Время святого равноапостольного князя Владимира Красное Солнышко. События и люди

Итак, Свенельд имеет все преимущества: он контролирует дружину и принимаем за своего в аристократических кланах; ему подчинен весь исполнительный аппарат и, что существенно, с его именем связано время княгини Ольги Мудрой, а это означает, что он мог рассчитывать на поддержку христианской общины в Киеве, которая уже была весьма многочисленна. Правда, Свенельд стар. Но именно возраст, думается, должен был принуждать его торопиться. Единственное препятствие то, что Ярополк пусть и формально, но считается главой всей Руси. Святославичи связаны с ним родственными узами. Свергнув Ярополка и провозгласив себя князем, Свенельд разрушил бы призрачное единство и был бы обречен начать войну. Святославичам никто не простил бы, если бы они смолчали в ответ на узурпацию власти в Киеве и на насилие, учиненное над старшим братом. Честь в те времена была весьма весомым аргументом в политике, а для юных удельных правителей – едва ли не единственной. В уделах, кроме того, не могли не понимать, что на захвате власти в Киеве узурпатор не остановится, что ему как минимум нужен будет контроль над всей протяженностью балто-черноморского транзита. Иначе говоря, ему нужна власть над всей Русью. Угроза для уделов была слишком явной, что неизбежно привело бы к созданию союза Святославичей против Свенельда.

Вряд ли складывающаяся ситуация не беспокоила князя Владимира и его дядю Добрыню, поскольку без власти над Новгородом выход на Балтику был невозможен. Уже в это время посадник Добрыня должен был озаботиться подготовкой к скорой войне. Очевидно, что аналогичным образом должны были поступать и в прочих уделах. На всем пространстве Руси ощутимо запахло большой войной. Но это ли могло испугать опытного воина? Или все же испугало? Позади была война с Византией – неудачная война, перемоловшая большую и лучшую часть войска вместе со Святославом. В конце концов, из всех воевод в живых остался только старый Свенельд – все прочие сложили головы на Балканах. В Киев возвратились ничтожные остатки. Возможно, их хватило бы, чтобы поддерживать власть в самом Киеве, но вряд ли их было достаточно для новой большой войны на всех направлениях Восточной Европы. И, таков уж удел всякого узурпатора, Свенельд не мог позволить себе неудачи и даже полу-удачи. Для него такие итоги первых столкновений стали бы гибельными. Он не может рисковать. Он должен действовать наверняка и непременно победоносно. А такая война требует очень больших средств, которые вряд ли после Второй Балканской войны и остановки торговли на Черном море были в Киеве. Такая война требует большой и отлично организованной армии, вряд ли она имелась в Киеве. Более чем вероятно, что Свенельд столкнулся и с дефицитом дружинников, и, прежде всего, с дефицитом командного состава. Для большой войны армию нужно было создавать заново. Возможно, Свенельд уцелел во всех войнах, в том числе и в последней, на Дунае, потому что был если не самым талантливым из святославовых военачальников, то, во всяком случае, самым умным. Не случайно же его отметила своим вниманием и доверием сама княгиня Ольга! Как бы ни поджимал воеводу возраст, но, надо полагать, он не стал изменять своей привычке все взвешивать и готовиться к вызовам судьбы самым основательным образом.

В течение последних четырех лет (или около того) Киев не имел надлежащего управления – вопрос о власти «завис» в связи со странной позицией Святослава, а при юном Ярополке неизбежно обострились схватки за власть между знатными кланами. И это при том, что торговые связи были нарушены и огромное количество людей осталось без привычного источника доходов. Положительно, Свенельду необходимо было основательно заняться делами внутри Киева. Видимо, делал он это умело. Обратим внимание – в Киеве не было восстаний. Нестор, верный своей методе возвеличивания дома Рюриковичей, просто обошел молчанием три таких сложных и напряженных года в истории Руси. Если бы только в Киеве было что-то, что можно было бы представить как бунт – этого уж Нестор не пропустил бы, ибо симпатий к Свенельду не испытывал, поскольку именно он вынудил бежать Владимира и Добрыню из Новгорода в последний год своей жизни. Вообще-то, Свенельд для летописца такого типа, каким являлся Нестор, т. е. не бесстрастного фиксатора событий, а именно историка, подбирающего и компонующего факты в соответствии с заданной концепцией, которая, в свою очередь является результатом глубокого осмысления исторической драматургии, представлял немалую проблему.

Сегодня, когда стремительно умножается необъятная по диапазону информация, и поток времени в лихорадочных ритмах несется со все большим и большим ускорением, когда мелькающие события скорее раздражают наше воображение и, не успевая уложиться в систему нашего внутреннего мира сменяются новыми подобными раздражителями, когда наш организм не успевает бездну фактов осмыслять и, в конце концов, даже перестает на них рефлексировать, живая память человека о прошлом сокращается до опасного минимума, до пределов собственной жизни, отдавая на откуп возможной исторической мистификации даже вчерашний день. Количество информации обратно пропорционально качеству знания, тем более, знания подлинного, онтологического. Нет времени для того, чтобы из бездны фактов выстроить осмысленную картину мира; нет времени, чтобы отделить «зерна от плевел», важное от второстепенного. В запредельных темпоритмах нашего века нет возможности взвесить факт, присвоить его через экоционально-качественное понимание и встроить в ту систему ценностей, которая именуется человеческой личностью. Индивидуальности так и не обретают качества личностей! Человек становится приставкой к искусственному информационному блоку, так и не обретает самодостаточную цельность в гармонии внутреннего мира и, как существо «ведомое», легко манипулируется сторонней силой. Он живет, скорее, в фантомах, нежели в реальности. Можно спорить, сколь много людей в средневековье (в том числе и русском) умело читать и писать, но несомненно то, что живая связь с прошлым в те времена находилась на несоизмеримо с днем сегодняшним высоком уровне! Предками гордились и знали всю сложную вязь межродственных отношений на протяжении, как минимум, четырех-пяти поколений. Это создавало подчас непреодолимое препятствие для сторонников вольного (умышленного) интерпретирования прошлого.

Нестор не мог быть совершенно свободен в писании своей «Повести временных лет» – события и люди конца X века еще жили в памяти его современников. Нестору целесообразно было бы представить Свенельда жестоким тираном, под тяжкой дланью которого страдал Киев, в том числе и христианская община, сильно разросшаяся за годы правления княгини Ольги. Война и захват Киева Владимиром Святославичем тогда обретали бы высшее оправдание, обретало бы характер освобождения. Нестора останавливало, надо полагать, три обстоятельства. Первое – это живая память поколений; слишком многое помнилось, слишком глубоко это сидело в сознании. Второе – Свенельд, хоть и став, волею судьбы, врагом Владимира Святославича, однако же в своей жизни слишком тесно (неразрывно!) был связан с Ольгой Мудрой, к которой Нестор испытывал искренний пиетет; очернение Свенельда задевало возвышенный образ правительницы, которая первая стала осмысленно воздвигать здание древнерусской государственности, и в этом ей первым помощником был именно Свенельд. Третье – короткое пребывание Свенельда во главе киевской власти при Ярополке не давало никакой компрометирующей информации: ни казней, ни разорений, ни восстаний (собственно, и узурпации власти, т. е. свержения юного Ярополка, так и не состоялось: это было, вообще-то, с течением времени неизбежно, но… вмешалась, как это часто бывает в истории, трагическая случайность; сюжет уклонился от логической схемы и вскоре время Свенельда кончилось). Очевидно, Свенельд не утратил навыков администратора, обретенных при княгине Ольге. Враждующие кланы удалось умиротворить. Восстановление торговли с Византией положило конец разорению посадов и купечества, а также способствовало мирным контактам с уделами – они ведь тоже торговали через Киев с Византией. С каждым годом укреплялись позиции Свенельда и его семьи. Значит, с каждым годом росла тревога и в уделах, и в ближнем окружении Ярополка Святославича.

Как долго это могло продолжаться – кто знает? Во всяком случае, гибель Люта Свенельдича именно в 975 году представляется событием неслучайным.

Глава 5. Первая война братьев

Нестор повествует, что это произошло, когда Лют Свенельдич охотился. Видимо проходила эта охота в лесах близ Киева. Во время охоты его увидел древлянский князь Олег Святославич. «Кто это?» – будто бы спросил князь. Ему ответили: «Свенельдич». «И, напав, убил его Олег», – пишет Нестор. И тут же уточняет, что Олег не случайно оказался в том лесу, что он там сам был на охоте. Перед нами не несчастный случай, который бывал на охоте. Нет и предварительной ссоры, которая могла бы объяснить мотивы убийства. Есть несомненный факт осмысленного действия: по какой-то причине Олег хотел убить именно Люта Свенельдича и именно его убил. Конечно, уже само по себе это – преступление. Но, кроме того, князь не мог не понимать, каковы неизбежные последствия убийства сына могущественного Свенельда, фактического хозяина Киева. Значит, перед нами классический «казус белли», т. е. основание-повод к войне. Олег Коростеньский хотел войны. Война стала неизбежна. Правда, текст летописи вызывает ряд вопросов.

Во-первых, Олег и Лют охотились в одном и том же лесу. Люди столь высокого ранга, как Олег и Лют, охотятся отнюдь не в одиночестве, а в окружении многочисленной свиты и приглашенных гостей, тем более что охота в те времена была делом весьма опасным, и выказываемая удаль и ловкость на охоте приравнивалась (и вполне справедливо) к воинским подвигам. Получается, что людей было слишком много, и от того действия князя Олега Святославича носят характер откровенно демонстративный. Однако, что за лес, в котором все происходило? Иоакимовская летопись говорит, что это было в древлянских лесах. Значит, убийство произошло в пределах удельных владений князя Олега и от того убийство носит особо оскорбительный и непростительный характер, поскольку убит был приглашенный гость. Впрочем, и в случае, если все случилось под Киевом, ситуация остается не менее дерзкой – Олег ведь гость, и ему оказали почет, пригласив на охоту. Но хотя Нестор недвусмысленно говорит о том, что все происходило под Киевом, в это мало верится. Олег слишком рисковал: братские узы с Ярополком были эфемерной защитой от гнева Свенельда, и «правда» кровной мести была бы на стороне воеводы. Более того, традиция требовала бы осуществления этой мести. При всей своей молодости Олег вряд ли был самоубийцей. Так что, скорее всего, все происходило именно на Древлянской территории, где юный князь был защищен своими людьми.

Во-вторых, в «Разысканиях о русских летописях» А. Шахматова Лют Свенельдич отождествляется с Мистишей (Мстиславом) Свенельдичем, что, кстати, подчеркивает родовую связь Свенельда с славянской знатью. Так вот, этот Мстислав-Лют Свенельдич, если верить утверждению А. Шахматова, был непосредственным участником убийства князя Игоря Старого. Но ведь это случилось еще в 945 году, т. е. тридцать лет тому назад! Значит, Лют не был юношей и даже не молодым воином; ему было лет пятьдесят или даже более. Возраст свидетельствует о том, что он сумел уцелеть во множестве войн и сражений. Кто же противостоял ему? – пятнадцатилетний юноша (собственно, даже меньше, так как Олег был младшим братом Ярополка и не мог родиться ранее 961 года), скорее даже подросток, за плечами которого не было ни войн, ни сражений, ни поединков.

Трудно представить такую решительность и именно такое противоборство. Легче допустить, что Люта Свенельдича убили люди князя Олега. Т. е. сын Свенельда погиб в результате заговора древлянской знати. Но только ли древлянской? Ведь вряд ли эти «мужи мудрствующие», сидевшие в Коростене были столь самонадеянны, что полагали, будто бы один древлянский удел сможет одолеть все еще самый сильный Киев, где войско будет возглавлять сам грозный Свенельд, для которого это становилось делом чести и кровной мести! Они ведь не могли не понимать, что в случае победы (а она в противостоянии Киева и Коростеня почти гарантировано останется за киевлянами) Свенельд за кровь своего сына и за крах своих амбициозных планов вырежет всю древлянскую верхушку. Спасения не будет никому. Значит имел место сговор между всеми уделами. Значит война готовилась всеми сторонами!

Большая война внутри Руси – это тоже итог политики князя Святослава, столь героизированного в отечественной истории.

Итак, гибель Люта Свенельдича на охоте – не случайное совпадение роковых обстоятельств. Это убийство – отнюдь не импровизация: оно явилось результатом сознательного и основательно подготовленного заговора против того, кто должен был в самое ближайшее время сменить своего доживавшего последние годы отца, т. е. стать главой правительства в Киеве и, быть может, в скором времени заменить Ярополка Святославича на княжеском престоле. Очевидно, что в заговоре участвовали удельные князья Святославичи и их окружение. Со старым Свенельдом еще можно было мириться, ибо возраст предполагает в политике движение инерционное и, соответственно, предсказуемое. Воевода довольствовался громадностью власти, которую, естественно, намеревался передать своему сыну в наследство. Об узурпации княжеского престола и кардинальном пересмотре политического наследия Святослава Игоревича, превратившего Русь в собрание удельных княжеств, суверенитет которых практически ничем не ограничивался, ему думать было поздно.

А вот от Люта можно было ожидать действий куда более решительных, ибо он находился в том состоянии, когда лета умножены опытом, но еще не обременены старостью и не ущербны утратой энергии, которая как раз пребывает в самом своем зените. Надо полагать, весьма многие и в Киеве, да и в иных уделах Руси молились своим родовым богам о продлении только что сложившегося «статус-кво», т. е. о продлении жизни Свенельда, с которым связано было пусть и хрупкое, но равновесие. Но в реальной политике молитву обычно подкрепляют практическим действием. И действие это решительно и неизбежно в той мере, в какой провидится опасная и отнюдь не далекая перспектива. Люта и неизбежной с его приходом смены поколений политиков, т. е. приходом во власть тех, кто застоялся на «вторых ролях», боялись. Не могли не бояться! Почти наверняка Добрыня и Владимир Святославич были посвящены в сюжет гибели Люта.