Время своих войн-1

Леха хохочет.

Миша грустит, жалуется: - А у нас в этом году ничего из веселого!

Седой находит должным заметить: - Сурово! Но доходчиво!
– тут же одобряет он.
– С вами тут цацкаешься...

Миша-Беспредел снова поднимается во весь свой немаленький рост, снимает вяленую рыбеху из гирлянды, висящей под потолочной балкой. Первым делом, отрывает и обсасывает плавники, потом разрывает леща надвое, вынимает и откладывает в сторону икру. Подцепляет ногтем и вылущивает щепку со стола. Накалывает на нее пузырь и принимается обсмаливать спичкой. Пузырь шипит, ежится, капает черным на газету. Миша сосредоточенно жует эту резину, думая о чем-то своем, потом запихивает в рот икру - всю разом. Жует и морщится, по-всякому кривя рожу - лещовая икра забивает зубы замазкой - пытается выдавить языком, но не справлялся. Снова цепляет ногтями и выламывает со стола щепу. Перекусывает ее пополам, разглядывает, снова откусывает - уже наискосок, начинает ею ковырять в зубах.

Все молча смотрят.

– Это от жадности!
– укоряет Сашка-Снайпер.
– Но это-то как раз понятно, а вот мебель зачем ломать?

Миша сконфуженно смотрит на щепки.

– Как с голодного острова! Может руки ему связать?
– размышляет Сашка и поглядывает на всех, ища поддержки.
– Ведь, сплошные убытки.

– Твоим ремнем!
– предлагает Замполит.

– Порву на лоскутки, - говорит Миша-Беспредел, не вдаваясь в подробности - что именно порвет.

– Слышь, Извилина, как "руки вверх" по-венгерски?
– спрашивает Петька-Казак.

– Фел казак-кел.

– Казаккел - это руки?
– уточняет Петька-Казак.

– Да - две руки.

– Точно! Точно казаки наши там побывали - наших рук дело - учили их смыслу!

– Они и у нас побывали, - говорит Извилина.
– В Великую Отечественную. Пол миллиона пленными нам оставили и примерно столько же "удобрениями". И в Отечественную от 1812-ого года тоже гостевали, "поуланили", но тем учет никто не вел ни в каком их виде...

– И в следующую Отечественную тоже придут, - ворчит Седой.
– Как новые дурни нарастут, так и придут.

– Ты хорошего о них скажи.

– Это - к Казаку, я не скажу.

– Хлебосольные!
– сразу же, не задумываясь, отвечает Казак.
– И в этом отношении русскости у них больше, чем в иных русских. А какой гуляш варят!

– Какой?
– спрашивает Миша-Беспредел.

– Всякий - мясной и рыбный.

– Уху?

– Какую уху! Говорю тебе - рыбный гуляш, совсем иная технология.

– Сварим?

– После первого цикла, - говорит Командир.
– Если ноги не протяните.

– И что такого нам страшного удумали?

– Доживете - узнаете.

– Опять литовцев-эстонцев дразнить будем? Погранцов?

– Это когда Седой повторялся? Помнишь такое?

– Можно радар в Эстонии расколоть на черепки!
– шутит кто-то.

– Тогда и в Молдове заодно!
– не понимает шутки Петька-Казак.

– Поставят новые блюдца - еще крупнее. Усилят охранение. Мыслите скучно!
– отзывается Седой.

– Ладно, не гадайте, так что там насчет гуляша?

– Если приблизить к нашим технологиям, то тут, прежде всего, голова карпа нужна, такая, чтобы только-только в ведро помещалась, в котором варить будем. Нос пусть торчит - это неважно. Седой - есть у тебя такое ведро?

– Спросили бы - есть ли у меня такой карп?
– ворчит Седой.
– Сварили б лучше нашей ухи, тройной ущицы из окуньков, ее потом можно и холодненькую. Очень с утра пользительно. Или борщ! Сергей, как ты насчет борща?

– В настоящий борщ надо заложить дифференциальные функции нескольких переменных, - рассеянно говорит Извилина.

– Понятненько... Извилину в наряд по кухне не ставить!

– Казак опять мешок змей приволочет, - ябедничает Замполит.

– Пусть сам и жрет!
– немедленно реагирует Седой, предпочитавший самое простое - вареную картоху, хорошо прожаренные шкварки, да соленый огурец с хрустом.

– Так есть карп?

– Найдем, - обещает Седой.
– Свожу на одно озерцо. Только самого маленького придется выбирать - у тех голова в ведро никак не поместится.

– Действительно, - говорит Миша-Беспредел, - что нам с одного ведра? По тарелочке? Банный котел возьмем. Можно?

– Еще подумать надо - как тех карпов брать. Моими сетями таких свиней не возьмешь!

– Как Сашкиного золотого карася!

– Нет, - протестует Петька-Казак.
– Голову вредить нельзя. Там весь вкусовой смысл в мозгах.

– Подумаем, - говорит Седой.
– Это еще не послезавтра. Так будем париться или нет? Болтуны!..

...Эх! Хороша баня! Под "ух!", под "ах!", под разочарованное "эх" - когда пар уже не "тот"...

Выходят на холодок. Благодать!

У бани перевернутая широкая лодка "дюралька" нагретая солнцем - садятся на нее. Седой разжился недавно - хорошая лодка, разбирающаяся на секции, из тех, что вполне выдерживает четверых взрослых мужиков со снаряжением. Лодка необыкновенно легкая, но, к сожалению, гулкая - неосторожный удар по корпусу, и звук разносится далеко. Правда, Сашка тут кое что придумал, пропустил рейки по борту, от них куски прорезины, свисающие до воды, что превратило лодку в нечто бесформенное, совсем на нее не похожую, внутри также сделал каркас из реек, чтоб "не звучало", приятнее стало, теплее - это не на металле сидеть, еще и тент наверх сделал такой же, а поверх него маскировочную сетку - да чтобы все это убиралось в ящик на корме, и можно было натянуть моментально, одним движением, тяня веревки.

Седой постоянно подмазывает зеленой краской содранные места - река своеобразная, некоторыми местами приходится проталкиваться по реке и протоками между озер, проходить над притопленными деревьями, упавшими своими макушками чуть ли не на другой берег, а также и под нависшими, где сучья кинжалами торчат в стороны, цепляясь за все...

Казак смотрит на клетку, что свисает на ржавой цепи, перекинутой через раздвоенный ствол черной кривой ольхи наклонившейся над водой. Человечье чучело, действительно, весьма и весьма правдоподобное - на одной "ноге" кроссовка, из штанины другой (что свисает сквозь прутья) торчит кость...

Ковыляя подходит хозяйская собака, подволакивает задние ноги. Петька-Казак бросает вареного рака - нюхает, но не ест.

– Ишь, разборчивая, - удивляется Петька.

Собака смотрит в глаза и выпрашивает-таки кусок булки. Также неловко уходит в сторону и заваливается на бок, зажав булку в передних лапах.

– Машина сбила?
– сочувствует Казак.

– Весной в змеиную свадьбу влезла, в самый ее клубок. А какие тут машины - сам видел!
– одна-две в неделю. Только в сезон - охотники, но те зимой, вот ягодники, эти уже чаще, есть такие, которые как промыслом занимаются - на продажу. Но постоянных-злых отвадил - пусть руками собирают, "комбайном" уже нет - после них ягода не растет семь лет, если скребут своими совками. Корневую поддергивают, не жалеют... В людской природе тоже так.