Всадники ветра (Двойники)Советская авантюрно-фантастическая проза 1920-х гг. Том XVII

Двум товарищам было дано задание взорвать пути в тылу противника.

Поднялись на дряхлом Сопвиче, с динамитом, со всей снастью.

Прилетели к рельсам, спустились, прикрепили патроны к шпалам. Только видят — вдруг белый патруль к ним бежит. Однако, думают — успеем. Запалили фитили, бегут к самолету, добежали, уселись.

Пустили мотор на полный газ. Пропеллер крутится, а самолет на месте стоит. Машина как будто в порядке — самолет ни с места. Да тут еще сбоку белые наседают! Начали отстреливаться, те в штыки. Обоих прикололи, самолет уволокли. Так и не поднялся он. Потом один очнулся, дополз до деревни, оттуда и мы узнали. Это к тому я веду, в каком подлом состоянии наш воздушный инвентарь был.

Несем мы, главным делом, службу разведчиков и истребителей. Однако, и всякие другие дела делать приходится. При полупартизанском, растрепанном фронте странный вид принимает иногда наша работа.

Был случай, когда наш самолет во время разведки напал на батальон белых. Летя почти у земли, работая обоими пулеметами, он обратил в бегство целый участок фронта. Бывало — удачно брошенная бомба меняла все боевое положение. К таким вот экстренным поручениям принадлежало и мое…

В странное время мы живем теперь. Не Россия, не РСФСР, а огромный, грохочущий лагерь. Со всех сторон — наступления, интервенции, блокады, белые, иностранцы, бандиты. Никто не знает, где очутится завтра, как и в какую сторону изогнется фронт…

В то время наша эскадрилья стояла верстах в шестидесяти от Медынска. Белые шли на прорыв — работали мы, как бешеные, всякий день у каждого по несколько налетанных часов было. Но генералы перли и перли — должно быть, последние резервы собрали. В результате правый фланг армии пропал неизвестно куда.

Он исчез совершенно — точно ветром сдуло несколько полков. Поднимались мы на продолжительные разведки — не нащупывали никаких следов. В полное же уничтожение противником не верилось — очень уж значительная часть была отрезана. Работал телеграф, работала контрразведка, работали наши летчики. И вот внезапно пропавшая армия подала о себе весть.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Как самолет спустился на землю

…Это было после целого дня демонски-утомительной работы. С несколькими другими я как раз сделал длительный полет над фронтом противника. Спал, должно быть, как удавленный, и проснулся, почувствовав, как кто-то теребит теребит меня за плечо и стаскивает с койки.

Открыл глаза — а окне темно, разве только немного светлее обычной ночной черноты. Вгляделся — кто предо мной — вижу — начальник эскадрилья. Сел.

— Товарищ Штреб, — говорит начальник, — собирай свои манатки и пойдем.

— А сколько время? — спрашиваю, натягивая сапог.

— Время, — говорит, — детское. Четвертый в начале!

Пошли лагерной улицей. Вижу — ведет меня начальник будто к штабу. В чем дело? Тут он сам рассказывать подался.

— Товарищ Штреб, штаб только что получил известие об отрезанных частях. Оказались в полной сохранности. Они отступили и укрепились около Мавры — в ста трех верстах отсюда. Это вне линии боев, смекаешь! Население и крестьяне — ничего, прогнали наши ребята бандитов, установили там советскую власть. Только вот денег, понимаешь, не хватает. Начпобриг телеграммой просит тысяч двадцать золотом. В нашей кассе хватит! Мы посылаем туда эти деньги!

Помедлил начальник, кладет руку ко мне на плечо.

— Товарищ, это дело щекотливое, все-таки такая цифра. Но ты человек испытанный, тебе доверить можно. Нас разделяют белые, да леса вокруг — золото можно доставить только лётом. Чувствуешь? Доставишь мешок и привезешь расписку. Вылетите сейчас — я уже велел твою машину готовить. Как она у тебя?

— Машина ничего, работает!

— Ну, вот. Наблюдателем тебе даем Сумина. Он малый на ять — металлист бывший, подпольщик… А вот и штаб. Золото получить и командировку.

Хорошо — входим. Штаб как штаб, — все мы знаем, какие они из себя бывают. Прокуренная комнатка, по углам винтовки грудами, карты, пестрые плакаты. В середине стол, около него — человек пять столпились. Подошел ближе, смотрю.

Лежит на столе газета развернутая. На газете — груда золотых кругляков с четверть аршина высотой. Комиссар возьмет монетку, передаст начштабу, тот ее в брезентовый мешочек.

Комиссар возьмет монетку, передаст начштабу, тот ее в брезентовый мешочек.

Остальные смотрят, счет ведут. Смотрю и я.

Наконец, кончили, мешок завязали. Круглый, тугой, на двух ладонях уложится, а весом больше пуда. Руку так и оттягивает. Дали его мне с бумагами, пошли к самолету.

Интересно знать, что говорят всякие там кабинетные… спецы о теперешнем состоянии нашей авиации? В каком виде может быть самолет, из ночи в ночь стоящий без всяких крыш и футляров — прямо под открытым небом. Разве только мы брезентом наших летунов прикрывали, да в лучшем случае, на скорую руку навес сколачивали.

Вижу — совсем готов мой коняга. Выведен из под навеса, один моторист мотор проверяет, другой под брюхом возится. Стали пропеллер запускать. Подхожу и я.

Спрятал мешок под сиденье, привязал хорошенько. Еще раз осмотрел мотор, тросы управления, пулеметы — ни один летчик не подымется, своими глазами не увидав, все ли в исправности. Тут и Сумин подошел. Сели. Даю полный газ. Пошли.

Путь наш я еще до подъема вычислил. При скорости сто пятьдесят мы в Марве через три четверти часа будем. Мотор работал исправно, высоту хорошо забрали. У меня перед глазами измерительные приборы, карта, у наблюдателя сзади — полевой бинокль. Все в порядке.

Но тут-то и началась переделка.

Когда мы вылетели, на земле еще темновато было. А тут в высоте — полный свет. Летим над расположением белых. А они как начнут почем зря крыть.

Первая шрапнель разорвалась далеко — красивым таким желтоватым облачком. Разрыва за трескам мотора почти не слышно. Вторая ближе, третья еще. Нащупывают. Беру ручку на себя, забираю высоту и влево. Снова начиняют настигать. Разрывы так кругом и ложатся.

Странное ощущение — лететь в версте, в двух над землей и знать, что кто-то на тебя охотится, что каждое такое облачко, окажись оно около, и тебя, и машину твою в горячий бифштекс обратит! Мы-то привыкли, а вот если кому впервой — думаю, жутковато.

Однако, постреляли, постреляли и бросили. В чем дело? Чувствую — наблюдатель меня за плечо трогает.

Обернулся — вижу, приподнялся он на сиденье, из-под шлема — возбужденные глаза, показывает вниз черным пальцем в кожаной перчатке. Я посмотрел.

Земля — мутная, зелено-синяя мягко плыла на запад. Под ногами темно-синяя лента реки, светлые пятна домов, четкие морщины дорог и окопов. И вот над самой поверхностью выделяется, блестя плоскостями, крестик самолета.

Сквозь гром мотора улавливаю слова наблюдателя.