Время своих войн-1
Шрифт:
– Грибник? Какой-такой грибник?! Где ближняя дорога? Пешком, что ли, сюда притопал? Да за это время сто раз грибами бы заполнился!
И втолковывал:
– Захотелось боровика - выкрути аккуратно, лунку закрой и донеси до места, где проверить можно.
И никак не мог успокоиться.
– Тенью должны ходить - тенью! Кто-нибудь слышал, чтобы тень боровики ножом срезала? Что? Ахтеньки - червивый! Ах, брезгливые вы мои! Давно червей не лопали? Вот устрою вам переподготовку с поеданием личинок!
Седой не из тех шутников, за которыми долго ржавеет, запросто, в любой момент, способен такое устроить. Отвечал за подготовку выживания в условиях экстремальной
Сегодня Седой добрый. Вдвойне подозрительно.
– Блины затворяете? Правильно. Блин не клин, брюха не расколет...
Сашка смотрит, как Миша управляется с оладьями (каждый третий, считая некрасивым, в наказание съедает) в который раз думая - до чего же прожора! На него и в подразделениях, зная особую неуемность в пище, ценя особые размеры, как правофлангового, и необыкновенную силу, выписывали двойной паек. Впрочем, Миша считал это заниженной нормой и умудрялся перехватить кусочек-другой на стороне. Всякое готов бросать в свою топку. За это, за всеядность, да кое-что другое, и прозван "Беспределом".
Тремя днями раньше Дрозд с Сорокой сами навещали Петьку-Казака, смотрели - где будет новый базовый схрон на всю группу.
– Гриб и огурец в жопе не жилец!
– высказывал Казак свое понимание калорийности.
Ходили за змеями - побаловать себя.
– Тебе их сам черт указывает!
– возмущался Михаил Петькиной удачливости.
Казак, змей съевший больше, чем иной человек рыбы, довольно ухмылялся. Схватив за хвост, разматывал и ударял о пожню, сильными ловкими пальцами скручивал, отрывал голову, зажав тушку от хвоста, отжимал, спускал кровь. Тут же чулком сдергивал кожу до клоачного отверстия, вываливались кишки, отщипывалось все ненужное с куском хвоста, ронялось под ноги.
– Наследил-то! Теперь прибирай!
– сердился Сашка.
Следуя привычке - не оставлять следов, зачищали место...
Миша тоже убил змею, а Петька учил его самостоятельности - разделывать и готовить на пару.
– Первое дело соус!
– говорил Петька.
– Муравьев под это дело давить не будем, хотя я и это пробовал. Но в наших условиях муравьев ловить муторно - мы и они неусидчивые. Лучшее, что могу предложить - это кетчуп и майонез из расчета 50 на 50, но предлагать не буду, поскольку и этого нет. Попробуем с хреном. Я у Седого накопал корешков возле бани. Только бы, вот, натереть... Есть терка?
– Так сжуем, - объявлял свое привычное Миша-Беспредел.
– В прикуску!
И сжевал!.. А змея? Пусть и не одна? Сколько от той змеи... Только на пригляд.
...Седой осматривает все, не критикует, но все же недовольно бурчит.
– Как ночуете?
– Так, - неопределенно говорит Миша.
– Почему шалаш не сделали?
– Так погода на загляденье. Звезды-гвозди - прямо как в куполе, что не замалевали.. Нет охоты в такое время-то еще под что-то лезть.
– Охоты мало?
– перехватывает Седой.
– Невольки прибавить?
– Да ладно тебе, Седой, сейчас сделаем.
– Ночью дождь будет, - поясняет Седой.
– Давай-ка, пока не стемнело, шалаш делать. "Илья" завтра!
– А если в схроне? Можно успеть наладить верх.
– Не тот у меня возраст, чтобы под землю, - говорит Седой.
– Притянет!
– Змей-Георгиевич придет работу принимать? Ты за Змея? Извилина?
И у Седого когда-то было прозвище - "Змей". Передал его Георгию с "наследством", с подразделением. С того ли сам получил, что одежду носил до первого упрека: тогда стирал ее в последний раз, отглаживал, складывал аккуратно, да закапывал
в землю, словно часть себя самого - собственную оставленную шкуру. Но "Змей" теперь переходящее, теперь это - "командирское право".– Хирург в отъезде. Я приму. Извилина ногу повредил.
– Что так?
– Оступился на неровном!
– говорит Седой и сердится, вспоминая, как третьего дня...
...Отступая в сторону - "дал вид".
Георгию открылось озеро, и он замер, застыл столбом. Извилина также осторожно выдохнул.
– Я и не думал, что такая красота может быть!
Озеро улеглось, словно блюдце в ладони, утонувшего великана. Пять камней - пальцев: четыре вместе, а один в стороне, только подчеркивали это.
– Неужели само по себе сотворилось?
Природа правдива в своей открытости и настолько, что это кажется неправдоподобным, и человеку все время хочется в чем-то ее уличить...
– Есть еще и Божья стопа, но порядком отсюда... Исключительно для бабских дел - их ворожбы. Там бабы купаются, вернее, купались, когда знали, для чего та стопа. А это - Рука или "порука". Древнее место Присяги. Михей смысл передал...
Георгий понимает, что Седой привел сюда его и Извилину не просто так. Михей с недавних пор авторитет для всех - читали его тетрадки, удивлялись.
– Теперь рассказывайте, что на самом деле задумали.
– Да брось ты, Седой, - бормочет Командир.
– Слышь, Георгий, ты меня знаешь, сочту - за нос водите, зарежу как дурную собаку - ночью зарежу, даже не почувствуешь.
– Все - правда, - вмешивает Извилина.
– Только это часть от общего - вернее первый этап.
И принимается рассказывать...
– Все-таки многоходовка, - спустя некоторое время роняет Седой.
– На каждом этапе все накрыться может.
– Ракушка на внешнюю - спираль с расширением.
– Центр - мы?
– Да, с нас все начинается.
– Алмаз алмазом режут, а плута плутом губят. Никак, ты, Сергей, еврейство решил переплутовать? Дождемся? Будет ли на них "Вседомовное Проклятие"?
Сергей-Извилина не отвечает, поскольку не хочет лгать. Даже сейчас, нераскрывший и десятой доли от целого, да и целое, по правде говоря, у него еще не сложилось, да и не могло сложиться, пока само начало, острием которого они являлись, не пошло врезаться в гангренизированную плоть, срезая куски, выпуская гной, беря глубже, частью срезая и здоровое - это уже от нехватки времени и запущенности болезни... Так вот, этот самый Сергей, думающий уже частью и о пересадке здоровых тканей на глубокие, казалось бы, безнадежные раны, сам являющийся частью проекта Генштаба, одного из многих, разработанным в недрах Главного Разведывательного Управления, давнего, и скорее всего уже позабытого, пылящегося в архивах, не знал что ответить Седому.
Как так получилось? Могло ли это произойти без "помощи" извне?
Каждый новый правитель приятно удивлял чем-нибудь из того, что не было у предыдущего. Фигуры едва пометившие кресло в расчет можно и не брать. После невнятных по звучанию, но привычных непоколебимым смыслом речей Брежнева, удивил членораздельной речью, но уже невнятным смыслом, генсек Горбачев. На том генсеки и закончились - пришли иные, вроде бы с осмысленностью и внятностью речей, но поносом дел по стране. Поскольку страну сдали, стали звать их по другому - президентами. За пьяным президентом пришел трезвый, но поносными речами и поносными делами все и заканчивалось. И на третьем уже не видели разницы - трезвый ли русский, трезвый еврей - все равно мелочь. Уже и без разницы.