Все лики любви

– А ты пытался? – поднапрягся немного Егор.

– А то как же! – браво заявил Влад – Она же с Милой живет в одной квартире. Это Милка так придумала. Ну я подкатил и пф-ф-ф, – издал он звук, обозначающий облом желаний. – Она меня отшила. Заметь, словами. Я аж застыдился, как мальчишка. Представляешь, – и вздохнул тягостно. – Даже не припомню, когда так стыдился в последний раз. Но ты про нее лучше у Милки спроси. Они из одного города, к тому же подруги с детства. Она тебе про нее за милую душу все расскажет.

– А ты не боишься такой ее разговорчивости? – удивился Егор.

– Не-а! – усмехнулся Каримец и, загадочно улыбнувшись, поделился житейской мудростью: – Знаешь, проститутку снимают не для секса как такового, а для того, чтобы она сразу ушла. А содержанок заводят как раз для секса, но при этом чтобы она не грузила мужика вообще, не задавала вопросов, не имела к нему требований и претензий. Как только она начинает выяснять, когда ты приедешь, признаваться в любви и требовать жить вместе, она перестает быть содержанкой и становится любовницей. Тогда ее срочно надо бросать. – Он сделал несколько больших глотков из бокала, который держал в руке, и продолжил: – Из всех любовниц и содержанок, которые у меня были, Милка подходит мне лучше всех. Ты не думай, что она может рассказать кому угодно про кого угодно, только спроси, не потому, что она сплетница или дура, ей просто наплевать на людей. Она умнейшая баба, четко знает свою цель и стремится к ней. Секс с ней именно такой, какой я хочу, и она никогда не спросит: «Где ты был, когда приедешь, когда тебя ждать?» Никогда, и при этом, когда бы я ни приехал, днем или ночью, всегда готова к встрече со мной, прибрана, одета, подкрашена, и всегда наготове мои любимые блюда и вино. И она меня абсолютно понимает и поддерживает. Она просто такая же, как я. К тому же карьеру делает в той сфере, где я далеко не последний человек, и даже если мы расстанемся, никогда ничего про меня никому не расскажет. Я ж говорю, умная она у меня. А что касается Верочки, то Милка тебе лишнего тоже не расскажет, предложит спросить у нее самой.

Так и случилось. Пьяненькая и от этого сильно разговорчивая Милка изложила Бармину всю биографию подруги в подробностях и особо красочно про ее проблемы, но стоило ему затронуть тему личных отношений, Милка «включила» красный свет.

– В Верочку нашу постоянно влюбляются, – тягостно вздохнула она с неприкрытой завистью. – Но она, знаешь, такая строгая и очень закрытая. Вот дружишь с ней дружишь, смеешься постоянно, умеет шутить, юмор у нее классный, и вроде кажется, все про нее знаешь, а как подумаешь – ни фига! Она свои переживания в себе держит, это с детства у нее. Ты, знаешь, Егор, ты у нее сам спроси, если так ею заинтересовался. Но лучше другую девушку найди, не обижай Веру, ей и так в жизни досталось.

– Почему ты решила, что я ее обижу? – не очень-то удивился Егор, но спросил, скорее в виде поощрения за подробный рассказ, давая возможность высказаться опьяневшей даме.

– Ой, да всему миру известно, какой ты бабник бесчеловечный и что у тебя их тысячи было, – махнула на него ручкой Милка и пояснила: – Нет, понятное дело, женщины сами на тебя гроздьями вешаются, выбирай любую, бери, что хочешь, при твоей-то внешности, деньгах и должностях. Но, знаешь, ты вот из них и бери, а Верку не трогай. Она хороший человек.

На этом Милино красноречие иссякло. Запив высказывание остатками вина из бокала, Милка тяжело поднялась, постояла, покачалась, но цель определила и двинулась к мил дружку Владу.

Егор усмехнулся, наблюдая за ней, посмотрел вокруг на остальных участников празднования, большая часть которых стремительно приближалась к состоянию, когда единственный доступный способ передвижения – ползком. И, не предупреждая никого, вызвал такси и уехал. И улыбался всю дорогу своим мыслям. Про Верочку, хорошего человека.

Утро было добрым – в ровно противоположном, издевательском смысле.

Вера понимала, что ее трясут и орут что-то на ухо и надо проснуться, скорее всего, привезли тяжелого пациента…

– Сейчас встану, – отмахивалась она от назойливых рук и обещала в полном несознании: – Сейчас…

Ее разбудить – это надо сильно постараться. Очень сильно. Она всегда спала очень глубоким сном человека, хронически недосыпавшего годами и добиравшего сна в любых возможных условиях. Если Вера спала, то потревожить ее не могли ни крик, ни ор, ни музыка, ни телевизор, ни грохот чего-либо – вообще мало что могло ее разбудить. Только точная установка самой себе, когда надо встать, врожденные внутренние часы, ну и будильник.

Видимо, про него вспомнил тот, кто так старательно ее тряс и кричал, и в ухо Верочке замычала корова.

– Что? – тут же села она на кровати, открывая глаза.

– Вера! – обрадовалась необычайно Милка и, бросив будильник на постель, схватила подругу за руки и принялась куда-то тащить.

– Да не тащи ты меня, сама встану! – проворчала Вера, пытаясь высвободиться из ее рук. – Что случилось?

– Владу плохо! – прокричала Милка. – Я ору, ору, бужу тебя уже десять минут!

– Не ори! – так строго и требовательно приказала Вера, что Милка тут же заткнулась. – Спокойно скажи, что с ним.

И Верочка, быстро вскочив из кровати и слушая подругу, принялась спешно натягивать домашние легкие брючки и кофточку.

– Он задыхается, побледнел весь, говорить не может…

Вера прошла в угол, где была устроена небольшая гардеробная, отодвинула раздвижную дверку, достала оттуда пухлый медицинский саквояжик и быстро пошла в хозяйскую спальную, по пути спросив бегущую за ней Милку:

– Ты-то как? Тоже, смотрю, зеленая. И амбре от тебя убойное.

– Да как! – махнула безнадежно рукой Милка: – Хреново! Голова сейчас взорвется. Вчера мы сильно перебрали, половину не помню. Но я-то что, Владу совсем хреново.

Да уж, господину Каримец и на самом деле было совсем хреново. Сердечный приступ на фоне сильнейшей алкогольной абстиненции. И это на первый взгляд, не известно еще, что там с печенкой и поджелудочной. Хотя как раз известно и без диагностики – плохо с внутренними органами.

– Сколько выпили и что именно, спрашивать, как я понимаю, бесполезно? – на всякий случай уточнила Вера.

– Смеешься! – развела руками подруга. – Кто ж там считал.

– Так, ладно, – работала уже Верочка, – скажи, когда вы пить перестали? Ну, когда легли?

– Да час назад где-то. Может, и меньше, сейчас около семи, а последние гости в полшестого уехали. Влад вроде и вырубился сразу, а потом как начал стонать. Я проснулась, его растолкала, а он хрипит, стонет, кричит, что больно.

– Понятно, – кивнула Вера и пояснила ситуацию: – По-хорошему, надо «Скорую» вызвать. Плохо ему совсем. Но сначала необходимо сердечный приступ снять, а там решим, «Скорая» или своими силами справимся.

Хорошо сказать: «снять приступ», сделать сложнее – при таком тяжелейшем алкогольном опьянении большинство сердечных препаратов могут привести ровно к обратному эффекту – то есть к летальному. Проще говоря, не монтируются они с алкоголем, можно и помереть. Вот и выдумывай, что делать! Вера провозилась с Владом с полчаса, пока его не начало постепенно отпускать, он чуть порозовел, перестал задыхаться, смог говорить, острая боль отпустила, но общее состояние было еще очень тяжелым.

– Вот не зря же я собственного медика в доме держу и денег за квартиру не беру, – попытался пошутить Влад.

– Понятно, – не поддержала шутки Вера и поинтересовалась: – То есть алкоголь не меняет вашей сути?

– Нет, – серьезно ответил Каримец. – Только физическое состояние. А что ты от меня хочешь, благороднее я не умею.

– Да боже упаси, и так хорошо! – поспешила уверить Вера и спросила: – Ну что, «Скорую» вызывать или сами будем справляться?

– В больницу заберут? – выяснял возможные варианты развития событий Влад.