Время своих войн-1

Но русский народ не пошел на это, ибо он верил в правильность политики своего правительства, и пошел на жертвы, чтобы обеспечить разгром Германии. И это доверие русского народа Советскому правительству оказалось той решающей силой, которая обеспечила историческую победу над врагом человечества - над фашизмом.

Спасибо ему, русскому народу, за это доверие!

За здоровье русского народа!..

(конец вводных)

– -------

– Седой, вот ты человек всех нас старше, будь у тебя "машина времени", какой бы день хотел заново пережить?

– День Победы, - ни секунды не задумываясь отвечает Седой.
– Взглянуть на него взрослыми глазами. Я тогда мальчонкой был...

Не спрашивают - почему. Понятно. Как не критикуют - не положено обсуждать достоинства и недостатки священных древних икон. Она есть - служит людям, а люди ей. Так и должно быть. Нация рождается, растет и крепнет на победах. Не было бы у нас Великой Победы, ее следовало бы выдумать - американцы так и поступили - но эта Победа у нас была. И были другие... Сложнее всего украсть последнюю, ту, что держится памятью в поколениях, чьи приметы еще можно встретить в собственной израненной земле, и всякий раз задаваться вопросами...

– Президент-то наш, на праздник опять охолокостился...

– Голову бы ему оторвать, да в руки дать поиграться!

– Не жалко?

– Жалко, - вдумчиво говорит Петька.
– Очень жалко... а как подумаешь, так и хер с ним!

Петька человек ненормальный в своей веселости. И когда (по его собственному выражению) "до смертинки - три пердинки", и когда (бывали такие времена) погоны летели листопадом, а его самого начальство прятало от греха - чтобы не выкинул, не сморозил этакое, после чего всем идти на расформирование.

– Ему легче бздеть, чем нам нюхать!
– подводит, как итожит, общую мысль о президенте...

Про Казака можно сказать - не "родился в рубашке", а - "вылупился в бронежилетике". Петька не прост, хотя понимает все просто. По нему каждый нож имеет душу. Но не раньше, пока убьет. До этого он мертвый нож. Каждый мужчина должен сделать настоящий нож и убить им своего врага. Если у мужчины нет врага, значит он не мужчина - значит, женское тело у него, и душа тоже женская.

Нож диктует технику. Лучше подобрать или изготовить под свою, чем подлаживаться под нож. Все индивидуально. Надо только решить: на что он тебе - на войну или быт?
– всего две вариации. В войне, в бою, с ножом ли или без его, опять только две: быстро победить или медленно умирать.

К ножу применим только один принцип - принцип достаточности.

Что маленькому и худенькому?

Нож!

Что большому и неповоротливому?

Нож? Едва ли... Когда сойдутся один против другого, удел неповоротливого орудовать оглоблей, чтобы не подпустить в свое жизненное пространство маленьких и худеньких. Только оглоблей ему и сподручно - да собственные условия диктовать, чтобы маленькие тем же самым вооружались - не по средствам и не по возможностям. У большого - большое жизненное пространство, у маленького - маленькое. Всякий своим должен быть счастлив, и не пускать в него других. То самое и с государствами...

Писал же один мыслитель позапрошлого века: "Нож - оружие бедняка и одновременно предмет его повседневности. Богач пользуется столовым ножом, а приготовление пищи, ее добыча для него может быть только развлечением, единственным, где он берет в руки настоящий нож..."

В быту тоже просто. Либо нож у Тебя (что есть хорошо), либо у "Него" (что печально). Оно надо, чтобы печально? Очень редко в ножевом (это, пожалуй, один случай на тыщу) сходились "нож в нож". Чай, не Испания ста лет тому обратно, нет и не было на Руси такой традиции... На кулачках? Пожалуйста! Этому тыща лет и больше, без всяких английских сложно-глупых правил. С двумя простыми - упал?
– лежи и не рыпайся, окровянился?
– тоже отходи в сторону.

Но появилась и ножевые - пусть пока и не традиция, а случай, но с отдельными умельцами отчего ж не взяться случаям? Особенно если война, а с войны всякий пробует власть на зуб. И почему-то больше те, кто не воевал, но гонору и желаний отрофеиться - захлестывает. Ножевые поединки "нож в нож" - их тактику - продиктовал блатной мир. Размер и форму определила война. Блатники скопировали. Практика войны сказала, что форма нужна такая, чтобы легко входил. Размер: длина рукояти - толщина собственного кулака, плюс толщина пальца, лезвие - две толщины кулака, никак не больше. Это испанцы не могли остановиться и дорезвились до навах. Этакие складешки вроде сабель - размером подстать. Не иначе пошло с такой мужской пошлости, как меряться... ножами. У вас больше? Синьор, разрешите удалиться? Еще в Азии, да и Африке случалась встретить наглого неуверенного в себе аборигена с мачете в собственный рост.

В Америке кольт уровнял всех, в Испании - наваха. В России никого не равняли.

Не будь нож так необходим в хозяйстве, его давно бы запретили. Японцы, опасаясь корейских умельцев, под страхом смерти наложили запрет на ношение ножей на оккупированной ими территории. А единственный разрешенный на деревню подотчетный нож приковывали к столбу на цепь. Странная боязнь для самураев - профессионалов войн, носящих доспехи, увешенных мечами, опасаться крестьянина в набедренной повязке, пусть и с ножом в руке...

Странная боязнь США (вооруженного оглоблей с напичканной в нее электроникой) к развитию национальных методик разведывательно-диверсионной войны, тому, что по средствам "маленьким и худым"... Равно и партизанским - что суть есть, всего лишь самодеятельное, "дочернее" (если говорить современным понятиями) предпринимательство в сфере диверсионной войны

Знать, есть тому причины.

– Мне пути не угроза!

Петька-Казак в родные места так и не вернулся. Не к кому. Отец с матерью ушли в один день. Трактор ушел под лед, тракторист и сани с рубщиками льда - все, никто не выбрался. Кто-то шептался - баба сглазила... Мать до этого ни разу обед отцу не носила, а тут зимой пришла с горячим, любимые отцовскими картофельными драниками. Чугунок в газету замотала, фуфайкой укутала и в мешок. В деревнях шептались - знала, что мужу срок пришел, все-таки по матери ворожья - не захотела его на тот свет одного отпускать, сын в армии пристроился, внуки не предвидятся - дел на свете больше нет. Младший Петров как раз отписал домой, что остается на сверхсрочную, а потом будет пробовать в офицеры...

Деревенская жизнь полна подобных историй, только они и держатся в памяти, лепясь одна к другой, словно все здесь только и делают, что умирают нескладно - от молнии, от того что скатился по стогу на приставленные вилы, от медведя, что забрался в лодку пожевать рыбные сетки, пока рыбак, ничего не замечая, занимался своими делами на берегу, от власти (но про это шепотом), от безвестной пропажи, что не слишком удивительно, есть еще такие места, куда после лаптей ни один сапог не хаживал (да ступали ли и лапти?
– что там делать, где делать нечего?)..

Ромка? У Ромки нашли какую-то спинную, а еще сердечную болезнь и в армию не взяли. Через год подписался на сибирскую стройку, и там его убили. Вроде бы из-за женщины. Должно быть так и было. Ромка женщинам нравился... Петька весть о смерти Ромки воспринял равнодушно, словно тот умер давно.

Чудил много, до армии так и не сел, хотя ему пророчили - ходил на грани. И в "срочную" тоже пророчили. Сел он уже, поддержал традицию, когда капитаном был, сороковник свой разменял, Однако, не засиделся - бежал. Но это вовсе другая история, история длинная... Посмотрел интересные места. Людей. Не жалел о том, что сел, еще меньше - что бежал - шумно и нагло. Так нагло и обидно для власти, что с досады объявили федеральный розыск и негласный приказ - в случае обнаружения стрелять на поражение... А в колонии Петьку заочно крестили - дело небывалое, мульки об этом разнесли по всем зонам. Но и это другая история...