Время созидать

…На премьеру «Мышеловки» ее едва ли не силком потащил мастер Тиам – отвлечь от работы. Театр Этто был забит до отказа. Она точно так же стояла – тех, кто заплатил больше, пускали ближе к сцене, но и только. Дама в красном бархате – Тильда почему-то запомнила ее очень хорошо – постоянно задевала ее локтями и извинялась, произнося слова округло, с северным акцентом. Все смеялись, пихались, между зрителями толкались разносчики… Кто-то говорил, что стихи дурны, кто-то сетовал, что нынешние сочинители перестали обличать власть и ударились в истории о любви и мести, кто-то требовал вычурности в оборотах. Но это была удивительная, страшная история, построенная так же просто, как и умело, и все сцены в ней служили общей идее.

Домой в тот вечер они шли под снегопадом – редкость в Даррее! Снег валил крупными хлопьями и так густо, что выстилал белым грязные улицы, а слова звучали в Тильде громом и тишиной.

Интересно, где актеры нашли списки? Пьесы Эбии не издаются. Наверное, хорошо заплатили тому, кто слушал и запоминал слова, а потом еще и перевел на хардийский…

– Призрак, что ли? Посмотри! Умора! – Ее за рукав потянул Саадар. Тильда взглянула на него и не смогла сдержать улыбку: кажется, действие, происходящее на сцене, приводило Саадара в такой восторг, какого она еще и не видела.

Призрак подвывал и брякал цепями, и, как ни взывали к нему двое со шпагами, говорить с ними не соблаговолил. Вот сейчас главный герой вернется в отчий дом, в котором заговор созрел и томился – так томится своей зрелостью плод перед тем, как сгнить. Потом поссорится с матерью, питаемый ненавистью и жаждой правды. Прикинувшись безумцем – или на самом деле сходя с ума – убьет дядюшку-наместника…

– Я скромное местечко занимаю, не наверху и не внизу… – слуга разговаривал с принцем.

– А где ж?

Слуга показал на пах, и толпа взорвалась хохотом. Тильда глянула на Саадара – он тоже смеялся над шутками. Но разве это смешно?.. Тильда сжала руки – она знала исход трагедии. Закусила губу.

– Ты чего?.. – Саадар тронул ее за плечо.

Тильда попыталась сдержать вздох – ведь он не виноват, что не понимает, что ему смешно смотреть на все эти шуточки и не видеть тот смысл, который Эбия вложила в пьесу.

Саадар обнял ее за плечи. Наклонился к уху, шепнул:

– Тебе не нравится? Не так играют, да? Не так, как положено? Хочешь, пойдем? Не будем смотреть.

– Нет, нет… – Тильда удержала его руку. – Все вовсе не… Все хорошо. Правда!

Саадар как-то неуверенно помолчал, потом выпалил:

– А чем все закончится?..

Тильда прижала палец к губам: буду молчать, смотри сам.

Действие – знакомое и незнакомое одновременно – захватило ее. Вот сцена на кладбище: хоронят возлюбленную принца. А вот дуэль, во время которой раскрывается хитрый план короля, и яд разит не того, кого стоит сразить ядом. Раненый принц, раненый его соперник, убитая мать – толпа ревела, требуя расправы над всеми злодеями.

Вокруг кричали, хлопали, стучали чем-то. Успех «Мышеловки» был оглушительным в самом прямом смысле слова.

На сцене убитый Принц встал, откланялся, широко и весело улыбаясь.

– На убийства-то кто не любит глазеть, – тихо сказал Саадар, хотя Тильда ждала от него вовсе не таких слов. – Чтоб крови побольше. Пострашнее.

Больше он ничего не прибавил.

– А ты?..

– А я насмотрелся. – Он пожал плечами.

Гудящая веселая толпа вынесла их на площадь, под пляшущий свет факелов и костров. Они шли рядом – рука в руке – и молчали.

А над городом опрокинулась глубокая, полная звезд ночь. Такая, как в Файоссе – живая, огромная, дышащая морем. Такая, как тысячи лет назад, во времена Ушедших с их храмами из белого мрамора и колоссальными амфитеатрами, в которых люди собирались смотреть трагедии Леонта и комедии Нирха.

Мысли уводили туда, на родину – к руинам под резкими тенями платанов и пирамидальных тополей, к задаче, о которой думалось неустанно. Как возвести купол, сохранив общий объем, так, чтобы купол при том не провалился?.. Что знали Ушедшие, что ускользало от нее?..

– Я тут подумал… История-то эта не про убийства, да? – Саадар оборвал ее мысли тихим спокойным голосом. – И ведь, понимаешь, это хорошо – что не о том. Люди поглазеют, посмеются, а потом да и призадумаются.

– О чем же это тогда, по-твоему?..

– Что нельзя так жить, – уверенно ответил Саадар. – Как тот король. Брать что хочешь…

– Все верно. – Тильда улыбнулась. – Эта история о нас. Такое отражение в зеркале. Не каждый это понимает.

Саадар рассуждал очень наивно, просто – иные из тех, с кем Тильда была знакома в прошлом, могли бы построить теорию изящную и сложную, полную рассуждений о благе и зле, и о мере того и другого в человеке. Но какой прок в теориях, если за ними – все те же похоть, себялюбие, жадность, жажда мести?..

– Да чего понимать?.. Этот Принц – он все время ходил с фонарем – затем, что искал правды, а найти не мог…

На миг мир замер. Перестали шуршать широкие листья пальм, застыли, не дыша, звезды, притих и затаился огонь лампады в реликварии на перекрестке. Понимание ударило в грудь, выбив дыхание.

– Конечно… Фонарь! Стрельчатая арка и фонарь!

Тильда улыбалась темноте, в очертаниях которой видела Элью Веспу: храм плыл над городом, всей цветной мраморной громадой, уже без малого пятьдесят лет ожидающий своего завершения. Она видела купол, словно проведенный светящимися линиями, простой и изящный восьмигранный купол с окном-фонарем на вершине.

То, что Саадар стоит рядом и смотрит обеспокоенно, Тильда поняла не сразу – только когда он дотронулся до плеча.

– Я не так что сказал?.. Если не так, то ты уж объясни…

Тильда порывисто обняла мужа, целовала его колючие щеки, не попадая губами в губы, а радость рвалась, билась, пульсировала горячим и ясным сгустком в ладонях, в животе.

– Ты удивительный, ты это знаешь?..

Саадар смущенно пробормотал что-то одновременно похожее на «нет», «наверное» и «ерунда» и крепко-крепко обнял.

18

Прошло еще три пятидневья, и идея, сначала почти безумная, потом – едва выполнимая, крепко утвердилась как лучшая из тех, что имелись у Тильды.

Три пятидневья она провела в работе над чертежами: вряд ли одна идея впечатлила бы Дерека Шанно.

А ей хотелось его впечатлить.

Впрочем, ранним утром господина Шанно могла бы впечатлить только чашка крепчайшего кофе: таким заспанным он выглядел, появившись в кабинете, запахивая на ходу расшитый шелковый халат.