Все исправить

«Контроль, Дим.

Это мой подданный, которому я обещал защиту.

Контроль». — Голос альтер эго, уже не раз выручавший сегодня, был настойчив.

Хорошо же…

— Я не считаю этот вариант приемлемым, — весьма спокойно и почти буднично выговорил его собственный голос. — Ни с какой стороны. Начинать переговоры с предательства тех, кто тебе доверился, — не лучшая стратегия. Предательства, знаете ли, похожи на бумеранг: они имеют такую нехорошую привычку — возвращаться и в самый неподходящий момент бить по тем, кто запустил.

— Ты так думаешь?

— Да. — Вадим усмехнулся и небрежным жестом сощелкнул с рукава невидимую пылинку. — И кроме того, я не думаю, что Ложа позитивно оценит нашу готовность разменивать ее подопечных, как шахматные пешки. Скорее всего, вместо помощи им захочется потребовать у нас что-нибудь еще… или кого-нибудь, чтобы проверить, как далеко мы готовы зайти ради их сотрудничества.

— Любопытно… — Пабло, казалось, совершенно не обескуражила отповедь юноши. Координатор смотрел со всегдашней рассеянностью, и, похоже, слушал больше музыку сфер, чем собеседника. — Весьма любопытно…

— Мне тоже. — Голос Вадима заледенел. — Мне крайне любопытно, что именно я должен разъяснять члену Совета Координаторов, какие поступки недопустимы в переговорах с демонами, а заодно и напоминать о законах гостеприимства!

— Действительно, недопустимо, — все так же невнимательно проговорил Пабло, и его черные глаза вдруг стали очень серьезными, утратив всю обычную рассеянную мягкость. — Ты очень повзрослел, Вадим. Научился действовать не только силой и эмоциями, но и подбирать аргументы по собеседнику. Что ж, думаю, Даниэль прав. Ведущую роль в переговорах следует поручить тебе… Белый Владыка. Теперь справишься.

Так это еще одна проверка? Вадим зло сощурился — это уж слишком. Он сознавал необходимость и неизбежность таких проверочек, но все же, все же… д-демон!

— Ну-ну, не сердись, — миролюбиво сказал Координатор. — Еще год назад мы бы все сделали незаметно и необидно. Время торопит. Вадим… еще одна просьба. Мягко говоря, необычная. Мне бы хотелось поговорить с другим тобой.

— ?!

— С твоим альтер эго. Это совершенно необходимо…

Пещера напоминала торнадо — неуправляемые вихри эмоций, бешеное клокотание страстей, спонтанность реакций.

— Ложь!

— Не может быть…

— Преисподняя, неужели правда?

— Это правда? Правда? Нам можно не убивать?

— Немыслимо…

Правда может быть неприятной. Замечали когда-нибудь? Анна невесело улыбнулась. Наверное, так и надо, девочка. Ложь убивает…

— Без убийств жить можно, — устало говорит она. — Наверняка все вы думали не раз, как живут отреченные, полукровки… Наверняка хоть раз у каждой бывало, что сила приходит порой неизвестно откуда. Так?

Неожиданная настороженная тишина. Неверящие глаза Беллы. Да, девочка. Это правда.

Кивает своим мыслям Стефания… Догадывалась?

— Да, так бывает… Пройдешь по улице, поймаешь чей-то восхищенный взгляд — и капелька силы прибавится. Капелька незаметна, она слишком мала. А если ты танцуешь, поешь, спортом занимаешься — тогда, бывает, и отнимать ничего не надо. Энергия приходит сама.

— Это правда, — прошелестел чей-то тихий голос. Динка, самая юная из посвященных. Широко раскрытые глаза переполнены удивления. — Это, честно, правда! Я недавно… ну, я в цирке… гимнасткой… с подружкой… я почувствовала… Это правда!

— Особенно у вас, молодое поколение. Чем старше, тем больше тело привыкает к подпитке силовым методом. Перестает откликаться на рассеянную энергию — ему только концентрированную подавай.

— Не может быть!

— Но если так…

— Хранительница, что же вы молчали?

— Это…

— Хранители издавна приносят клятву молчать и не разглашать эту информацию без согласия главы клана. Почему-то ни одна из трех глав, которых пережила Анна, так своего согласия и не дали. И Лизавета, Лиза…

— Да будь они прокляты, ваши клятвы! — ненавидящим взглядом обожгла ее Мария. Ее единственная дочь погибла именно при «питании». — Мы могли… Пламя, мы могли… Преисподняя, моя девочка…

— Держи себя в руках, Мари.

— Да к демонам!

— Хранительница, можно узнать? — Голос Стефании, как прохладный дождь, очень вовремя остудил страсти. — Почему вы сказали об этом сейчас? Вы молчали столько лет. Что изменилось?

Что изменилось? Да все изменилось. С того момента, когда в пещеру вошел седой чужак с зелеными глазами и сказал, что клан мой вымрет. С разговора у Пламени, когда я поняла, что Лизавета способна на все. С той минуты, как Пламя показало мне, что будет, когда серолицые пришельцы войдут в наш мир.

— Дай-имоны.

Слово прозвучало, как отдаленный грохот обвала. Вроде бы не громко и не особо страшно, но все живое мгновенно настораживается… а через несколько секунд докатывается ударная волна.

— Они готовят массовое вторжение. И только от нас зависит, вымрем мы или поможем их остановить.

— Что за бред? — Галина вскочила на ноги. — Кого мы слушаем, сестры? Выжившую из ума старуху и осужденную преступницу! Вымрем… Что за нелепость?! Какое вымирание?!

Анна вдруг ощутила усталость. Безмерную усталость и неуверенность. А получится ли? Слишком разрозненны они сейчас, слишком подозрительно глядят друг на друга, слишком растеряны и смущены правдой, — но все же, все же…

— Я объясню! — хлестнул голос Лины. Она все еще стояла у колонны, и потемневшие глаза ее полыхали. — Значит, бред? Значит, не вымираем? Хорошо. Сколько в настоящее время эльфов в Канаде?

— При чем здесь, дьявол их забери, эльфы?

— Сколько?!

— Ну… полторы тысячи, не считая…

— А когда их занесло сюда из-за Грани, в их чертовом лесе жило лишь девяносто восемь «сокланников». Сколько на Земле невидимок? Более восьмисот! А это племя вообще начиналось с пяти пар. А нас перед первым Пламенем было сто двенадцать! Сто двенадцать! И сколько осталось? Нет, ты не опускай глаза, ты считай. Ну, считай! И ты говоришь, не вымираем? Посчитай, сколько у нас детей, посчитай, скольких подруг мы теряем на заказах! Считай, если совести хватит!

Галина молчала.

— А теперь подумай, что от нас останется после нашествия дай-имонов.

Тишина почти осязаемая накрыла пещеру. Только привычно потрескивало Пламя. С оранжевых языков сыпались нарядные рыжие искры.

Наконец послышался шорох, и в первом ряду тяжело поднялась Глафира.

— Что ж, кажется, это знак, — проговорила она. — Посмотри мне в глаза, Лина, и скажи, что все это правда.

Шаг. Глаза в глаза. Тишина.

— Это правда.

— Я тебе верю, — и, обернувшись, глухо уронила: — Катерина, твое слово?