Все люди - враги

С никудышным и обременительным духовным вооружением выступил Тони из Вайн-Хауза и ринулся в окопное пекло.

Война отмела выспренные фразы, и он с возмущением понял, что оказался "пешкой в поединке двух зол". Развеялись иллюзии, оставив зияющую пустоту, тяжкое чувство бесцельной досады, хаос и смятение; возникло презрительное, опустошающее недоверие ко всякому исканию истины, во всякой теории виделось навязчивое поучение, любое коллективное начинание отпугивало и страшило.

– Военный разбой и послевоенное хищничество, разгул эгоистических вожделений, беспардонное стремление урвать, пробиться ("по принципу: не жалей, оттискивай") вызывали в Энтони Кларендоне перемежающиеся чувства ужас, омерзение, скорбь, отчаяние, недовольство, злобу, приступы ярости, когда он снова готов был убивать, "но не каких-то вымышленных врагов в серых шинелях, а настоящих - у себя дома". Преобладающим, устойчивым оставалось скорбное смятение.

Война вызвала в Энтони отвращение к смерти, и, опираясь на частицу уцелевшей воли, он боролся за жизнь: вначале за то, чтобы не поддаться слабости и в припадке отчаяния не пустить себе пулю в лоб, затем, "чтобы взять все, что можно, от жизни".

Все в нем было покалечено и восстанавливалось с огромным напряжением нервов. Вероятно, он не бился бы в такой истерической дрожи, если бы не одно роковое обстоятельство. Тело и душа его были изранены, однако уцелел, остался нетронутым живучий индивидуализм, доспехи, в которые он облачился, не разошлись по швам.

В Энтони Кларендоне не свершилось счастливой перемены, выпрямлявшей извилистые пути многих интеллигентов. Пройдя испытания фронтом, они проникались силой народного коллектива, в них крепла воля - не только к жизни, рождалась воля к борьбе. На какое-то время чувства Энтони поосвободились от сжимавшей их субъективности, приобрели более заметную способность отзываться на чужую беду и радость, он испытал общность устремлений, переживаний, до того неведомых ему. Он понял нечто очень важное, чего раньше не понимал, соприкоснулся с массами - "могучей силой современности". Однако "настоящего взаимопонимания" не возникло, даже "поговорить по душам" было не с кем, сознание не обрело просветления, тем более той ясности, о которой писал Барбюс.

Вернувшись с фронта, Энтони печалится, видя, что исчезли последние кусочки отжившего патриархального уклада. Нарушена гармония Вайн-Хауза. Темная змея гудрона поглотила когдато цветущие изгороди, на месте великолепного каштана встали крикливо раскрашенные автоматы, готовые в любую минуту "изрыгать бензин", срублены усадебные вязы. Совсем одряхлел, робко прячется под защиту обветшалых стен, которые вот-вот рухнут, старый Генри Скроп. "Естественное дополнение" к нему - кустарь-плотник сетует на свой удел. Энтони нравится этот скромный труженик, он сочувственно слушает его жалобы, не разделяя и не оспаривая его заблуждений, попыток обвинить во всем "ненавистных агитаторов". Он отнюдь не обнаруживает такой теплоты, повстречав носильщика, знакомого парня, который побыгал на фронте, был ранен и не только выражает недовольство своим положением ("работы много, а денег мало"), но и говорит, что "рабочие не станут дальше терпеть", что "скоро произойдут большие перемены...- Увидит кой-кто оборотную сторону медали".

У Энтони появился страх перед этой могучей силой. Вдруг "вспыхнет костер возмущения", что тогда? Так нарастает смятение героя. Он мечется, не находя для себя "никакой приемлемой коллективной жизни". Обстоятельства навязчиво требуют практических действий. Он упорствует, пытаясь сохранить свою обособленность, в сотый и сто первый раз проклинает "алчность- мира, в котором уважают только собственность и собственников", а течение тащит его, прижимая к осточертевшему берегу. И он смиряется. С отчаяния начинает брать от жизни "все, что можно", то есть то, что торгашеская среда подсовывает ему. Он не обманывает себя, сознает, что "продался буржуазному благополучию".

Шесть лет скрепя сердце соблюдает он условия этой коммерческой сделки. Ему "повезло", он выкарабкался, сделал карьеру, стал крупным дельцом, но этот "удачник" все более и более тяготится своим положением. Сохранившееся достоинство отталкивает его от мира стяжателей, их гнусного образа жизни. Он прислушивается к внутреннему голосу, подчиняется требованиям гуманного чувства, "совести, если хотите", - для него это не пустое слово. Личная порядочность - ценнейший для Энтони Кларендона нравственный критерий и жизненное руководство. Он может действовать из солидарности, не обсуждая последствий, жертвуя благополучием, с риском для жизни; именно так, отдаваясь порыву, он пошел на фронт; однажды, в самом начале войны, увидел роту юнцов, снаряженных в далекий путь, и в нем "все перевернулось", родилось "человеческое побуждение", настоятельное, непреодолимое, "разделить их судьбу".

Сквозь все испытания как светлый символ проносит он чистое, искреннее чувство - любовь-дружбу, свободную от расчета, эгоизма, ханжества, предубеждения. Любовь Энтони к Катарине обособляет его от буржуазного зверинца, поддерживает в нем дух сопротивления, вызывает к нему сочувствие простых людей.

Он хотел бы жить, чтобы обогащать не себя, а свой труд и чтобы "труд обогащал его жизнь". Социальная несправедливость, чудовищные контрасты, положение людей, обреченных на беспросветную нужду, тревожат его совесть. С угрызений совести, "чувства стыда", вспыхнувшего в нем, "удачливом паразите", начинается новый этап его жизни. Он отвергает "закон джунглей", с отвращением отворачивается от тех, кто прославляет волчий принцип или приноравливается к нему.

Процесс высвобождения тянется долго, он мучителен для Энтони, сопровождается постоянными колебаниями, отнюдь не последователен и завершается бегством от действительности.

Отчужденность от демократической среды, мысль о том, что при революционном взрыве возмущенные массы могут не отличить его, совестливого интеллигента, от злостных дармоедов, оказывают на Тони немалое влияние. Он склоняется к идее самосовершенствования личности, готов уверовать в непротивление злу, жаждет "опрощения", намерен держаться над схваткой. В решительный момент благодушие героя заявляет пас перед неумолимой логикой жизни, и посланник Олимпа оказывается штрейкбрехером. Он чувствует свою жалкую и позорную роль, и это побуждает его произнести, как клятву, "никогда, отныне никогда". Однако он не замечает разницы между своим положением и трагическим состоянием Меркуцио, повторяя вслед за шекспи ровским героем: "Чума на оба ваши дома".

Свои поиски места под солнцем Энтони Кларендон, добропорядочный рафинированный интеллигент, завершает индивидуалистической утопией, любовной робинзонадой.". Замыкаясь в узколичной сфере, он пытается на все, что за-ее чертой, закрыть глаза, не задумываясь над тем, сколь хрупки конструкции его "хрустального дворца", не представляя, с какой злой иронией могут позабавиться над ним безжалостные духи индивидуализма. Предпочитая стать эксплуатируемым, только бы не быть эксплуататором, он, однако, довольствуется положением эстетствующего дилетанта, обеспеченного нетрудовым доходом. Отвергнув "буржуазно-коммерческий финансовый мошеннический мир", он остается под его сводами, хотя и знает, что опоры его насквозь прогнили, и "пришел к заключению, что какая-то форма социализма неизбежна".

Как бы ни судить о главном персонаже этой книги, характер обрисован точно, логика его развития вполне убедительна.

Искреннее повествование о судьбе английского буржуазного интеллигента, представителя "потерянного поколения", во многом основанное на фактах биографии писателя, живо воспроизводит историю частной жизни из недавнего прошлого, связанную с кругом проблем, сохраняющих актуальность. При всех попытках приподнять героя, приукрасить индивидуализм, оправдать бегство от действительности книга эта содержит достаточно трезвых наблюдений, сделанных талантливым романистом, чтобы быть интересной и поучительной. Указывая на контрасты и противоречия буржуазного мира, обличая порождаемое им зло - войну, тунеядство, духовную деградацию, она раскрывает "механику чувств", процесс того, как в сознании людей, подобных Энтони Кларендону, непроизвольно и неотвратимо укореняется признание исторической истины капитализм изжил себя, агония его отвратительна, гибель неизбежна. Она дает пример нарастающего конфликта между личностью и обществом, драматического состояния человека, пребывающего в чуждом коллективе, обрекаемого на внутреннюю изоляцию и муки одиночества. Эволюция героя, эстетское высокомерие, сочетающееся с мелкобуржуазной осмотрительностью, опровергают его доводы в оправдание эскепизма, позволяющего будто бы преодолеть зависимость от социального убожества, подтверждают высказанную Марксом мысль, что это убожество "изнутри" "вообще нельзя победить". Печальная повесть о чистой любви, стоический утопизм исканий, устремленных к берегам полумифического острова Эа, решительно подводят к выводу, что подлинной личной свободы, величайшего блага, которого так жаждет Энтони Кларендон, нельзя обрести ни вне общества, ни в обществе, основанном на угнетении.

Заглавие книги "Все люди - враги" настораживает, может показаться вызывающим. Оно оттеняет некий общеобязательный смысл: "...если жить всеми чувствами, столько же плотью, сколько разумом, всеми своими непосредственными живыми восприятиями вместо выдуманных, отвлеченных, тогда действительно все люди оказываются врагами". Выступая поборником искренних чувств, открывая в них признак самостоятельной индивидуальности, источник радости и поэзии, что является сильной стороной дарования Олдингтона, он вместе с тем готов видеть в их природе вечный повод для конфликтов, для рокового столкновения целенаправленного воспитания со стихийным, будто бы всегда обреченных действовать в разных направлениях. Олдиигтон был склонен коренные противоречия своего времени подменять более частными или вневременными, подчеркивать их безусловность. Несоответствие темпераментов, разница интеллектуальных уровней, расхождение во взглядах, даже во вкусах, порой представляются ему едва ли не столь же сильной угрозой личности, свободному и гармоническому развитию, как и пережившие себя общественные отношения. Когда Олдингтон еабывает о великих исторических успехах на пути достижения свободы личности и ищет этой свободы вне общественных связей, вне борьбы, он действительно может думать, что "самая трудная задача" Энтони и Кэти - оберегать любовь "от людей".