Все люди - враги

Он остановился на краю тротуара у Английского банка, дожидаясь, когда можно будет перейти улицу, и вспомнил, как когда-то давно, сидя с Уотертоном на империале автобуса, горячо распространялся о том, что не желает быть частью общественной динамомашины. Много времени понадобилось ему, он шел извилистыми и не всегда верными путями, но на этот раз он нашел себя окончательно. Тони стал тихонько напевать:

Последний раз осмотрят ранец,

Последний проведут парад...

Он позвонил из автомата Джулиану и условился, что зайдет за ним в контору и они пойдут вместе...

завтракать. Немного позже он зашел в собор св. Павла, надеясь отдохнуть в тишине, но его тотчас же выгнал оттуда ужасающий скрежет и лязг каких-то механических приспособлений, с помощью которых ремонтировали склеп. Подобно другим париям он нашел приют на набережной. Он шагал, прислушиваясь к симфонии трамваев и созерцая красоты рекламного искусства по ту сторону реки. Отдавая должное их блестящей инициативе, он дал обет никогда больше не пить шотландский виски такой-то марки и не одурманивать свой мозг именно такой копеечной газеткой.

Выгодное дело реклама. Он приятно провел около часа, наслаждаясь ощущением свободы, и в половине первого зашел в контору к Джулиану.

Круглолицый, светловолосый Джулиан выглядел до смешного юным в визитке, в брюках в полоску и в туго накрахмаленном белом воротничке. Его чистенький котелок и лайковые перчатки лежали на свободном от всяких бумаг письменном столе. Никакой нужды в таком строго профессиональном костюме, в сущности, не было. Вряд ли можно было предположить, чтобы кто-либо поручил Джулиану какоенибудь дело, но так как он взимал со своих родителей тысячу фунтов в год на том основании, что когданибудь сделается лорд-канцлером, то костюм сей имел некоторое оправдание как своего рода маскировка.

Тони сочувствовал Джулиану и недоумевал, почему ложная гордость заставляет прирожденного журналиста тратить попусту свою молодую жизнь, сидя в адвокатской конторе, вместо того чтобы заниматься делом, которое ему по душе.

– Я помешал?
– спросил Тони, увидев, что Джулиан пишет.

– Нет, ничуть. Я уже кончаю. Нужно было написать две-три заметки, чтобы выручить приятеля, которому хочется поехать в Туикенем. Ему не дают писать отчеты о футбольных состязаниях, - стиль, видите ли, недостаточно хорош.

– Понимаю. Где позавтракаем?

– В клубе.

– Нет. Ни в один клуб я больше ни ногой, разве что по несчастной случайности или, как говорится, бог накажет.

Джулиан вытаращил глаза.

– Что вы хотите этим сказать?

– Потом расскажу. Мне нужно вам кое в чем покаяться.

– А, - равнодушно.
– Ну, тогда к Симпсону?

– Нет. Идемте просто в трактир, в дешевый трактир!

– В трактир!
– воскликнул Джулиан, невольно оглядывая свой безупречный костюм.
– Чего ради?

– Я вам скажу, когда мы будем там. А пока надевайте ваше элегантное пальто и идем.

Подобно многим молодым англичанам своего круга, Джулиан больше всего боялся показаться смешным и замечал самые тонкие оттенки декорума, ускользавшие от менее избалованных людей. Он сильно покраснел и стал доказывать Тони, что никак невозможно идти в трактир в таких костюмах, и умолял его пойти в клуб.

– Дорогой Джулиан, - сказал Тони, - что такое ваш клуб, что такое всякий клуб, как не шикарный трактир, где собираются скучнейшие люди? Нет, я больше не желаю слушать идиотскую болтовню о лордах, о том, как бы следовало поступить премьер-министру. А кроме того, мне нужно поговорить с вами.

Тони повел Джулиана в Аделфи, где пол был усыпан опилками, а посетители восседали за стойкой на высоких табуретах, ели жестковатое мясо и салат и запивали пивом. Джулиан сидел на своем табурете с обиженным и несчастным видом, и Тони почувствовал к нему жалость за то, что он - сын богатых родителей.

– Зачем вы меня сюда притащили?
– сердито спросил Джулиан.

– Прежде всего давайте выпьем за мою новую жизнь.
– Видя недоумение Джулиана, Тони прибавил: - Я забыл вам сказать, что я сегодня распрощался со своей службой и последний, раз перешагнул порог конторы.

– Вот как?
– сказал спокойно Джулиан.
– Почему?

– Вы ждете объяснения? Почему всем непременно нужны объяснения? Ну, скажем, что я сыт по горло.

– Может быть, вам нужно было взять отпуск?
– невинно предложил Джулиан.

– Черт!
– воскликнул Тони, рассердившись в свою очередь.
– Я, кажется, готов разорвать на части всякого, кто мне еще заикнется об отпуске. К черту отпуск! Мне нужна жизнь. По крайней мере, хоть вы-то, Джулиан, видите, что вся эта деловая беготня по кругу пустая трата жизни?

Джулиан пожал плечами.

– Без этого обойтись нельзя. И я бы сказал, что это и есть жизнь. А что еще-делать? Если вы хотите порвать с деловыми кругами - дело ваше, но мне думается, вы довольно скоро соскучитесь и вас потянет обратно в упряжку. Неужели вам хочется всю жизнь лодырничать?

Тони вздохнул. Джулиан успел уже немножко отравить его радость. Он такой же, как все те, кто блаженствует благодаря существующему порядку вещей; в сущности, он ничем не отличается от своего дядюшки.

– Хорошо, - сказал Тони, - я сам за себя выпью и не стану просить вас присоединиться. Пью за свое счастье в это же время в будущем году.

– Ну, а что говорит по этому поводу Маргарит?
– спросил Джулиан, когда Тони поставил на стойку свою оловянную кружку.
– Она одобряет?

– Она пока еще ничего не говорит, потому что я ей не успел сказать. Не нужно быть пророком, чтобы предугадать, что она не одобрит моего поступка и найдет что сказать с избытком.

– Не говоря уже о других членах семьи.

Тони набивал трубку и ничего не ответил. Джулиан незаметно покосился на него.

– Я не раз хотел вас спросить, - промолвил он нерешительно, - почему вы женились на Маргарит?

Этот прямой вопрос заставил Тони внутренне содрогнуться, так как он снова поднимал старую проблему и будил воспоминания, которых он всегда старался избегать. Тони зажег спичку и с невозмутимо задумчивым видом поднес ее к трубке.

– Это длинная история, - сказал он, - а впрочем, можно, пожалуй, сделать ее короткой. Почему люди вообще женятся?