Всадники

Перед ним простиралось бесконечное плато. Оно было покрыто пылью цвета золы, крупной, твердой и зернистой. Это было царство ослепительной смерти, царство холодного солнца. Наполненное светом до такой степени, что всякий свет становился здесь густым и незрячим, более безжизненное, чем голая остывшая черная лава, более безутешное, чем слезы ангелов, более прекрасное, чем сама красота. Поднятая на высоту пятнадцати тысяч футов над уровнем моря, эта равнина не была землей людей.

Этот мир астральных степей окружали горы. Он был так близок к небу, что отделяла их друг от друга лишь цепочка гор на горизонте, отчего казалось, будто это какие-то боги, не известные ни одной религии, воздвигли под ледяным небосклоном ограду по образу и масштабу этого величественного и устрашающего плоскогорья. Эта стена была выстроена из скал и света. Из них же созданы были ориентиры, орудия и знаки, предназначенные для неведомых сказочных посетителей. Гигантские корабли из порфира, бросившие якорь во льдах веков. Коралловые плоты, висящие над лазурью. Пики, подобные гигантским маякам, светящим для далеких звезд отраженными лучами солнца. Порой на розовой окаменелой пене возникали еще уродливые драконы и колоссальные идолы.

Подняв к небу голову, Уроз не спускал глаз с гигантских загадочных творений, опирающихся на горные вершины. Ему казалось, что и сам он лишился телесной ткани, стал призраком, тенью.

Мокки, тот просто испугался. А Зирех и того сильнее. Она тщетно искала вокруг себя признак какой-нибудь жизни, следы человека. Наконец она увидела, далеко справа, у подножия горы, на краю плоскогорья, слабый дымок. Потом еще один. Она показал на них Мокки. Тот взглядом задал вопрос Урозу. Тот ничего не увидел. Мокки свернул в сторону дымков, и Джехол пошел за ним. Уроз этого не заметил. Чтобы вывести его из того неопределенного состояния, в котором он оказался из-за усталости, жара, боли и экстаза, вызванного этими ощущениями высокогорного одиночества, этими сверхъестественными камнями, понадобились собаки.

Когда их маленький караван стал приближаться к северной гряде гор, со стороны дымков послышался странный звук. Он напоминал шум, создаваемый порывами ветра в зимнюю непогоду. Но здесь воздух был неподвижен. Сияло солнце. Далекий шум не обладал ни голосом, ни крыльями ветра. Он был низким, хриплым, неровным и, казалось, исходил из земли. Шум приближался, разрастался, усиливался. Высота, безмерность простора, голая поверхность плато, гранитные фигуры и каменная тишина пустыни придавали этому не смолкавшему ни на мгновение шуму какую-то власть, превосходящую самые загадочные силы природы. Словно скалы и небо, песок и солнце плакали, смеялись и рычали все вместе. Как будто демоны, сорвавшись с цепи, предвещали ужасный крах сошедших с ума небес.

Уроз не почувствовал ни страха, ни удивления. Этот путь мог вести только к концу всех дорог. Не удивился он и тому, что Мокки остановился, а рядом с ним и Джехол: конь и саис ждали, когда каменная пустыня расколется и под ногами разверзнется земля. И когда Уроз услышал, наконец, яростный лай, он подумал: «Вот она, проклятая свора, живущая в преисподней, о которой сказано, что выйдет она оттуда только в последний день рода человеческого и звезд небесных».

Из каменной пустыни одновременно появились три зверя. Уроз принял их именно за тех, кого ожидал. Были они сильные, узловатые, все из массивных костей и дергающихся мускулов. Короткая шерсть цвета серы стояла на них дыбом от ярости. Огромные челюсти и сверкающие клыки были испачканы белой пеной. Злоба налила их глаза кровью. И на их огромных головах не было ушей.

Плотные и вместе с тем легкие, псы неслись как хищные звери большими стелющимися прыжками. Тот, что бежал впереди двух других, бросился к раненой ноге Уроза, безжизненно висевшей на боку Джехола. Уроз замахнулся плеткой. Он знал, что обороняться от зверя-демона из преисподней бесполезно и смешно. И все же инстинкт заставил его хлестнуть по белой пене разинутой пасти, по красным от ярости глазам. После чего он опустил руку, готовый встретить смерть. Но пес взвыл от боли и злобы и отскочил назад. В ту же секунду Джехол поднял копыто для удара, и пес отпрыгнул в сторону. «Клянусь Пророком, плеть его пронимает, а копыто пугает… это простая собака», – понял Уроз.

Пес решил повторить атаку. Уроз изо всех сил хлестнул его по голове, лишенной ушей. Зверь упал с долгим воем. «Славный демон», – подумал Уроз, устыдившись. «Да, славный демон, прекрасный сторож овечьих отар, которому хозяин отрезал уши, чтобы степным и горным волкам не за что было уцепиться».

Тем временем две другие собаки вместе кинулись на Уроза со стороны раненой ноги. «Запах открытой раны, крови, падали», – подумал Уроз. Рассудок его пробудился и был ясен. Его нервы развеселились от этой внезапной схватки. Он почувствовал прилив сил. Стал крутить Джехола и так и сяк, и конь вставал на дыбы, брыкался задними и передними ногами, а хозяин хлестал, хлестал, хлестал изо всех сил и с нарастающей радостью. Мокки хотел было ввязаться в драку, набрав острых камней. Но Зирех подбежала к саису и приказала:

– Брось камни, бесполезно. Собаки от них становятся только злее. Таких много у кочевников… Я их знаю…

Она перевела дыхание. Уроз продолжал отбиваться, работая плеткой.

– А он, он не свалится с седла, не бойся, – продолжала Зирех. – От драки он становится только сильнее. Теперь я его знаю.

– Но они могут покусать коня, – выразил опасение Мокки.

– Не должны, – ответила Зирех.

– Что же делать? – вскричал саис.

– Главное, – порекомендовала ему Зирех, – не ходи сейчас за мной.

И Мокки с ужасом увидел, как она направилась к вихрю, в который превратилась схватка, откуда доносились лай, ржание, топот копыт, свист и щелканье плети. Псы, не переставая, нападали на Уроза. Ослепленные яростью, они даже не обратили внимания на Зирех. Та подошла поближе. Одна из собак, спасаясь от копыт Джехола, откатилась и оказалась рядом с Зирех. Устрашающая оскаленная голова без ушей с налившимися кровью глазами и мордой в пене возникла прямо перед молодой женщиной. Та не сделала ни малейшего движения, чтобы уклониться. Собака зарычала, вся подобралась, подготовилась к прыжку…

Несмотря на запрет Зирех, Мокки все-таки хотел бежать к ней. Но его остановил крик, хриплый и резкий, с необычной модуляцией. Не могла же Зирех, такая хрупкая и тонкая, издать этот крик. «Тогда кто же?», – подумал саис… Все мышцы его напряглись, чтобы броситься вперед, и тут же расслабились. Огромный пес, услышав окрик, покорно припал к земле у самых ног маленькой кочевницы. Крик повторился, и два других пса, оставив Уроза, подбежали к тому, который уже лежал. Вдруг успокоившись, все три собаки вопрошающе и внимательно смотрели необыкновенно умными взглядами на женщину. «Они ждут ее приказов. Так, значит, это она кричала?» – подумал Мокки. Словно отвечая ему, Зирех протянула руку в сторону дымков.

Злобные глаза животных мигнули раз, другой. Потом длинными прыжками все три безухих демона понеслись в ту сторону, откуда появились.

– Как, как ты научилась такому крику? – с восхищением спросил саис у Зирех.

– Так это же собаки кочевников, – ответила та. – Хороша бы я была, если бы забыла команды, которым они подчиняются.

Уроз проехал перед Мокки и Зирех, словно не видя их. Волнение схватки, счастье боя исчерпали свои возможности. Толчки и беспорядочные движения больной ноги во время нападения собак усилили его страдания. Только одно средство от боли знал Уроз: ехать вперед, согласовывая с шагом коня движения пилы, туда-сюда, мучившей его плоть, доводя себя до полуобморочного состояния, и таким образом перенести свою жизнь в убежища, где человек оказывается невосприимчивым ни к радости, ни к боли, и где есть место только для игры воображения и мечтаний. На помощь Урозу пришли лихорадка с ее все усиливающимся звоном в ушах и поднявшееся в зенит солнце, залившее все белым, как расплавленный металл, светом. Боль, казалось, постепенно вышла куда-то наружу. Она была по-прежнему тут, но как бы не в нем. Она вцепилась во всадника, сидевшего рядом с Урозом, в его седле, но это уже был не Уроз. Этот несчастный двойник, которому он отдал свое раненое тело, ехал, раскачиваясь вместе с ним, расслабленный, раздавленный, растерзанный. А настоящий Уроз гарцевал в вышине рядом с самыми высокими горами. Он был сказочной вершиной, а вершина была им. Он плавал на огромных плотах, и небо было его парусом. Он гладил гигантских драконов с клыками в виде снежных вершин. И в храмах, которым невиданные горы служили всего лишь опорами, он узнавал молитвы, неизвестные даже самым набожным паломникам, даже самому ученому из богословов, молитвы, превосходившие все их проповеди по глубине истины, совершенству праведности и яркости излучаемого света.

Давно замер, умолк лай безухих собак. Только копыта Джехола нарушали тишину. Мокки и Зирех ступали беззвучно. Саис шел за конем, рядом с Зирех. Он уже не нужен был Урозу, чтобы выбирать дорогу, идя рядом со стременем, и предохранять хозяина от толчка, удара или падения. Теперь он только этого и хотел. «Падай, падай, мешок с гнильем, ну упади же, – повторял про себя Мокки, преисполненный презрения к этому обмякшему в седле телу, едущему в позе, недостойной наездника. – Падай же, и пусть солнце иссушит, а ночь заморозит твой труп».