Время старого бога

Но когда он заглянул в дверь, в маленькой прихожей была лишь тишина да дохлые мухи на подоконнике. Верный знак, что миссис Томелти нет в живых, подумал Том. С потолка свисала паутина, а в углу лежали увядшие листья еще с прошлой осени, сухие, словно пергамент. На полу — письма в конвертах. Тлен и запустение.

Это вселяло тревогу. Старый замок словно поглощал людей, замуровывал в безмолвие. Досадуя на свою глупость, Том поплелся к себе в квартиру. Но на полпути он услышал шум с дороги, как написал бы в своем отчете Билли Друри. Тонкий мальчишеский голос: “Нет, нет”, — следом грубый, повелительный мужской, хлопнула дверца машины, за ней другая. Когда Том добежал до ворот и посмотрел на дорогу, машина уже мчалась прочь в слепой спешке. Мальчик додумался открыть треугольное окошко сбоку, такое крохотное, что даже голову не высунешь, и Том услышал древнее слово, пропитанное древним ужасом: “Помогите!”

— Стой, стой! — прокричал Том как образцовый полицейский и бросился следом за машиной. И бородач обернулся и бегло взглянул на Тома, а лицо было у него красивое и насквозь порочное. Том прикинул, что Кольемор-роуд, вдоль которой с обеих сторон припаркованы автомобили, еще на сто метров впереди свободна, а дальше не проехать, слишком много людей и машин. И Том припустил бегом; было тяжело, но в то же время он ощутил странную бодрость, будто снова стал молодым полицейским. Ноги словно сами несли его.

Вскоре машина вынуждена была остановиться, иначе пришлось бы протаранить с десяток других автомобилей. И тут появилась мисс Макналти — возвращалась, наверное, с работы, Том еще издали ее узнал по развевающимся черным волосам; она подлетела к машине, рванула дверь. Вот и хорошо, подумал Том. То есть нет, ничего хорошего — ее муж вытолкнул из машины ребенка, а когда мисс Макналти кинулась к нему, сбил ее с ног мощным ударом. С размаху. Вот ужас, вот глупец! Так обращаться с женой! Том был поражен, но, впрочем, что тут удивительного? Он все бежал и, несмотря на прилив сил вначале, уже запыхался. Ноги жгло огнем, а воздух от зноя был густой, словно мед. Со лба катился пот, заливая глаза. Боже, он забыл, что он старая рухлядь! Но он все бежал и бежал. Быть может, у него сейчас откажет сердце — и ждет его конец, нелепый и позорный.

Муж тем временем, отшвырнув жену, поволок ребенка вниз по склону к пристани. Склон был метров шесть высотой, и к портовой стене вела крутая каменистая тропка, что вилась меж рыбацких лачуг. Том, добежав наконец до брошенной машины, кинулся на помощь мисс Макналти. Он не понял, жива та или нет. Во всяком случае, без сознания. Он перенес ее через дорогу на травянистый пятачок, бережно уложил. На помощь подоспели две женщины, склонились над ней. Вот и все, что он мог сделать. Он попросил их позвонить в “скорую” из гостиницы “Кольемор”, сказал, что он бывший полицейский, хоть они и не спрашивали, и подбежал к пирсу, посмотрел вниз. На крохотном пляже пасся единорог миссис Томелти. Том не обратил на него внимания. А тот тип уже залез в лодку на переправе (лодочника нигде не было видно) и дергал за трос, пытаясь завести мотор. Мальчик сидел позади него в лодке и плакал, вцепившись в сиденье, как будто слезы могли помочь делу. Взревел мотор, и на шум выскочил из будки лодочник, заозирался в тревоге, как пастух, учуявший конокрада, но было уже поздно. Хлипкая лодчонка, весельная с навесным мотором, устремилась в пролив.

Но что он делает, идиот? Что он задумал? Убить ребенка в лодке? Утопить? Бросить в море? Разве может отец убить своего ребенка? Этот может, подумал Том. Так как ему помешать? Рядом не было ни одной лодки, тем более с мотором. А утлая посудина была уже на полпути к острову. Так вот куда он собрался? Сюда бы вертолеты, быстроходные катера, береговую охрану — но увы, никого, ничего, лишь безмятежный летний день в Долки.

В отчаянном порыве он повернул обратно к дому. Кольемор-роуд забирала чуть вверх — подъем вроде бы совсем пологий. Это стало для него мукой, пыткой, боль разрывала изношенное тело. Казалось, бежал он вечность — ноги не слушались, а воздух был вязким, как патока. Вот она, настоящая боль, черная, изматывающая. Но ему было все равно, все равно — страдать так страдать, отчего бы ему не страдать? За две минуты этого беспощадного марафона он добежал до флигеля Макгилликадди и, взмыленный, несчастный, вскарабкался по лестнице на балкон. Почти с облегчением подошел он к винтовке на подставке, направил отличную оптику на мальчика с отцом. Те уже достигли острова, и видно было в окуляр, как отец привязывает лодку. Мальчик по-прежнему сидел на скамье. Том прикинул в уме. Сколько раз ему как следователю приходилось делать подобные расчеты. Ребенок в опасности. Том проверил, зарядил ли Макгилликадди свою винтовку. Отодвинул затвор, и, словно колибри, вылетела из ствола пустая гильза. Меж тем отец, привязав лодку, повернулся, чтобы высадить мальчика. Верный выстрел. Триста метров. Спокойно, Том. У тебя всего одна попытка. Теперь замри, как балерина на пуантах. Не шевелись. Молитва стрелка… вдохни… не дыши… А теперь стреляй.

Ах, Томас Кеттл! Вернувшись к себе, он устроился в кресле и стал смотреть на остров. Спустя примерно полчаса он увидел, как пронеслась через пролив долгожданная спасательная лодка из Дун-Лэаре и забрала мальчика. Том ждал береговую охрану, а еще лучше — вертолет, полицейский или “скорой помощи”. Страшно было представить себя на месте мальчика, на глазах у которого убили отца. Ужас, слов нет. Том размышлял об этом, а пока он размышлял, никто за ним не приходил. Ни мисс Макналти, ни кто-то еще. Ни ее отец, ни Макгилликадди, ни коллеги-полицейские. Ни одна душа. Том подумал: я сам по себе, я сам по себе никто. А раз никто, вот никто и не приходит. Значит, так тому и быть. Но за ним точно придут, просто еще не время. Плетеное кресло под ним казалось удивительно мягким, точно подстраивалось под изгибы тела. Он зажег последнюю сигару, закурил почти бесшабашно. День догорал, за спиной у Тома садилось солнце, а перед глазами простиралось бесконечное море, чуть подсвеченное закатом. Маяк за островом смахивал на трубу парохода, что вечно отправляется в путь. Вечно собирается плыть, но никуда не плывет. Бакланы, как всегда, сидели на камнях, спокойно и доверчиво. На острове поднялась суета, прибыло еще судно, и наверняка здешняя полиция обратится за помощью — возможно, даже на Харкорт-стрит. А может, и нет. Ребята из Уэксфорда, Уиклоу, южного Дублина работают не хуже. Станут искать, откуда стреляли, и наверняка найдется кто-то с хорошим глазомером, проследит траекторию от балкона Макгилликадди — Том от души надеялся, что музыканта не арестуют. Вряд ли это разумно, оставлять на балконе без присмотра заряженную винтовку. Мальчик жив. Таково было его молчаливое обещание, данное мисс Макналти, защитить ребенка от нависшей опасности. Не из чувства профессионального долга, это был его тайный, личный долг: всех детей нужно оберегать. Дети нуждаются в безопасности и, по возможности, в любви. Угрожать ребенку, причинять страдания ребенку — нет страшнее преступления перед Богом и людьми. Такое нельзя оставлять безнаказанным. Ребенок — человек маленький по определению. Кто вступится за ребенка? Кто встанет на его защиту? Тому казалось, в самой непроглядной тьме дел человеческих, что он мог бы ответить: я. Он и ответил. В минуту кристальной ясности, прозрачную, как это море, четкую, как этот остров в солнечных лучах. Минуту эту он встретил выверенным действием. Мальчик спасен. И в ту минуту он понял, что подготовил почву и для своего спасения.

Было уже одиннадцать вечера. Никого бы не удивило, и его не удивило тоже — он словно наблюдал за собой с высоты, — что он спустился через сад мистера Томелти к бетонным плитам у берега и в нелепых своих желтых плавках зашел в воду. В этот раз, в виде исключения, он устремился в пролив, отбросив “правило трех метров”, установленное Винни. Вода была теплая, волна сильная. Плыть в соленой воде было легко, он словно лежал на ней, как будто море — допотопный надувной матрас. Вдруг ему вспомнилось все, что он любил в жизни, в противовес всему, что его мучило и тяготило — и переполнило сердце, придало сил. Он знал, что водоворот находится к югу от острова и придется вовсю грести против течения, чтобы туда добраться. Плыть нужно долго и упорно, нельзя расслабляться ни на секунду. И вся его любовь к Джун нахлынула с новой силой, словно в сердце веселой толпой ворвались посланники с добрыми вестями. Любовь к Винни, что оказалась сильнее смерти, и любовь к Джо сообщали ему небывалую полноту бытия. Над ним сияла великолепная, живительная луна. В ночном небе не видно было ни облачка. Со всех сторон на воде плясали серебристые лунные блики, словно мелкая рыбешка, что в августе привлечет сюда скумбрию, а заодно и ребят с удочками. И так будет во веки веков, будут все эти маленькие чудеса жизни. Он продвигался вперед сильными, уверенными гребками и вовсе не чувствовал усталости, лишь стремление к цели. И торжество победы. Как только он достигнет водоворота, путь назад будет отрезан. Он искал милости водоворота. Всю жизнь он чувствовал себя должником высших сил. Он выпросил себе Джун, но за это очутился в неоплатном долгу. Все друзья, все, кем он восхищался, были в его жизни не просто так, а на определенных условиях. Он страдал, как всякий человек, но, помимо страданий, ему выпало и бесконечное счастье. Теперь настала пора расплаты. Он взял у водоворота взаймы, а сейчас вернет долг.

Когда он достиг воронки, то был поражен, как легко его закрутило, как в долю секунды повлекло к центру. И потянуло глубже, глубже. Он не ожидал, что и под водой тоже можно дышать. Он стал гибким, стремительным, словно дельфин. Он погружался на глубину, затем его повлекло вверх, вверх, и он очнулся в своей постели.

Он сразу же понял, где он. Только что был в воде, а теперь проснулся. Очнулся, вынырнул из сна. Неужели ему приснилось, что мальчик в опасности, как приснился и небывалый этот заплыв? В человеческих ли это силах, переплыть пролив, как переплыл он сейчас? Может статься, что и нет.

Из-за стены лился “Кол Нидрей”… А выстрел из винтовки точно был, в этом он не сомневался. И гордился этим выстрелом. Триста метров! Уложил, словно баклана! В комнате было темно, однако по отсветам в окне он понял, что сейчас раннее утро, рассвет только разгорается, солнце встает далеко на горизонте, древнее, вечное солнце. Он покачал головой, дивясь собственной глупости, протер заспанные глаза и тут увидел, что в кресле возле кровати сидит женщина. И смотрит на него. Без сомнения, он ее узнал. Руки ее покоились на коленях, как всегда, он не мог ошибиться. Она была в шаге от него — почему он сразу ее не увидел? И не нужно говорить, и не нужно, чтобы она говорила, до того все естественно, обыденно. Платье она надела подходящее для лета, для этого странного лета. И выглядело оно как новое — свежее, нарядное. Минута шла за минутой, в комнате становилось светлее, и из полумрака проступило ее лицо. Лицо, чьи очертания действовали на него как ни одно лицо на свете. Его накрыло пронзительное, неземное счастье. Словами не передать, как он был благодарен. Он возносил хвалы всему и вся, богам и людям. Она была совсем близко — протянула руку, положила на одеяло. Она улыбалась прежней улыбкой… Боже, ему будто впрыснули наркотик. Рука была смуглая, изящная — если тоже протянуть руку, сможет ли он ее коснуться? И если коснется, что это значит? Он боялся шевельнуться — вдруг она исчезнет? — но все-таки рискнул, протянул руку и в тот же миг ощутил тепло ее ладони. Он хотел с ней заговорить, но руки уже сказали все, что нужно. Как в день первой встречи в исчезнувшем кафе — и в то же время он понял, что знает о ней все, до самых глубин. Как же это странно! И до чего же весело, какое же это дивное, шальное счастье!

Примечания

1 Портовый пригород Дублина, соединяет паромной переправой Дублин с Уэльсом.

2 В ирландской полиции оружие есть только у 25% сотрудников (у огневых групп поддержки и у следователей, дослужившихся до звания инспектора).

3 Пригород Дублина, соседствует с Дун-Лэаре, но находится чуть дальше от моря.

4 Приморский городок в 15 км от Дублина, один из самых живописных городов Ирландии.

5 Колонна Нельсона в Дублине — копия колонны на Трафальгарской площади Лондона, венчаемой статуей адмирала Нельсона. В 1966 году, в годовщину Пасхального восстания, была взорвана террористами.

6 Raindrops Keep Falling on My Head (1969) — песня, написанная Бертом Бакараком и Хэлом Дэвидом для фильма “Бутч Кэссиди и Сандэнс Кид” с Полом Ньюменом и Робертом Рэдфордом, получила “Оскар” как лучшая оригинальная песня для кино. Исполнитель — Би Джей Томас. На русский язык песню перевел Эмиль Горовец.

7 Один из южных пригородов Дублина.

8 Приюты Магдалины — сеть исправительных учреждений монастырского типа для женщин в Ирландии, существовавшая вплоть до конца ХХ века. В приюты отправляли не только “оступившихся” женщин, но и матерей-одиночек, девушек с замедлением умственного развития и даже просто девушек, которых родственники считали чересчур “игривыми”. При приютах были, в числе прочего, прачечные, где трудились женщины.