Всё летит в бездну

Тут он прерывается для каких-то более важных дел.

— Так значит, в этом колдуны бесполезны, — пренебрежительно бросает отец. — А я-то думал, ты на меня чары какие сможешь накладывать на случай важных переговоров. Там же как бывает: кто дольше за столом усидел, тот и выгодные соглашения подписал...

— Я поищу такие заклинания, — обещает колдун. — Просто до этого времени они мне не были нужны. А что, кстати, ваша жена? — ехидно добавляет он.

Нела кивает отцу, позволяя говорить за неё, хотя я вижу, как воинственно раздуваются её ноздри. Не очень-то приятно, когда о тебе говорят так, будто тебя здесь вообще нет.

— Жена? — хохотнул отец. — Да она у меня не учёная почти. Только и может дыры в камзолах прожигать, хо-хо! Она-то, может, и хотела бы дальше учиться, да только я думаю, что с её нравом это весьма опасно. Хотя, Ротгар, ты ведь теперь с нами. Я рассчитываю, что ты поможешь ей обучиться каким-нибудь полезным, но безвредным вещам. Вот пыль протирать, к примеру — есть такое заклинание? О, а превращать камни в золото?

— Не думаю, — доносится из кустов голос колдуна. — И я Рудольф.

— Прикажу вышить это на твоей парадной мантии, — обещает отец. — Тогда точно никто не забудет. Ты там ещё не готов продолжать путь?

— Почти готов, — доносится из-за сплетения веток обречённый вздох.

И мы пускаемся в дорогу. Спустя некоторое время Рэналфу делается заметно лучше, и он приклеивается к отцу, как пиявка.

— Ваше в...

Отец укоризненно глядит на него.

— Бернард, прошу прощения! — поправляется колдун. — Удобно ли вам ехать, не трясёт ли? Может, поедем длинным путём — там дорога ровнее...

— Да я привычный, — машет рукой отец. — К тому же, не забывай, мы едем спасать моего сына и единственного наследника, если он, конечно, именно там... ох, мой сыночек!

Отец всхлипывает басом и опускает голову, его плечи начинают слегка трястись. Он прикрывает лицо рукой, но мне из сумки видна его широкая улыбка.

Рэналф оттесняет Нелу в сторону и понукает Тортика, чтобы поскорее протянуть отцу платок.

— Вот, ваше в... Бернард, возьми, пожалуйста!

— Спасибо, друг, — кивает отец и утирает нос платком. — Ты прямо-таки лучше жены обо мне заботишься.

Рэналф бросает торжествующий взгляд на Нелу, та молча опускает голову. Пользуясь тем, что колдун подъехал совсем близко, я высовываюсь из сумки и кусаю его за ногу.

— Ай! — злобно кричит Рэналф. — Прокл... прокусил до крови! Я не хочу сказать ничего плохого, но этой собаке не хватает воспитания! Вам стоило бы наказать того работника, который учил её, как себя вести.

— Это я сам, — скромно говорит отец.

Колдун меняется в лице.

— Впрочем, наверное, я неправ, — поспешно говорит он. — Просто пёс засиделся в сумке. Тут бы любой обозлился, хе-хе. А мне даже вовсе и не больно, он легонько куснул, как погладил.

Это Рэналф, конечно, врёт. Я старался от души, представляя для верности, что откусываю ломоть свежей ветчины. Когда мы спешиваемся, чтобы передохнуть, негодяй заметно хромает и вполголоса ругается.

Тем не менее, это не мешает ему суетиться вокруг отца. Колдун успевает и принести охапку травы, чтобы королю было мягче сидеть (только ему, но не Неле), и разложить провизию, и сунуть нос в принесённую Нелой воду.

— Грязная! — негодует он и выплёскивает котелок в кусты. — Для короля такая уж точно не годится! Это у простолюдинов, может, животы лужёные и они из канавы пить готовы... Я сам наберу.

С этими словами Рэналф хромает к берегу ручья, протекающего неподалёку. От скуки я крадусь в траве за ним следом и вижу, как он меняется в лице, будто сбрасывает маску угодливости.

— Мерзость, мерзость! — бормочет колдун и с отвращением сплёвывает на землю.

Он роняет котелок прямо в жидкую грязь у берега и принимается осматривать свою ногу.

После недолгого осмотра Рэналф зачерпывает воду из ручья, что-то бормочет над ней и втирает в рану. Затем он делает шаг, другой, приседает, встаёт — вероятно, проверяет, сработало ли исцеление. К моему огорчению, похоже, нога его больше не беспокоит.

После этого Рэналф вспоминает о котелке, наполняет его, а потом делает то, что мне совсем не нравится. Он достаёт из кармана небольшой свёрток и сыплет в воду какой-то порошок, шепча себе под нос.

Я не думаю, что он замыслил убийство — всё же отец ему ещё пригодится. Однако у Рэналфа достаточно причин для того, чтобы замедлить наше путешествие. Если он искал наши с Гилбертом тела, то, конечно, их не обнаружил, и потому может предполагать, что мы погибли не моментально. Однако чем дольше времени мы бы провели под землёй, после обвала, после столкновения с подземным монстром, тем меньше у нас было бы надежды уцелеть.

Или, возможно, колдун беспокоится, что там, куда мы едем, его могут узнать. Он ведь согласился сопровождать короля, особенно не подумав (не в том был состоянии), а теперь хочет выгадать время, чтобы подготовиться.

Что бы он там ни задумал, усыпить или отравить отца и Нелу, я не собираюсь этого ему позволять. И когда он возвращается к месту нашей стоянки и подаёт котелок королю, я подпрыгиваю и разливаю воду.

— Проклятый пёс!.. — шипит Рэналф.

Впрочем, лицо его мгновенно принимает угодливое выражение, и он наклоняется, чтобы поднять покатившуюся по земле посудину.

— Простите, ваше в... Бернард! Я не хотел обижать эту чудесную игривую собачку, просто случайно вырвалось. От испуга. Я сейчас ещё воды принесу.

Я вижу, как Нела, внимательно наблюдавшая эту сцену, встречается глазами с отцом и едва заметно покачивает головой.

— А я и не хочу вовсе пить, — широко улыбается отец. — Я бы кой-чего другого выпил. У нас там вроде в бутыли ещё что осталось?...

Рэналф бледнеет, плотно сжимает тонкие губы и мотает головой.

— Нет уж, сегодня я лучше обойдусь простой водой, — выпаливает он и спешит к ручью, прижимая к груди котелок.

— Бернард, не ешь и не пей ничего из рук этого человека, — шепчет Нела, пользуясь отсутствием колдуна.

— Да понял я, понял, не дурак, — кивает отец. — А пить я всё-таки хочу.

Вскоре мы вновь садимся на коней. Рэналф выглядит кислым, очевидно, недоволен, что его злодейский замысел не сработал. Я торжествующе помахиваю хвостом, насколько позволяет сумка, и приглядываю за негодяем, чтобы он не совершил ещё какую-нибудь пакость. Но он выглядит совершенно безвредным, и до конца дня ничего интересного не происходит.