Все изменяет тебе

— Это же его проект, — произнес гулким голосом человек, сидевший в отдельном углу. — Без него мы ни пяди ступить не сможем. Кроме того, скажет ли он это или нет, а ему самому охота попытать счастье и спасти Джона Саймона. Твердо ли ты знаешь, где помещается дверь, арфист?

— Мне думается, что я смогу проводить вас туда. Бартоломью дважды рассказывал мне, что, когда он выходил через эту потайную дверь из замка, прямо наискось от него находилось питейное заведение Сланея. Я побываю в Тодбори до четверга и все проверю.

— Значит, в четверг ночью?

— А ночь будет лунная?

— Луны не будет.

— Вот это хорошо.

— И вот еще что, — добавил я, — вы толкуете о том, что надо отвлечь солдат из Тодбори ко времени вашего наступления на замок. Это, конечно, хорошая идея. Даже мне ясно ее значение. Но мне кажется, что отвлечь солдат по двум направлениям еще лучше. Как насчет рейда на Мунли?

— Об этом мы уже подумали, арфист, и меры на этот счет приняты. Там ведь Бэнни Корниш, он в подземной тюрьме предварительного заключения, и там же — длиннейшие долговые списки, составленные мистером Джервисом. Что — нибудь мы предпримем на этот счет.

— Радклифф — вот человек, о котором я больше всего думаю, — сказал я. — Со времени нашего суда его облик занимает солидное место в моем мозгу, а облик — то, надо сказать, совсем не такой уж приятный, чтобы до койца жизни вселять его в такой чувствительный человеческий аппарат. Большая часть наших судей — кучка тупоголовых моральных уродцев, но Радклифф — самый тупоголовый из всех. Он нетерпеливо фыркал всякий раз, как обнаруживался какой — нибудь новый свидетель или новое обстоятельство, грозившее отдалить вынесение долгожданного приговора. Мне было бы жаль, если бы Мунли и мистер Радклифф остались безнаказанными. О, этот мистер Радклифф — великий учитель людей! Уроки, которые он старается преподать, жестоки и точны. Ему пошло бы впрок, если бы проучили и его.

— Да ты и сам кое — чему научился, арфист!

— Когда человека распинают, то его раны вопиют, даже если он сам не понимает этого.

— Так что ж, Кэтрин, вы согласны? — спросил Эдди Парр. — Последнее слово в этом деле, конечно, за вами.

— Нет, не согласна, — сказала Кэтрин, и я почувствовал, как все присутствующие повернули головы в ее сторону. — Что — то в лице и в голосе этого арфиста опутывает людей и притупляет их разум. Вот и на этот раз он в несколько минут заставил всех нас одобрительно кивать в ответ на его ребячливые предложения. Я не совсем верю ему. Не думаю, чтобы у него была злая воля или чтобы он был способен на предательство. Нет, это не так. Но он большей частью играет, а теперь не время для игры. Он все еще не понимает характера людей, с которыми нам приходится сталкиваться. Надо быть дурачком, чтобы подумать, будто мы откажемся от наших собственных планов ради его сумасбродных проектов. Вся эта болтовня о беспризорных калитках и о добрых тюремщиках звучит для меня фантастически и подозрительно. Наш арфист скорее живет в мире фей, чем на нашей грешной земле. Бартоломью действительно такой никчемный пьяница, ка- ким — Алан обрисовал его, но что — то уж очень долго пришлось мне вырывать у него отеческое согласие на свидание с Джоном. Я неделями вымаливала на коленях разрешение повидать его.

— Калитка существует, — сказал я так холодно, как только мог, — и пользуются ею совсем не феи.

— Ладно. Пусть план арфиста осуществляется своим чередом. Но я настаиваю на одном: пока он будет ощупью бродить среди плюща и брататься с Бартоломью, наши люди должны выполнять первоначальный план осады главных ЕорЬт для освобождения Джона Саймона этим путем.

— Одновременно?

— Вот именно. Это даст нам некоторую уверенность в успехе и отвлечет внимание от действий арфиста с фланга.

— Известить ли мне об этом Лонгриджа?

— Нет необходимости. Единственное, что от него требуется, — это действовать в точности так, как было намечено.

Кэтрин стала нервно шевелить носком ботинка тлеющие в камине уголья.

— Предложение арфиста — его личное дело. Я не решилась бы никого убеждать пожертвовать жизнью для выполнения этой затеи. Эта волшебная калитка могла ему и присниться.

— Я иду вместе с ним, — сказал Эдди. — Пятеро из нас пойдут с арфистом. Льюис, Метью, Эллит, Уилкинс. Вы согласны?

— Конечно! — послышался голос Метью Хэмпфрейса, ответившего за всех.

— Идет! Мы встретимся в разных пунктах на дороге между Мунли и Тодбори. Завтра я окончательно извещу вас о месте и времени встречи.

Некоторые из присутствующих встали со своих скамеек и стульев.

— Мы должны действовать осторожно. Стоит только горнозаводчикам и солдатам узнать, что Лонгридж зашевелился, как они сразу разместят ищеек для наблюдения под каждым кустом.

Люди приготовились расходиться. Кэтрин сначала слегка приоткрыла дверь и тут же вновь захлопнула ее.

— Кавалеристы спускаются с горы. Оставайтесь здесь, пока они окончательно не исчезнут из виду. Патрулирование в такой поздний час показывает, что джентльмены опять разнервничались.

Мы подождали несколько минут, прислушиваясь к топоту и цоканью копыт проходившего мимо отряда. Двое из солдат тихо напевали какую — то любовную песенку, показавшуюся мне очень приятной. Потом во вновь наступившей тишине, поодиночке и парами, люди, сидевшие в кухне, начали выбираться из домика Брайеров, расходясь по косогору в разные стороны. В кухне задержались только Кэтрин, Эдди Парр и я.

—¹ Вы оба можете оставаться здесь, — сказала Кэтрин, — можете устроиться на старой кровати Джона Саймона.

— Спасибо, Кэтрин, — ответил Эдди, — но мне что — то не хочется спать. Я предпочел бы никуда не уходить и полюбоваться на огонь.

— Немного дров вы найдете, арфист, в том самом ящике, на котором сидите. Разведите огонь заново.

В наши дни следить за огнем в камине такое же важное дело, как и любое другое. Все, что ускоряет бег времени, нам только на пользу.

Я поднялся, извлек из ящика три — четыре полена покрупнее и развел огонь.

— И вот что, Алан, — произнесла Кэтрин, стоя в пол- оборота и собираясь уже уйти в свою комнату, — я хочу поблагодарить вас.

— За что?

— За то, что вы вернулись сюда, за ваше желание помочь нам. Вы легко могли ускользнуть и укрыться в безопасном месте.

— Вы знали, что я вернусь, а я сам — не знал. Я пытался было уклониться от этого. Пошел к Пенбори. Разговаривал со стариком. У него такой вид, будто фитиль его жизни догорел больше чем наполовину. Он рассказывал, что чуть ли не сходит с ума после снов, в которых он видит Джона Саймона повешенным. О нежности он говорил такие вещи, что чуть не заставил меня прослезиться. Вот так, видите, и происходит, что разрозненные крупицы сострадания, освободившись по своим темным углам от гнетущей судороги, неожиданно сливаются в одно величественное целое. Он очень чувствителен, этот Пен- бори, и не в силах переносить такие грубые вещи. Дочь его в свою очередь принимала меня в маленькой и уютной комнатке — такой я в жизни не видывал, разве только в мечтах, в ту пору, когда зимние дожди делали меня еще более печальным, чем всегда, еще более уставшим от земного существования. Элен дала мне билет на проезд в Америку.

— В Америку? Я опять повторяю вопрос, который уже раньше задавала: откуда у вас, арфист, эти чары, которые так действуют на людей? И почему они хотят, чтобы вы оставались где — то вдали?

— Она говорила о моих корнях и о том, как они могут окрепнуть с переменой почвы. Она не очень высокого мнения о той почве, которую я мог бы найти для себя в этой стране. Сначала мне смешно было слышать, что обо мне говорят так, как будто я какой — то кустарник. Но потом я привык к этому. Выпив немного кофе, я взял билет. Пока я слушал вас сегодня ночью, мне в связи с этим запала в голову одна мыслишка. В четверг, если боги и звезды обладают хотя бы крупицей милосердия и здравого смысла, мы увидим Джона Саймона на свободе. Оказавшись вне тюрьмы, он будет полон ненависти и жажды мщения. Даже чувство мести может обратиться для него в опасную и страшную штуку. Если он вырвется из тодборийского замка бодрым и энергичным, его первой мыслью будет отомстить, иначе он будет чувствовать, что потерпел полное поражение. Джон Саймон достаточно сделал на своем веку. Пусть мир найдет себе другого козла отпущения. Джон в долгу перед самим собой и перед вами. Отчего бы вам вместе с ним не задать тягу и не пробраться на этом пароходе в Америку, а, Кэтрин?