Время Волка

* * *

Леонид Витальевич любил «Сапсаны». Да что там любил, скоростной поезд до Петербурга стал для него настоящим спасением, четыре часа – и ты в городе на Неве. Чуть ли не быстрее, чем самолётом, если учесть время на регистрацию, досмотр и дорогу до аэропорта. Он вообще старался поменьше летать, насколько позволяла его профессия, напрямую с перелётами связанная, – на самочувствии постоянные перепады давления сказывались не лучшим образом, и после полёта всегда хотелось прилечь хотя бы на пару часов. А в Петербург он должен был прибывать всегда в рабочей форме.

Проводница его узнала, но Волк жестами показал, что не может говорить, мол, горло, он и шарфик ещё дома специально повязал, и ему понимающе покивали, поинтересовались, не принести ли чаю с молоком или ужин. На чай Леонид Витальевич согласился, а вот есть не стал – в Петербурге покормят. За окном на бешеной скорости пролетали посёлки и станции, а Леонид Витальевич, уютно завернувшись в принесённый плед, сидел с чашкой чая в просторном кресле первого класса и вспоминал, как всё начиналось.

Сколько лет он уже мотается в Петербург, едва выпадет пара свободных дней? Пять? Семь? Много, для него много. Никогда он не был святым. Поначалу, когда стал набирать популярность и заметил, как изменилось к нему отношение женского пола, он почувствовал обиду. За плечами было столько неудач на любовном фронте, начиная с коварной школьницы Кати, выбравшей Армена, и заканчивая Оксаной, что Волк сделал для себя чёткие выводы относительно всех женщин. И внезапно возникший массовый интерес девчонок к его персоне только подтверждал догадку – им всем нужна только его слава, его положение. Сам по себе Леонид Волк никому не интересен, они хотят артиста Волка. Хотя в постели он не артист и уж петь точно не станет. И вроде как никто не жалуется, даже напротив. Но молодость брала своё, и Лёня решил, что не должен отказывать себе в удовольствиях, которые сами идут в руки. С чего вдруг?

Так что дверь в его номер недвусмысленно хлопала не только во время крымских гастролей. И в Сибири, и на Урале, и на Дальнем Востоке. Потом надоело. Надоела доступность влюблённых барышень, надоели их восторженные глаза и глупые вопросы о новых встречах, а больше всего надоело, что и в постели они ожидали увидеть артиста. На полном серьёзе, каждая вторая думала, что он и там будет чуть ли не во фраке, с бабочкой и микрофоном, причёсанный, загримированный и дико обаятельный. А у Лёни было костлявое тело и привычка курить сразу после процесса, а по утрам, если он всё же засыпал раньше, чем успевал выпроводить очередную пассию, барышня видела рядом с собой не прекрасного принца из телевизора, а сонного, небритого и помятого мужика, обычно в весьма мрачном настроении. И Лёня чувствовал их разочарование, хотя ночью он старался едва ли не больше, чем накануне на сцене, и настроение портилось окончательно. Словом, ему надоело.

И тогда появилась Натали, девушка, ради которой он изменил собственным принципам и данному себе обещанию больше не жениться. Первые лет пять их брака были почти идеальными, он и думать забыл про случайные связи. Зачем? Дома ждала молодая красавица жена, накрахмаленные простыни и высокие отношения. Которые вскоре переросли в слишком высокие. Лёня, уже накопивший огромный интимный опыт, недоумевал, что он делает не так. Почему Натали всё чаще и чаще находит предлог выставить его из спальни? Они не ссорились, днём всё было прекрасно – Натали вела с ним долгие разговоры о литературе и философии, если у Волка, конечно, находилось время, с удовольствием соглашалась послушать его музыку и что-то подсказать, посоветовать, они по-прежнему много общались, иногда она даже ездила с ним на гастроли. Но ночью у нее обязательно находился благовидный предлог отправить Лёню ночевать на диван: от банального «голова болит» до откровенного «мне не хочется». А если Лёня всё-таки добивался своего, то потом сильно жалел – у Натали был такой безучастный вид, что весь его пыл мгновенно остывал.

Волк снова стал искать приключения на стороне, и даже не из-за физиологических потребностей. Скорее из-за потребностей духовных. У него просто не рождалась музыка, не возникало желания петь, записывать новые песни, придумывать новые программы, вообще творить, если он не был влюблён. Чувство влюблённости было ему необходимо. Только теперь Лёня выбирал объекты труднодоступные. Стоило ему встретить девушку, которая не делала восхищённые глаза и не падала в его объятия, как он вставал в охотничью стойку: кто такая, почему не заинтересовалась его звёздной персоной? Он начинал добиваться внимания и расположения и, как правило, одерживал победу. Новый роман длился несколько месяцев, потом находилась новая цель. И только с Настасьей всё получилось иначе. Да с ней с самого начала всё шло наперекосяк.

Встретились они, смешно сказать, в книжном магазине в Петербурге. Смешно, потому что книги в то время Леонид Витальевич читал крайне редко – на них просто не оставалось времени. Он переживал вторую волну популярности и востребованности. После нескольких лет перестроечного забвения он с огромным удовольствием включился в поток корпоративных концертов, мотался по стране и ближнему зарубежью, умудряясь выступать по двадцать раз за месяц. В книжный магазин на Невском Волк попал случайно, нужно было выбрать подарок для высокопоставленного приятеля, на юбилее которого он вечером собирался спеть. Решив, что книга – лучший подарок, Леонид Витальевич нацепил очки и перебирал тома на книжных полках, постепенно убеждаясь, что совсем не разбирается в современной книжной индустрии. Не классику же дарить! А что? Что модно сейчас читать? Вот эти детективы в мягких обложках? Несолидно как-то для подарка. Богато смотрелись книги про охоту и рыбалку: твёрдые переплёты, тяжёлые тома с цветными иллюстрациями. Но приятель, насколько ему было известно, не увлекался ни охотой, ни рыбалкой.

Случайно Леонид Витальевич забрёл в отдел эзотерики. Он даже не знал, что это такое, но увидел много красиво оформленных книг и остановился. Снял одну с полки, полистал. Понял, что ничего не понял, поставил обратно, снял вторую. Вроде бы про нужные вещи написано: про здоровье, любовь, отношения. И выглядит дорого. Он взял книгу и собрался идти на кассу, но вдруг услышал спокойный женский голос с лёгким прибалтийским акцентом:

– Не лучший выбор. Спорная теория и очень много воды. Я бы посоветовала Блаватскую.

Леонид Витальевич обернулся и увидел девушку, настолько красивую, что проигнорировать её слова и не вступить в диалог было просто невозможно. Точёная фигурка, тонкие черты лица, удивительного цвета – топлёного молока – волосы и невозмутимый, полный собственного достоинства взгляд. Волк привык находиться в окружении дам модельной внешности и мало чему удивлялся, а тут замер. Снял очки, приподнял брови.

– Вот здесь полное собрание сочинений, – продолжила девушка, указав на полку, и протянула ему книгу, которую держала в руках. – А ту мерзость поставьте на место. Хотя весьма странно, что господин артист интересуется магией.

Значит, узнала. Ну а кто твою морду сейчас не узнает, мысленно спросил сам себя Леонид Витальевич. Девушке не больше тридцати, он вполне мог бы быть кумиром её бабушки. В глазах никакого пиетета, тем более восхищения. Смотрит спокойно, даже слегка насмешливо.

– Мне на подарок, – уточнил Волк.

– Ах, ну конечно, мне следовало догадаться.

Он уловил в её голосе оттенок разочарования. И пропал. Ему уже хотелось доказывать ей, что не такой он дурак, каким наверняка кажется благодаря глупым передачам и однотипным вопросам журналистов, заезженному репертуару и всему этому, ему самому осточертевшему, образу.

– Вы любите кофе? – резко сменил он тему.

– А в Петербурге его кто-то не любит?

Значит, петербуженка. Тогда откуда чудесный прибалтийский акцент?

– Здесь есть великолепная венская кофейня. Мы могли бы выпить по чашечке кофе. Вы мне расскажете про книгу, – он взвесил на руке Блаватскую.

– А что расскажете мне вы?

– А я приглашу вас вечером на концерт.

– О, предложение, от которого невозможно отказаться.

И снова он почувствовал в её голосе иронию, и ему ещё сильнее захотелось рыть копытом землю. Но в кофейню она всё-таки пошла. И он выяснил, что зовут её Анастасией, и ещё раз пригласил на концерт, не надеясь, что придёт, и просидел в её компании часа два, которые пролетели как две минуты, любуясь тонкими чертами, хрупкими руками, обнимающими маленькую чашку, чуть вздёрнутым носиком. Но больше всего пленяло исходящее от неё спокойствие. Она знала себе цену и относилась к миру с интересом и одновременно иронией, словно ожидая, что он может ей предложить.