Всадник без бороды(Юмористическая повесть)
Шрифт:
— Э-э, добрый человек, нас было трое братьев, — сказал он, — но ты меня уже не считай. От этого кумыса я живым не останусь!
— Что ты, о бахсы, — молвил Шик-Бермес, делая несколько глотков из своей чаши. — Отличный кумыс!
Гость посмотрел на свою чашу и сказал:
— Да, я ошибся, кумыс прекрасен. Это злые духи хотят испугать меня… Так с нами, бахсы, часто бывает. Злые духи даже могут внушить вам, что я не голоден и что меня не надо кормить… А? Что ты сказал, добрый человек?
— О аллах, за что ты нас так наказываешь? — взмолилась байбише и сказала мужу: —
— Тш-ш, услышит! — испугался бай. — И наколдует нам болезнь за это!
— Он же глух, как войлок, — отмахнулась байбише. — Я вот что придумала. Разведем огонь, поставим казан с водой. Гость подождет, подождет и заснет. А мы потом скажем: не хотели будить, ведь гость так устал…
Шик-Бермес поглядел на безучастного бахсы, который, качая головой, что-то беззвучно бормотал, и сказал весело:
— Ставь казан!
Когда был разведен огонь и казан наполнили водой, жена бая громко сказала на ухо знахарю:
— Отдохните, дорогой гость, а то у нас овца варится в казане такая старая, что всю ночь вариться будет!
— Гость тоже не молодой, — ответил бахсы, приоткрывая веки, — и если уж сел, то будет до осени сидеть… Подождем. — И он снова закрыл глаза и забормотал свои заклинания.
Бай и жена переглянулись.
— Придется сварить кусок мяса, — жалобно сказала байбише.
— О-о-о… чем я прогневал аллаха! — застонал Шик-Бермес.
Но делать было нечего — пришлось варить мясо. Один кусочек маленький, а другой — большой.
Но после того как был съеден маленький кусок мяса, гость сказал:
— Сегодня мне нельзя уходить из той юрты, где живут злые духи! А то они могут подумать, что я их испугался!
Хозяева дружно вздохнули, мысленно прокляли еще раз незваного гостя. Делать нечего, пришлось и большой кусок съесть втроем.
Бахсы лег спать у самого входа — возле мешка, в котором что-то шевелилось.
Бай долго шептался с женой.
— Он даже во сне держится за священного барана! — возмущалась байбише. — Как будто мы его украдем или съедим.
— Священный баран, видно, дорого стоит, — предположил бай. — Узнать бы, какая от него польза!
Ночью бахсы все время бормотал во сне, разговаривал:
— У бая золото украли… у бая золото украли… волшебный баран… одна овца… две овцы… украли золото…
Байбише проснулась, прислушалась, растолкала мужа:
— Это не у тебя золото украли? Слышишь, бахсы-то что говорит…
Бай завозился, полез в тайник, потом сказал облегченно:
— Хоть он и бахсы, а ошибся! Все на месте!
— Значит, это он не про нас говорил! — сонно пробормотала байбише.
И в юрте снова стало тихо.
Утром бай с женой проснулись рано, а бахсы долго еще лежал — притворялся, что спит.
— Что
это он говорил про волшебного барана? — спросила жена бая. — Одна овца, две овцы?— Шайтан знает! — махнул рукой Шик-Бермес. — Колдовство кто разберет? Только бы на нашу юрту не наслал какой-нибудь хвори! Пока он спит, ты испеки мне лепешки. Поем хоть всласть без него…
Напекла байбише лепешек, принесла их в юрту.
— Как же я их тут есть буду, — сказал Шик-Бермес, — а вдруг бахсы проснется? Тогда придется делиться с ним. Пойду-ка я в гостевую юрту — там никого нет…
Шик-Бермес спрятал горячие лепешки за пазуху и пошел.
А бахсы лежал у самого выхода. Когда хозяину юрты до порога один шаг оставался, бахсы встал, потянулся, расправил бороду.
Шик-Бермес остановился.
— Я видел во сне, что тебя жжет огонь, — сказал бахсы. — Я так рад, что ты жив и здоров!
С этими словами бахсы быстрым движением, совершенно неожиданным для такого глубокого старика, как он, крепко обнял бая.
Горячие лепешки, как горящие угли, начали припекать живот и грудь Шик-Бермеса. А бахсы как обнял, так и не отпускал.
— Ой-ой-ой! — закричал наконец бай. — Горю! Живот жжет!
Шик-Бермес с трудом вырвался из рук маленького цепкого старикашки и начал выбрасывать из-за пазухи лепешки:
— Ой, проклятые, чуть насквозь не прожгли!
— Спас я бая от большой беды, — промолвил бахсы серьезно. — Если б не я, сгорел бы ты живьем! Возблагодарим аллаха за то, что он послал мне вещий сон!
Когда лепешки были съедены гостем, бай сказал:
— Аллах лишил меня своих милостей! Видно, потому, что злые духи сидят в юрте. Э-э, совсем плохо… Выгони шайтана, бахсы!
Старик уселся на почетное хозяйское место, взял в руки кобыз, провел смычком по струнам, словно пробуя их голоса. Затем заиграл что-то очень печальное. Постепенно мелодия менялась: сначала она была грустной, потом вдруг стала веселой.
Бахсы сначала раскачивался тихонько, в ритм музыке, потом стал подпевать, качаться все сильнее и сильнее.
Кобыз зазвучал отрывисто, звонко. Бахсы положил его, вскочил, закружился по юрте, выкрикивая непонятные слова:
— Абалдыр! Самаг! Ахашен!
Шик-Бермес и его жена, как очарованные, следили за метаниями бахсы. Хилый старичок крутился и вертелся, падал, вскакивал, снова падал.
Наконец, крикнув последний раз: «Абалдыр! Ахашен!» — он упал посреди юрты и затих.
Он полежал некоторое время, потом открыл глаза и обвел взглядом юрту, словно спрашивая: «Где я нахожусь?» Сел и, молитвенно сложа руки, долго бормотал что-то про себя.
«Молитву читает!» — решил Шик-Бермес.
— Спасти вас может только волшебный баран! — вдруг сказал бахсы. — Мне было видение: белый волшебный баран отпугнет от юрты злых духов и принесет вам счастье, богатство.
Бахсы встал, подошел к своему мешку и сел возле него. Лицо его стало грустным.
— О великий бахсы, — дрожащим голосом спросил Шик-Бермес, — но где же нам взять волшебного барана? Отдашь ли ты нам своего?
— Да, великий бахсы, — повторила за мужем байбише, — где нам взять барана?