Всадник

Однако приезжий медлил возле сундука с неприятным содержимым.

– Я прочитаю вам стихотворение, написанное тысячу лет назад, – заявил он и перешел к декламации, огласив заголовок:

– Mala aria

Люблю сей Божий гнев! Люблю сие незримо

Во всем разлитое, таинственное Зло —

В цветах, в источнике прозрачном, как стекло,

И в радужных лучах, и в самом небе Рима!

Всё та ж высокая, безоблачная твердь,

Всё так же грудь твоя легко и сладко дышит,

Всё тот же теплый ветр верхи дерев колышет,

Всё тот же запах роз… и это всё есть Смерть!..

Как ведать, может быть, и есть в природе звуки,

Благоухания, цветы и голоса —

Предвестники для нас последнего часа`

И усладители последней нашей муки, —

И ими-то Судеб посланник роковой,

Когда сынов Земли из жизни вызывает,

Как тканью легкою, свой образ прикрывает…

Да утаит от них приход ужасный своиx!..[115 - Всадник зачитал коллегии стихотворение Федора Ивановича Тютчева Mala aria, написанное в том же 1830 году, в котором застигнутый эпидемией холеры в Болдине Пушкин пишет «Пир во время чумы».]

– Никого не сжигать, – без паузы потребовал удивительный чтец у коллегии, – я их вылечу. А теперь пускай мне вернут одежду, включая оружие.

После этого доктор наконец ушел, а инквизиторы, помявшись, принялись играть в карты.

4. Коронация: Oh nube che lieve[116 - «О облако, что летает…» (ит.) – ария Марии Стюарт из одноименной оперы Гаэтано Доницетти.]

Стены обширного зала с высокими потолками и узкими стрельчатыми окнами были украшены ветхими красно-белыми шпалерами с изображениями битв, повсюду горели затейливые шандельеры с десятками свеч. У дальней стены в нише располагалось очень старое буковое кресло, принадлежавшее первому военачальнику Поселения, и сейчас оно пустовало, как и кресло поменьше по правую сторону от него – обычно в нем сидели военачальницы, в последнее время – леди Ицена. В центре зала стояли Галиат и Орах. Галиат объяснял будущему правителю, что в соответствии с древним укладом Поселения тому предстоит пройти церемонию смиренного принятия Долга.

Принимая должность, новый хозяин замка должен ходить по городу, разговаривать с представителями всех гильдий, людьми разных полов и возрастов, дабы понять, чем живут его подданные. По окончании дня и при общем стечении народа военачальник сообщит миру, что понял свой долг по управлению людьми и смиренно принимает его. Кэтанх, убиенный военачальник, не проходил церемонию, потому что должность добровольно передал ему перед смертью отец близнецов, лорд Эдар, сам выбравший из двух братьев одного во избежание наследственных тяжб. Сделал он это, закрыв глаза и полностью положившись на волю Жука, опустившего его руку на голову Кэтанха.

Назавтра на рассвете (ибо именно на рассвете начинается жизнь тех, кто поддерживает существование Замка-на-острове) Орах отправился в город в сопровождении Ицены и свиты. Помимо Галиата с ним шли Стоне – преданный слуга семьи, несколько фрейлин, верховный судья, шут Грихли и стража с вынутыми из зеленых чехлов медными карабинами. Галиат оглянулся на дворец, и ему показалось, что из окна тронного зала на процессию кто-то смотрит. Он побыстрее отвернулся от замка.

Орах, придавший поступи царственность, сжимал в руке плетенный из полос ткани повод, сложным узлом привязанный к поясу на талии Ицены. Ицена следовала на некотором отдалении, по-прежнему прикрытая редкой лиловой вуалью вдовы, ее заплетенные в рыхлые косы волосы спускались спереди до колен. Она оглядела город, в котором не бывала ни разу, и смело пошла вперед, звонко впечатывая подбитые самшитовыми звездами подошвы в стеклянные полукружья мостовой.

– Развесели нас, шутовской колпак, – велела Ицена шуту.

Грихли с обманчивой профессиональной неловкостью сделал кульбит, вызвал визг придворных и заставил верховного судью подпрыгнуть от неожиданности.

– Эх, милорд, веселись, веселись, миледи! За проливом завелись старые соседи! Как на острове дрова, а за морями печка! Уж на лысой голове подрастает гречка! – пискляво заголосил он и покатился дальше, звеня бубенцами.

– Тупоумный, пугающий идиот, – низким мрачным голосом отозвался Стоне.

Пальцы Ицены нервно сплетали и расплетали волосы.

– Скажи, Галиат, – лихорадочно схватила она за руку мудреца, – ведь он же не имеет права взять меня себе, пока Кэтанх не предан воде? Ведь нет?

– Не имеет, – вежливо разуверил военачальницу Галиат, – он вообще не имеет права взять вас насильно. Истолковать ваш союз иначе чем полюбовный невозможно. История Замка практически не знает случаев, чтобы женщина обвинила мужчину в насилии: если вы вместе, значит, вы этого захотели, а если порознь – значит, вы недостойны мужа.

Ицена, насупившись, молчала. Старый слуга Стоне недовольно оглянулся на звенящего Грихли и еще раз мрачно обозвал его, на этот раз червяком, отчего тот зашелся истерическим иканием. Один Орах весело смеялся, глядя на старания шута. Он дернул повод Ицены, и ей пришлось подойти.

– Не бойся меня, сестричка, – сказал Орах, глядя на Ицену добрыми глазами. – Я не убийца. Мы ведь похожи с Кэтанхом, правда? Глядя на меня, не видишь ли ты его? Он изменял, мог ударить… Теперь-то все будет по-другому. Твой сын будет моим сыном. Военачальник умер. Но у него был брат. У него есть брат. Поцелуй же меня.

Не глядя на Ораха, Ицена пыталась отвязать повод от пояса.

– Коронуйся сначала, Орах, – прошипела она злобно, – а там и целоваться будем. Мне что плохой, что хороший – одна печаль. Ни одному, ни другому не верила и верить не буду: одна кровь, одна гниль. Дурака своего в бубенцах целуй или вот девок… В Скаре хватает.

Терпение летописца иссякло. Галиат повернулся к процессии.

– Лорд Орах, леди Ицена… и все прочие, – заговорил он ровно и вздохнул; незакрытая половина его лица приобрела то же выражение, что и маска. – Шествие происходит во время упокоения по смерти военачальника. Не сообщим ли мы ей более подобающий дух? – Он посмотрел на шута и слугу. Шут подобрался, а Стоне довольно ухнул.

Орах нахмурился, пнул шута, и тот безвозвратно укатился в ближайший проулок. Подравняв Иценин повод, наследник трона подошел к Галиату.

– Ты прав, мудрец, – признал он. – Шутки в сторону, Рэтлскар ждет нас.

Кажется, смирилась с происходящим и Ицена.

– Благодарю тебя, мудрец, – обратилась она к Галиату. – Я и вправду ничего не могу уже сделать для лагеря, кроме как закрыть его. В Рэтлскаре будет новая власть.

Не отвечая, Галиат быстро двигался вперед, а процессия едва поспевала за ним. Они свернули в темный переулок, а оттуда – неожиданно на какую-то площадь, пересекли ее и оказались у дома с надписью: «Дихор. Кузнечных дел мастир».

– Надлежит лорду Ораху и двум от процессии пройти внутрь дома, – провозгласил преобразователь. Орах, Ицена и верховный судья вступили в кузницу.

Вот какая сцена разыгралась там:

Сцена: кузнец

Дихор выходит из закутка: О, благородные господа пришли! Значит, здравствуйте! Что желаете? Меч для рубли? Хороших стрел и колчан для женщины… то есть дамы?

Галиат:Друг мой, перед тобою будущий военачальник замка Рэтлскар и твой командир лорд Орах. Выслушай его. Ораху: Говорите же.