умерла двадцать четыре года назад, когда мне было семь месяцев...
– Его нос предательски захлюпал.

Оборвав речь на полуслове, Вадим отвернулся. Батя, наконец, заметил громилу Александра, и ему стало неловко. Чтобы замять недоразумение, он запечатлел на физиономии коммерческую улыбку на все случаи жизни и попытался отделаться шуткой:

– Так вы, плюс ко всему, законный? Брат Пола?

– Никакой я ему не брат. Но я законный. Законней не бывает.

– Саша, ты свободен, - попросил Палыч, кивнув начальнику охраны.

Круглолиций Саша плавно исчез.

– Полицая не должно было быть, - кое-как справившись с соплями, заявил Вадим.
– Должен был быть я. Полицай - это иллюзия, в реальности его не существует. На самом деле, Полоцкий - это его, а не моя фамилия, мы с ним вместе служили в Венгрии, он был прапорюгой по кличке Полицай. Как он здесь оказался вместо меня, я понятия не имею.

Из всего услышанного Романову старшему достойным внимания показался один прелюбопытный фактик (все прочее, на его взгляд, было бредом идиота): "семь месяцев" - паразит угодил в самую точку. Вряд ли кто еще мог с такой точностью угодить, даже Полицай, который тоже остался без матери в семь месяцев.

– Оля умерла, когда Полу было семь месяцев, - подтвердил отец.
– Откуда у тебя такая информация?

– Мне, а не Полу было семь месяцев! Мне!

– Сколько тебе лет?

– Двадцать пять.

– По-твоему, ты мог родиться через пять лет после смерти своей матери?

– Она умерла в шестьдесят шестом году. В тысяча девятьсот шестьдесят шестом. И называла тебя Люшей, - уверенно заявил самозванец.

– В шестьдесят первом, - Отец отрицательно замахал рукой.

– Вспомни, я прошу тебя: в шестьдесят шестом, - настаивал Вадим.

– Ты мне будешь доказывать, в каком году погибла моя первая жена?

– ... Если ты не будешь мне гнуть, что я родился через пять лет после ее смерти.

И тут произошло чудо: сын увидел в глазах отца искру неожиданного потрясения. Действительно, одного легкого движения извилинами в голове Романова старшего хватило, чтобы оцепенеть: факты говорили о том, что он, ну, никак не мог встретить Ольгу Петровскую ранее, чем двадцать шесть - двадцать семь лет назад, по очень простой причине... Всю первую половину шестидесятых годов он провел на стажировке за границей, где у него была... другая девушка. Немка Дези Зютер! Поблизости просто не было рускоговорящих дам!!

Короче, Илью Палыча Романова, пятидесятитрехлетнего толстяка со спокойными земными глазами, неожиданно втянули в беседу столь необыкновенную, что он сам того не понимая, перешел с прохиндеем на «ты». Контролировать разговор он уже не мог, но и прекратить его, ссылаясь на отсутствие предмета, тоже. Откуда ни возьмись, стали всплывать такие диковинные факты, которые просто необходимо было расставить по своим законным местам и датам - во времени и пространстве. Этот самозванец со сломанным носом, похоже, на полном серьезе решил претендовать на семейную должность Полицая...

– Что значит, Полицая не должно было быть?
– переспросил отец, меняясь в лице.

– А тебе нравилось считать его своим сыном?

Палыч не смог ответить. Появилась, вроде, одна фраза, но она застряла поперек горла.

– Тебя подставили, папа! А ты даже не заметил! И меня подставили. Этим Полицаем всех подставили. Ты хоть раз задумывался, какую мразь пригрел? Любил, блин! Ну, папа, я с тебя угораю! О мама моя, если б ты это видела!

– Вот что, хватит!
– скомандовал Палыч.
– Довольно! Я сыт по горло. Скажи прямо: тебе не нравился Пол, поэтому ты его убил?

– Его?! Разве, его можно убить?! Ты что?! Вспомни Полицая, посмотри на меня.

– Тогда кто это сделал?

– Понятия не имею.

– Но как...

– Никак. Меня здесь не было почти три недели. О том, что его прикончили, я узнал только сегодня.

– От кого?

– Из надежного источника. Ошибки быть не может. Если б я не был в этом уверен, я бы сюда не заявился.

– Это ясно... А скажи, второго декабря Полицай к тебе приезжал?

– Нет, - твердо соврал Вадик.

– А звонил?

– Да.

– Он должен был приехать.

– Я так и понял. Знаешь, мне что-то не светило сидеть дома, чесать пятки и ждать Полицая с автоматом Калашникова.

– Ясно, - повторил Палыч, беспокойно заерзав в кресле.

Он сомневался. Убирать с дороги этого барана, добровольно посетившего офис, уже совершенно не хотелось, кем бы он ни был. Но и отпускать на все четыре стороны - тоже не с руки.

– А документы? Паспорт у вас есть?
– спросил отец.

– Должен быть.

– Можно взглянуть?