Время Сомнамбул

"Истеричка", - подумал врач. Он сел за стол, но она не уходила, заставив его импровизировать.

– Я уже сказал вам, что делать до МРТ. Повторить?
– Она отрицательно мотнула головой.
– Займитесь собой, встречайтесь со старыми друзьями, завяжите новые знакомства, готовьте себе что-нибудь вкусное, хорошее питание, прогулки на свежем воздухе и...
– у него чуть не сорвалось "здоровый сон", хотя и "прогулки"-то были лишними, - э-э...
– он на мгновенье смутился - будем надеяться, всё пройдёт и без медицинского вмешательства.

– Вы, правда, в это верите, доктор?

– Конечно. Главное не терять надежды. Ваш случай, похоже, типический.

Он произнёс это убеждённо. Женщина, наконец, ушла, а он подумал, зачем соврал. И о том, что говорил лунатикам, приходившем раньше. Их очередь не кончалась, а он повторял это из дня в день, те же слова, всю сцену, в которой был единственным актёром. Он довёл её до автоматизма, так что она ему обрыдла, просто сидела в печёнках. Так зачем он лгал? Он же был уверен, что МРТ и в этом случае ничего не покажет.

Лунатизм забирал медленно, но верно, и через неделю после заражения они уже не понимали, что больны, не отдавали отчёта в произошедшем с ними, убеждённые, будто так было всегда. Их становилось всё больше. В случайное совпадение уже никто не верил. Перечисляя заражённых, сбивались со счёта, впадая от этого в отчаяние. И разговоры в кафе были только о них.

– Ничего удивительного, - близоруко щурясь сквозь толстые очки, говорил школьный учитель, преподававший в городе биологию и по совместительству историю, - птица-фрегат совершает без посадки многомесячные перелёты, продолжая парить и во сне, а волки, случается, спят на бегу. Это называется дробный сон. Природа предусмотрела жизнь с отключённым сознанием. Да и что такое сознание? Это штука тонкая. У одних оно одно, у других - другое. У насекомых вообще есть только нервные окончания. А у млекопитающих мозг разный, как по объёму, так и по количеству извилин. Как составить шкалу сознания? И как определить меру интеллекта?
– Ему крутили у виска, но он, поправив на переносице очки, гнул своё.
– Известны случаи, когда солдаты во время длительного марш-броска засыпали на ходу - вот только что они шли лесом, и вдруг - поле. А Будда вообще считал, что большинство людей проводит жизнь во сне, делая всё по инерции, автоматически, а пробудившихся, таких, как он сам, единицы.

– Довольно! От твоих разговоров и здоровый уснёт, - обрывали его.
– Чокнулся ты, как и твой Будда.

Учитель, насупившись, смолкал. Сняв очки, он начинал протирать их обшлагом пиджака. Человек он был немолодой, выпустивший не одно поколение школьников и всем хорошо известный. Его хлопали по плечу.

– Да ты не сердись, все же взвинчены. И хватит умничать. Делать-то чего?

Учитель пожимал плечами. На этом беседа обрывалась. Но однажды её продолжил мордатый ночной сторож из портового склада.

– То-то и оно. И не так всё безопасно, как говорит врач. Разве тебе не случалось во сне убивать? Хоть раз всем доводилось. И воровать. И насиловать. Тогда в ужасе просыпаешься, ну, я так точно. А у них - так он назвал заболевших, подсознательно отделив от здоровых, - это может случиться и наяву. Запросто! Раз они не различают сна и яви, сам сказал. Мало ли что ему в голову придёт: возьмёт ружьё и застрелит. Грач-то, небось, не утратил навыков с полста шагов попадать в глаз белке. А как их судить? По совести, никак - каждому может пригрезиться. Нет, надо срочно ввести карантин. На первых порах провести перепись...
– Он запнулся.
– Сомнамбул - подсказал учитель.
– Ну да, их. А потом согнать в старый рыбацкий посёлок и отгородить.

– Колючей проволокой, что ли?
– хмыкнул учитель.

– А хоть бы и ей. В целях безопасности. Им самим так будет лучше. Опять же дома там одноэтажные, для них в самый раз.
– Учитель посмотрел непонимающе.
– Ну как же, не дай бог, во сне выйдут через окно, так не разобьются. В общем, и нам спокойнее, и их убережём от греха. Разве нет?

Учитель пожал плечами.

– В посёлок, говоришь. Там же Варгины живут, пока никому не мешают.

– Вот именно пока! Откуда ты знаешь, что они завтра выкинут? К ним надо таких же подселить, пусть сами разбираются.

Допив рюмку, учитель нацепил очки и сухо откланялся. А вечером того же дня мордатый сторож проспал свою смену. Не вышел он на работу и на следующий день, пополнив список сомнамбул, став в нём номером N. Обследовавший его врач сразу увидел хорошо знакомые ему симптомы, и сходу вынес неутешительный приговор. Безжалостно, как умеют это делать врачи. Мясистое лицо ночного сторожа исказил страх.

– И что же делать?
– растерянно пробормотал он.

– Если бы я хотел вас обмануть, то сказал бы - лечиться. Но, боюсь, никто не знает, как. И я в том числе.
– Он сделал паузу, надеясь, что пациент уйдёт, но тот продолжал ёрзать на стуле, съехав на край, как виноватый школьник.
– Остаётся ждать.
– Врач брякнул первое попавшееся, лишь бы не молчать.

– Чего ждать?

– Развязки. Той или иной.

"Все же ждут смерти, - хотел добавить он.
– И ничего, живут". Но это было бы уже чересчур. Да, это было бы жестоко, хотя и ни на йоту не отступало бы от правды. Кто бы с этим поспорил! Но одной правдой, как говорится, сыт не будешь, а других накормишь, разве до блевоты. Нельзя сказать, чтобы врачу доставляло удовольствие мучить заражённых сомнамбулизмом, но сострадания к ним он точно не испытывал. Следуя расхожей среди медиков практике, он выстроил стену между собой и ними, внушив себе, что иначе не справится со своими обязанностями. "Я должен воспринимать чужую боль отстранённо, с холодной головой, иначе не смогу лечить", - изо дня в день твердил он как мантру. Но что означало "лечить" в данном случае, ответить себе не мог, и потому всячески гнал эти мысли. И всё же подчиняясь больше чем долгу, выработанной десятилетиями привычке, он заводил медицинские карты, куда записывал историю болезни - одну и ту же для всех сомнамбул. Течение болезни, от генезиса до хронической стадии, полностью копировало первый случай. Никакой статистики, никакого разброса. Для науки всё было однозначно и скучно. И медицинские карты дублировали одна другую, различаясь только именами. Дома врач тоже вёл записи, но гораздо тщательнее, с большей свободой добавляя в них свои наблюдения и делал предположения, недопустимые в официальных бумагах. "Температура у больных не повышается, это значит, что вирус, если только это вирус, остаётся невидимым для организма, который с ним не борется. Каким-то неизвестным образом, он обходит иммунную систему, однако, не поражая её, как СПИД, иначе наблюдался бы иммунодефицит, приводивший к смерти от малейшей простуды. Такие случаи, однако, пока не выявлены. Вирус не делает исключений, одинаково поражая мужчин и женщин, другими словами пол здесь роли не играет. По этому признаку предпочтений в изучаемых группах не выявлено. О влиянии возраста судить пока трудно. По предварительным наблюдениям детей болезнь не затрагивает, по неясной причине ей не подвержены и подростки. Это странно, потому что обычный сомнамбулизм распространён в основном среди особей, не достигших половой зрелости. Впрочем, они, возможно, не заразились пока чисто случайно, как и я". Отстучав на компьютере эту фразу, врач замер, поражённый очевидной, но пришедшей ему в голову только сейчас мыслью. Она на мгновенье парализовала его, однако он нашёл в себе мужество дописать: "То, что я пока здоров, случайно вдвойне, ведь я обследовал с десяток заражённых лунатизмом, имея с ними непосредственный контакт. Или я уже инфицирован, но мой организм, более устойчивый, чем у других, борется с вирусом? Неизвестно ведь какой особенностью должен обладать в этом случае иммунитет. Возможно, не последнюю роль играют психика и интеллект". Дальнейшее он только подумал, но записывать не стал: "А кто сообщит мне о лунатизме, если я каждый вечер из страха запираю дверь на ключ, который прячу в разные места? Прячу от себя, так что по утрам долго не могу его найти". По привычке, сложившейся ещё со времён, когда компьютер был в диковинку, врач распечатал очередные листы своих наблюдений, положив их в пухлую папку на столе.

К концу весны, когда по промёрзлой земле кое-где уже побежали ручьи, а талый снег повис сосульками на крышах, колошматя капелью лужи, болезнь поразила уже с полсотни человек - цифра для маленького городка огромная. И это всего за полтора месяца своей оккупации! Парализованные, власти бездействовали, неизвестно чего опасаясь больше - болезни или, в случае объявления эпидемии, непременно возникшей панике. Наконец, городской глава вызвал врача.

– Что это такое?
– затараторил он без предисловия.
– Болтают много, но хотелось бы знать мнение специалиста. С чем мы столкнулись?

Набрав в лёгкие воздуха, врач медленно выдохнул.

– За последнее время ко мне обратилось множество людей с одинаковым анамнезом. Налицо все признаки сомнамбулизма. По-другому, снохождения, а в просторечье - лунатизма. По разным оценкам им страдают несколько процентов населения земли, в основном дети.
– Сев в кресло напротив городского главы, он забросил ногу на ногу, и заговорил нарочито медленно, сбивая чиновничий напор.
– Но эта разновидность особая.
– Он сделал паузу, полез в карман за сигаретами, но вспомнил, что уже год как бросил курить. Городской глава нетерпеливо заёрзал.
– При этом учтите, что и само явление сомнамбулизма ещё слабо изучено.
– Врач стал покачивать ногой.
– Я сделал, всё что мог. Все анализы, все показатели в норме. Даже МРТ ничего не выявила.
– Он снова сделал паузу.
– Даже МРТ.

Городской глава сбавил тон.

– Не сомневаюсь в вашей компетентности, но поймите и наше беспокойство. Больница уже забита, хотя многие инфицированные предпочитают оставаться дома. Буду откровенен, да вам и самому это известно, масштабы эпидемии катастрофичны.
– Он посмотрел испытующе.
– Скажите, есть надежда, что всё пройдёт само?

Врач посмотрел непонимающе.

– Ну, уляжется без нашего вмешательства.

Городской глава нетерпеливо закусил губу.

– Откуда мне знать?
– Врач развёл руками.
– Я не нейрохирург, но мне кажется, этого вам никто не скажет.