Всадник

– Я не делаю никакого вида, уважаемый бык или кто вы там, – вежливо возражает он. – Но если вы не против, нельзя ли теперь перейти к содержательной части? Меня ждут дела.

Старик молчит, а затем продолжает все тем же скрипучим тяжким голосом:

– Зачем ты разрушил Камарг?

– Censeo Camargh esse delendam[81 - Камарг должен быть разрушен (лат.).], – цедит магистр. Он говорит это на другом языке.

– Объясни, – требует старик. – Зачем ты убиваешь города и опустошаешь страны? Камарг, Маритим, Медзунами, Тирд и Эгнан?

– Вы делали то, что нельзя, – существовали, – равнодушно объясняет магистр, разглядывая горизонт. – Не надо разыгрывать оскорбленную невинность. Вы прекрасно знаете: то, что составляло эти «города», – здесь магистр ставит голосом кавычки, – им не принадлежало. Жаль, что ты нашел меня до того, как я пришел в Рэтлскар.

– Так ли ты уверен? – спрашивает старик. Он уселся на край обрыва и болтает ногами, а палку держит на коленях.

Теперь молчит Делламорте. Он смотрит в рогатый затылок, как будто не веря, что такой диалог можно вести всерьез.

– Послушай, – наконец говорит он, – плотность моего графика не позволяет мне вести дискуссии об истинности сознания, истинности истины, осознании истины и сознании сознания. Если ты закончил, я пойду.

Он поворачивается и уходит, размышляя о том, как странно получилось – он оставлял позади то, что осталось от Камарга, но Камарг оказался перед ним. В следующий момент он понимает, что не должен был уходить, ибо загадочный старик проделал с ним тот же фокус еще раз.

Магистр оступается. Нога его скользит по камню. Он понимает, что ему не за что зацепиться. Он срывается и падает с обрыва, и погибшая земля Ура летит навстречу ему. Не в силах видеть это, он закрывает глаза и слышит, как старик говорит у него за спиной, сопровождая каждое слово мерным ударом черной палки:

Feel,

Depend,

Doubt[82 - Чувствовать, зависеть, сомневаться (англ.).].

5. Past Perfect – прошедшее завершенное

Наконец-то мы приступаем к рассказу о том, что привело к появлению на полотне этой книги ее первого героя – московского журналиста Дмитрия Дикого. Хотя дело, конечно, не в Мите, а пока лишь в том, что, очнувшись после падения с неведомой скалы, нависавшей над останками великого тысячерукого Камарга, Винсент Ратленд обнаружил себя во времени, которое видел некогда, еще до всех войн, в своих опиумных снах. Он не знал, почему на сей раз оказался именно в Париже, но дело было не в географической логике: оплаченные жизнями и смертями путешествия в Ур и обратно не были похожи на путешествия иголки с ниткой, всякий раз попадающей в одну и ту же дырку на пуговице.

Стоя на лестнице под облачным гамаком Grande Arche de la Fraternit'e[83 - Третья триумфальная арка, открытая в 1989 году в современном деловом парижском районе Дефанс располагается на одной исторической оси с первыми двумя арками – Малой триумфальной на площади Каррузель и просто Триумфальной. Название «Большая арка братства», данное произведению датского архитектора Йохана Отто фон Спрекельсена, призвано символизировать триумф гуманизма в противовес привычному для сооружений такого рода триумфу оружия. Конструкция представляет собой трехмерную проекцию куба (тессеракт), а под пролетом этого стеклянного монстра, над верхней площадкой ведущих к нему ступеней, на растяжках подвешено символическое облако.] в парижском районе Дефанс и оглядывая огромную арку-куб, воздвигнутую в честь победы гуманизма, а не оружия, Винсент Ратленд понял пока лишь одно – он снова в привычном мире и он жив. Наш герой не был в Европе так долго, что не сразу пришел в себя и не успел привычно закрыться от чужих мыслей; так что избыточная разноцветная информация немедленно опутала его мозг, как сеть пленит стремительный косяк рыб. Чуть придя в себя, оглушенный путешественник понял главное: Европа, одурманенная опиумом смерти, все-таки поднялась с одра, morte mortem calcavit[84 - Смертью смерть поправ (лат.).]. Района Дефанс не существовало до войны (когда он, павший в Риме под предательскими пулями «Медовой кошки», попал на Берег смерти); и вот он лихорадочно осознает: дело происходит во Франции, на дворе май 1995 года, благословенный месяц! – а вокруг – ультрасовременный деловой район Парижа. Да, Вторая война все же случилась, но благополучно закончилась с нужным результатом – ровно пятьдесят лет назад.

– Phew[85 - Ффух! (англ.)], – сказал Ратленд еле слышно. Что ж, главное получилось. Оглянувшись, он увидел, что на площади перед аркой бурлит какой-то митинг. Он подошел ближе.

– Словари! Раритетные немецкие агитационные материалы! – выкрикивала веселая длинноволосая девушка в берете с помпоном, а вокруг с энтузиазмом демонстрировали против очередной войны – то ли в Боснии, то ли в Хорватии.

Ратленд машинально полез в карман за портмоне и, лишь купив у девушки разговорник для немецких оккупационных войск в России, напечатанный в 1939 году в Кенигсберге, понял, что не знает, откуда у него франки. Видимо, он действовал еще настолько автоматически, что очумевшая реальность от греха подальше вкладывала ему в руки необходимое, временно не оглядываясь на последствия.

В брошюрке не оказалось ни одной русской буквы, зато имелись как любопытные конструкции, вроде «Pri-nos-sнte wуdu!» и «Sni-m'aj sh'ap-ku, kog-d'a go-vo-r'isсh s ne-m'ez-kim ofi-zz'e-rom», так и довольно неожиданные: «Mo-j'a zhe-n'a l'ubit Die Zauberfl"ote[86 - «Волшебную флейту» – знаменитую фантастическую оперу Моцарта. Сходные с описанными здесь разговорниками до сих пор можно купить в Интернете. Справедливости ради нужно заметить, что аналогичные походные разговорники, только для других языков, имелись и у советских солдат.]. Mуj sin kh'o-tchet stat khud'o-zhni-kom». Поколебавшись, Ратленд все-таки спросил девушку, откуда она взяла свой странный товар. Та, не удивившись вопросу странного господина, как будто явившегося сюда прямиком со съемок фильма о последних предвоенных годах, с готовностью подтвердила: словари не понадобились, а продает она репринты, потому что уцелело совсем мало экземпляров. Винсент сказал неопределенно-необязательное «ну, конечно, конечно…» и отошел, толком еще не решив, куда идти. Понял, что нужно немного подумать, и сел неподалеку на скамейку.

Через минуту девушка с брошюрами уже сидела рядом.

– Простите, мсье, – сказала она, запихивая с десяток нераспроданных книжек в полосатую сумку, – вы ведь купили разговорник, чтобы получше вжиться в роль, да? Вы снимаетесь в фильме про войну, конечно же; вот и франки у вас довоенные.

Не привыкший платить за товары валютой, устаревшей больше чем на полвека, Ратленд машинально полез во внутренний карман пальто за сигаретами – и только тут понял, что вернулся назад в той же одежде, в какой был убит на Испанских ступенях.

– Да, – подтвердил он со всей уверенностью, на какую был способен, достал коробку Sobranie, предложил девушке, поджег ее и свою сигарету и сказал себе, что ради одного этого благословенного дыма можно радоваться внеочередному возвращению. – Снимаюсь, точно. Видите, в меня даже стреляли.

Девушка явно видела, потому что она аккуратно потрогала левую полу его пальто и посмотрела на окрасившиеся красным пальцы.

– Ничего себе, – сказала она неуверенно, – какую натуральную кровь научились делать… – Она улыбнулась немного смущенно: – Если вам там вдруг понадобятся люди для массовки, вот мой телефон. – Она быстро написала несколько цифр на задней обложке его брошюры. – Или лучше вы дайте свой.

– У меня нет телефона, – честно признался магистр искусств, радуясь такому совпадению правды и неправдоподобия. – Но я вам позвоню сам… из студии. Вот именно.

Он поднялся. Почему-то было ясно, что надо взойти по ступеням и пройти через арку.

– Вам точно не нужна помощь? – крикнула девушка уже в спину странному актеру в черном пальто, испачканном кровью (брошюру с телефоном он оставил на скамейке). Но актер не ответил, а, полуобернувшись, быстро сделал какой-то прощальный жест – так, будто махать кому-то с лестницы, расставаясь, было ему физически больно, – и затерялся в толпе.

6. Париж: Франсуаза Камиль

Мы не станем в душераздирающих подробностях рассказывать, как Винсент Ратленд врастал в новую действительность конца ХХ века. Во-первых, книга наша не о том, как заработать миллион, а затем другой и третий. Во-вторых, значительную часть состояния нашего героя охраняли мало кому известные, но от того не менее рачительные швейцарские банкиры, придерживавшиеся весьма консервативных правил инвестирования, и за годы его отсутствия часть эта выросла до размеров, по любым меркам внушительных. Потому-то магистру не составило особого труда обновить гардероб у хороших портных (для этого, правда, упрямый Ратленд отправился в Лондон на Savile Row: Парижа ему было мало), восстановить контакты с наследниками своих деловых партнеров и вновь обосноваться в Европе так, как будто он никогда ее и не покидал. Раз уж его выбросило в Париж, он принял решение временно остаться там и в деловом районе Дефанс появлялся, как мы знаем, еще не раз – в частности, для душевных бесед с акулой-горгоной пищевой промышленности Дельфиной Монферран. Ко времени знакомства (назовем это так) с Дельфиной Ратленд уже давно перестал быть Ратлендом, за его спиной стояло несколько мощных компаний, и некогда свободный искусствовед переквалифицировался в туманно-могущественного специалиста по консалтингу, на которого работало немало людей. У него появились банк и PR-агентство, в Лондоне открылся головной офис транснациональной компании Niсa, кое-где в европейских странах – ее филиалы, а с российским отделением этой компании, носившим название Gnosis, мы познакомились в самом начале этой трилогии.