Время своих войн-1

Рек, озер не пересчитать.

Рассказывают, что когда-то один из тех четырех царей-Иванов, которых потом стали называть одним именем - Иван Грозный, после ливонского посрамления был в здешних местах, и старики преподнесли, поклонились ему книгой. Вслух прочел непонятное: "На Корочуна Владимирского солнце от Руси отклонилось..." Захлопнул книгу, словно испугался, и велел сжечь. Уехал в смятении...

Всяк, пожив здесь, становился интуитивным язычником, для которого, как раздраженно писал архиепископ новгородский спустя 550 лет после введения христианства на Руси: "суть мольбища - лес, камни, реки, болота, озера, холмы - всякой твари поклоняются яко богу и чтут..." Эх, не понял архиепископ, либо лукавил. Не покланялись, а черпали с этого. Найди свое дерево - прижмись к нему спиной, либо обхвати позади себя руками, прочувствуй тем, с чего растешь, без которого сдуешься - прочувствуй, как соки жизни текут вверх от твоей земли, которая до поры отпустила тебя погулять по свету, но придет время, опять возьмет к себе в родное лоно. Почувствуй жизнь дерева, озера, слейся с мудростью камня и достанет тебе от этого здоровое, и заберут они от тебя худое - больное. Так что, не иначе как лукавил архиепископ, не покланялись божественному, а роднились с ним, не молили, не выпрашивали, а черпали взаймы, до времени, пока все вернешь, пока ляжешь, и сам будешь отдавать, но чтили - это верно. И казалось, что никогда не вычерпаешь и всегда вернешь. Но пришли иные хозяева на мир, поманили денежкой - своим новым-старым богом. И пошли под корень те леса, которые топора не знали, и вдоль рек-вен взялись срезать, отчего они мелели, и сами реки резать... стало загаживаться все и вся, но пуще души...

Иные времена словно повторяются. Сколько того ига было? Триста лет? Не успели отдохнуть, вот и новое свою сотню лет отсчитало...

Нескоро, но Седой выводит к небольшому оболоченному по краям озеру.

– Здесь!

Валят несколько сухостоин, чтобы добраться до зеркала. Налаживают подход, гать. Потом долго стоят и смотрят. Миша охает и причмокивает, глядя на карпов.

– Чем питаются?
– удивляется Миша-Беспредел.
– Озерок маленький. Святым духом?

Седой смеется мелко и тихо, будто пшено просыпает на жесть.

– Растет здесь такая травка в воде - раньше даже гребли и скотину кормили, во льду рубили длинные полыньи, специальными загребухами со дна цепляли и сразу на сани. Это, если с сеном было плохо, не запаслись. И поросей кормили.

– Да...
– протягивает Миша.
– Поросей - это да. То-то они, что боровы.

– Может и тебе на эту пищу перейти, а, Миша?
– спрашивает Сорока.
– В смысле, сугубо на то, чем поросей кормили?

– Карпа обычно три дня кушать вкусно, а потом от него воротит, - делится Седой.
– А у этих даже вкус будет некарповый, они свой срок переросли. Здесь, кто попробует, не всякий поверит, что рыба. Мясо ближе к телятине, а ее не всякий любит.

– Я люблю!

– Ну-ну... Тебе и вытаскивать.

– Мне вон тот нравится, - говорит Миша-Беспредел.
– Длинненький!

– Какой длинненький, - отмахивается Седой.
– Они все поперек себя шире! Просто в воде не видно. Что, Сашок, больше они твоего золотого карася?

– Больше, - признает Сорока.
– А как ловить, если стрелять нельзя?

– Может, гранату бросить?
– спрашивает Миша-Беспредел.

Седой сердится до пара из ушей.

– Я тебе брошу! Тебя, дурака, брошу!

– Он горох сегодня не ел, по причине отсутствия, потому толку не будет.

– Откуда такие?
– все еще удивляется Миша-Беспредел.

И Сашка удивлялся.

– Откуда здесь сазан? Обычный бы вроде озерок - щука, окунь должны быть.

– Лет тридцать или сорок тому обратно, - рассказывает Седой, - клюнуло в какую-то административную голову, что в районе слишком много "диких" озер. Что "рыбтоварищества" дают не ту рыбу, которая нужна народу. Щуку, окуня, плотву и прочее высоким распоряжением записали в раздел "сорной рыбы" и решили завести благородную - пелядь, сазана, селяву... Это не только здесь, хотя прибрали природное - это "озерок", такие маленькие за озера не считаются. Но затеяли с размахом, широко, как только прорубались, чтобы только бортовая пройти могла, так первым делом вытравливали - горы рыбы выгребали - на поверхности плавала вверх пузом. Горы на берегу и наваливали. Таблички рядом поставили - что рыба травленая. Впрочем, звери читать не умеют, и не выучишь - много зверья передохло. Потом давали озеру "остыть" - справиться с той заразой, что привили. Потом в специальных бидонах малька подвозили - выпускали и подкармливали комбикормом... А когда через сколько-то лет решили взять, не сумели, хотя обметали грамотно - все озеро разом, к машине подвязали - выволакивать...

– И что?

– А то! Невода изорвали в клочья. Все прокляли. На других озерах, которые вытравливали, то же самое получилось. Тут оказывается головой-то надо было думать заранее. Смотри сам - видишь, лес от самой воды, тут как какое дерево состарится, так в воду и падает, а в воде, особо в бузе, уже не гниет и крепчает - суки, что кинжалы на все стороны. Нельзя неводом, а по-другому муторно. Тут только если опять травить.

– Мы как будем?

– Мы? Совсем по муторному! Так, Сашка?

– Карп самосадом в сеть не пойдет, - высказывает Сашка свое знание рыбалки.
– Гнать надо!

Сазаны ворочаются в воде, видны вздутые бока.

– Смотри какие!
– восторгается Миша.
– Словно иные люди...

– Действительно, - соглашается Сашка.
– Среди людей такие попадаются - только бы жрать, жрать и жрать.

На всяк ветряк свой Дон-Кихот найдется - Сашка не устает "воспитывать" Михаила.

– Жертвую свою лучшую сетку!
– говорит Седой и тянет из рюкзака связанное.

– Это лучшая?
– удивляется Сашка-Снайпер.

– Из тех, что есть, - конфузится Седой.

Сашка смотри скептически.

– Ниче, попробуем так, а не получится, так вдвое сложим. Это плохо, что карп сетку видит, с наскока не получится, - говорит Седой со вздохом.

– И как будем?

– Выставить надо от берега и замкнуть в берег. Тихонько забузить вдоль, чтоб не видел. Потом будем бохать начав от краю - пугать. Если надавать бохалками по бокам - полетят, как миленькие!

Миша улыбается. Сашка вздыхает. Седой усмехается его понятливости.

– И что?
– интересуется Миша.

– А то, что все это вам, ребятки, вплавь придется проделать... Виляй не виляй, а дела не миновать.

...Спустя час, Миша и Саша, мало похожие на людей, с весьма озадаченным Седым, разглядывают пробитые дыры в сети.

– Я говорил - сетка старая!
– упрекает Сашка.

Седой смущенно восторгается.

– Торпеды, ить-ить! Сказал бы кто - не поверил!

– Может, гранату?
– опять спрашивает Миша.

Тут уже и Седой сомневается.

– А есть?

– Всегда со мной.

У человека с биографией собственные сувениры, что служат памятками каких-либо дел. То же самое касается и талисманов. У Миши граната времен Великой Отечественной. Простая, без всяких новомодных дополнений и дизайна, хотя и с новым переделанным для надежности запалом. Большая граната, как раз по нему - противотанковая. Кажется, только такой и можно его остановить. Для того и предназначена - для остановки собственного сердца. Чтобы надежно, с гарантией, так как хочется Мише, ну и обязательного сопутствующего урона для тех, кто его к этому побудит.

Сашка даже помнит день, когда у Миши появилась подобная привычка...

– Нет, пожалуй, - решает Седой.
– Давай-ка попробуем сетку вдвойне сложить. Раздевайся, Миша, сейчас опять поплывешь...

Миша вздыхает, Сашка криво улыбается...

– Знаете, что я думаю, - говорит Миша-Беспредел спустя два часа.
– Ну их к черту! Пусть еще немножко подрастут...

– Саш, а ты с винтовки?

– Не получится. Если морду высунет, тогда... Миша, подразнишь?