Все исправить
Шрифт:
Феникс «зашипел». Лина с усилием сдержала подступившее бешенство. От него пещера показалась багровой, а голос Лиз как-то отдалился, заглох — розовые губы шевелились, но Лина не слышала ни звука. Словно злость разделила их незримой стеной — мать и дочь. Им никогда не понять друг друга.
И пытаться не стоит. Если она, Лина, когда-нибудь поймет Лиз и станет такой же… будьте милосердны, прикончите, потому что она не хочет жить такой…
— Так и будет! Так и будет, ясно? — донесся до сознания ледяной голос.
Звук вернулся. И нормальное зрение — Лина увидела каждую морщинку
— Победи сначала.
И снова танец под градом ударов, под свист клинков. И снова кипение стали у лица, и вихревой туман вместо стен — при ускорении окружающее смазывается. Снова бьется на факелах Пламя, озаряя хищный блеск ножей и ненавидящие глаза матери. Лина почему-то видела только глаза… только глаза… словно именно в них сконцентрировалась вся угроза и злоба, какие скопились в этой небольшой пещере.
Клинок летит в горло, сблокировать и провести ответный бросок… и фуэте, фуэте, уйти с линии удара. Фуэте, пинок носком сапожка и сразу кабриоль — уйти от удара по ногам. А потом жете. Гранд жете! Лови меня, раз так хочешь убить. Лови! А я вот не буду… И Феникс в ней расправляет крылья, и тело летит, оставляя ненависть где-то внизу…
Прыжок, и нож свистит мимо. В этот миг Лина понимает, что победит. Потому что владеет силой и мастерством не хуже матери. Потому что у нее есть любовь и вера, есть друзья и родные, а у матери лишь подчиненные и сообщники.
И снова удар и блок, и снова смерть мимо. Мимо! Лишь ветерок по щеке…
Еще немного, мама. Ты не можешь быть сильнее. Ты скоро ослабеешь. И я смогу отобрать твои ножи. Ты уже слабеешь. Твои силы, у кого б ты их ни украла, небеспредельны. А взять их тебе больше неоткуда.
Я не хочу тебя убивать. Ты все-таки мама…
Но править тебе больше нельзя.
Раз! В руку ложится чужой клинок. Растворить…
Два! Второй нож.
Три! Гранд жете, и третий клинок, сверкнув алым в свете пламени, рвется из пальцев. Но смиряется и покорно исчезает. Четвертый. Пятый! И пьянящая сила вихрится вокруг, и стоит немалых усилий остановиться… Шесть и семь! Все!
Ну, мама, что будешь делать?
Ты не победишь, понимаешь?
Пещера уже не размыта, они сбросили скорость, и можно различить каждое лицо, прильнувшее к хрусталю с той стороны. Удивленные, радостные, настороженные, изумленные.
Лиз, непобедимая Лиз… проигрывает?
Дьявол! Ад и пламя…
Боль рванула лицо, обожгла ядовитым жаром, и сразу глаза залило алым. Кровь. Ее кровь… Но откуда? Ведь ножей больше не было…
У Лиз такая улыбка! Торжествующая, злая, уродующая лицо хуже раны.
Как больно…
Красное дерево?
Прятала… как подло, мама…
Вдруг в голове зазвучала песня известного барда прошлого века — «Баллада о времени», они ее недавно с Лёшем слушали.
Откуда в пещере взялся Лёш? Откуда рядом с ним Анна? Почему она, недавно лежащая при смерти, твердо стоит на ногах?
Наверное, я умираю и у меня бред. Иначе… иначе почему я вижу, как Пламя прыгает с факелов и окружает Лиз светящимся ореолом? А она кричит и падает…
Мерещится.
Но подхватывающий песню Лёш — он же не мерещится?
— Лина…
Лина… — Руки Лёша, перепачканные кровью, дрожащие, отвели с бледного лица темную волну волос. — Лина… Хранительница, рана поверхностная, что происходит?— Подожди. — Хранительница повелительным жестом подзывает к себе Марта и полуодетую Марианну. — Вы, двое, никого сюда не пускать. Белла, Стефания, проверьте, что с Елизаветой. И смотрите в оба, она все еще опасна. А ты, мальчик, не отпускай ее, грей, удерживай, как умеешь… может, и вытянем.
— Но что с ней? Ведь порез всего лишь…
Анна качает головой:
— Красное дерево. Оно для нас, как осина для вампиров. Если хоть щепка попадает в кровь, начинается реакция. Медленная, но…
— Делать что? — не слишком уважительно перебивает Лёш. — Я знаю, что вы умеете справляться и с красным деревом. Не теряйте времени!
— Даже не буду спрашивать, откуда знаешь, — буркнула немолодая феникс. И ладони ее бережно легли на виски правнучки. — Тише, тише… я ничего не отнимаю. Я только посмотрю. Тише… вот видишь, я даже поделюсь с тобой. Ну-ну…
«С кем она говорит?! — не понял Март. — Ведь девушка без сознания». Но пожилая дама шептала и шептала, обращаясь к кому-то невидимому, не отрывая ладоней от лица раненой, и наконец, выпрямившись, обратилась к Стражу:
— Пошли. Быстро.
Парень мгновенно сгреб раненую на руки, прижал к себе и исчез вместе с Хранительницей. А Март остался у входа в хрустальную пещеру, пытаясь понять, как он во все это влип и что, глубокочтимые господа, теперь со всем этим делать.
Сначала его узнаёт Страж, ни разу в жизни его не видевший, затем в ходе милой беседы с братом мифического Белого Владыки их заносит в Свод Небес… Дичь какая-то. Как демон мог оказаться в Своде и, самое интересное, уйти оттуда целым и невредимым? А теперь, изволите видеть, еще и фениксы! Да за один взгляд на свою пещеру это дикое племя готово растерзать на месте, а тут…
Март вспомнил, что они ворвались не куда-нибудь, а именно в пещеру Пламени, и мысленно вздохнул. Десять минут назад это было. Он видел, как Пламя рванулось им навстречу гудящей стеной, яростной и жаркой. Март успел только глаза закрыть. И поэтому не сразу уловил, когда дикий жар отступил, отхлынул. Успел только поймать взглядом странную, невозможную картинку — огонь, как живой, расступается перед Стражем, открывая скальную нишу и тело женщины на каменной плите… И перед мысленным взором Марта снова прокручивается недавняя сцена.
— Сними девушек, — на ходу бросает ему Страж, шагая в коридор с огненными стенками.
Девушек? Март только головой покачал. Страж не устает его поражать. Пещера фениксов, причем абсолютно пустая (нонсенс!), живое Пламя, демон за спиной (вот откуда он знает, что я не захочу его убить?), а его волнуют девушки! Где он, кстати, их узрел?
О! Вот где.
Девушки висели на стене, оплетенные и опутанные так, что даже их нагота в глаза не бросалась. Почти не бросалась. Март мимолетно посетовал на фениксов, додумавшихся прикреплять пленниц так, что видишь в первую очередь не лицо… совсем не лицо… и потянулся к веревкам.