Все мы злодеи

Хендри поджал губы. — Клык Аспида? Она будет нездорова несколько дней, и она еще один чемпион. Его брат бросил на него настороженный взгляд. — Некоторые могли бы назвать это читерством.

Алистер пожал плечами и допил свое пиво. В отличие от Изобель, ему было искренне все равно, что о нем думают в мире.

— Она предвидела это, иначе не пожала бы мне руку.

Он дернул себя за рукав, чтобы скрыть магическую метку, которую она оставила на нем. Хотя он никогда бы не подумал об этом, возможно, нашёлся ещё один чемпион, такой же хитрый, как он. Почти.

— Ты чудовище.

Хендри проглотил остатки из своего стакана и икнул. — Прогнивший до мозга костей.

Хотя Алистер знал, что его брат шутит, ему вдруг стало не до смеха. — Я краснею.

— Ты — абсурд.

— А ты — пьян.

И от одной пинты эля, не меньше. Когда Алистер повернулся, он столкнулся лицом к лицу с яркой вспышкой одноразовой камеры, зажатой в жирных пальцах охотника на заклятия.

Ярость захлестнула его. Мир не обращал на Илверната ни малейшего внимания в течение сотен лет. На его причудливые природные явления. На сказки шепотом. На кровь, забрызгавшую тайные страницы его истории.

До сих пор.

— Я ненавижу эту гребаную книгу, — прорычал Алистер. Затем он схватил Хендри за плечи и вывел его из бара. Если эта фотография появится завтра в газетах, его бабушка убьёт его.

Должно быть, ярость в голосе Алистера заставила Хендри остановиться, как только они вышли на улицу.

— Ал, — сказал он тихим голосом. — Если ты когда-нибудь захочешь поговорить о турнире — по-настоящему поговорить об этом — я здесь. Я выслушаю.

Алистер сглотнул. Лоуи готовили Алистера к этому турниру всю его жизнь, культивировали страх и воспитывали безжалостность, учили ребенка превращать истории, которые его пугали, в те, которые он рассказывал о себе. Они не принимали слабости от чемпиона. Хендри всегда был единственным наперсником Алистера.

Алистер хотел выиграть турнир по многим причинам. Конечно, он хотел выжить. Он хотел, чтобы его семья гордилась им. Он хотел вернуться к своему брату на такие ночи, как эта, пьяный пинбол и делиться секретами в местном пабе, притворяясь, что живет нормальной жизнью, которой у них никогда не было.

Но больше всего он ненавидел представлять, как его брат скорбит о нем. Они никогда не были друг без друга.

— Я поговорю с тобой, — пробормотал Алистер. — Но не сегодня.

Не было никакой необходимости портить редкую ночь свободы. Особенно когда она может быть их последней.

— Если ты так хочешь, — ответил Хендри.

Алистер озорно усмехнулся.

— Чего я хочу, так это еще один раунд. Давай найдем другой паб, где меньше туристов.

И вот, два часа спустя, с гудящими головами, с Белым Поцелуем, все еще запятнанным на запястье Алистера, братья Лоу вернулись домой в свое мрачное поместье.

Каждый из них, совершенно по-разному, грезил о смерти.

2. Изобель Макаслан

Хотя изначально турнир основали семь великих семей, важно помнить — это было очень давно. Не все из них остались великими.

Традиция трагедии

Похоронная процессия столпилась вокруг могилы, когда носильщики опустили гроб в землю. Погода была унылой и сырой, туфли на каблуках тонули в грязи, травянистое поле было вытоптано и затоптано, черные зонтики были подняты к небу. Похороны в Илвернате были торжественными, традиционными церемониями с вуалями, жемчугом и носовыми платками. Семьи жили здесь так долго, что многие из них обозначили места захоронения, где потомки могли быть похоронены рядом со своими предками.

На вершине холма, возвышающегося над кладбищем, семья Макаслан наблюдала, облизывая губы.

Макасланы были гнусной семейкой — жесткие рыжие волосы, выпуклые фиолетовые вены, пахнущие самым дорогим, но отвратительным парфюмом, который можно было купить за деньги. В Илвернате не было похорон, на которых они не присутствовали, но это было не для того, чтобы отдать дань уважения.

Они пришли, чтобы собрать.

До того, как обычная или высшая магия была запечатана в заклинании или заклятии, она считалась необузданной. И необузданную магию было сложно найти. Она могла появиться где угодно: в случайном разбитом зеркале, спрятанном на страницах пыльных книг, танцующая на клеверной поляне через час после рассвета. В настоящее время большая часть производится массово, выращивается на фермах и разливается по бутылкам, как кукурузный сироп с высоким содержанием фруктозы, и используется в качестве основного ингредиента во всем, от губной помады до бытовых чистящих средств. Но не так много в Илвернате, где старые обычаи упрямо продолжались.

Изобель Макаслан осмотрела необузданную обычную магию, мерцающую белым на кладбище, как блеск, попавший под дождь. В людях тоже была магия. И когда кто-то был похоронен, эта магия жизни рассеивалась. Если ее оставить, ветер подхватит ее и унесет прочь, где она позже устроится в забытых местах.

Это была прекрасная сцена.

Изобель изо всех сил старалась не блевать.

Она потерла два прокола у основания шеи, там, где ее укусил Клык Аспида. Все утро у нее сводило живот. Исцеляющее заклинание вылечило бы ее, но она отказывалась тратить магию на Алистера Лоу.

Она улыбнулась, вспомнив фотографию хмурого, раздражённого Алистера в утреннем выпуске «Илвернатского затмения». Или даже лучше: ярость на его лице, когда она заглянула в его разум. Он понятия не имел, как много она раскрыла.

Она знала о кроссворде, который он держал в кармане, об одном слове, которое он не мог угадать и которое раздражало его весь день (слово было «эликсир», Изобель поняла почти мгновенно). Он сравнивал себя с чудовищем из-за историй, которые его мать рассказывала ему в детстве, тех, которые все еще заставляли его дрожать. Он находил ее привлекательной, и она задавалась вопросом, что он, должно быть, думал о белом поцелуе, который оставило ее заклинание на его коже, в форме ее собственных губ.

Не то чтобы она раскрыла все его тайны, просто его мысли плавали на поверхности.

Но даже если бы Изабель хотела назвать прошлую ночь победой, была только одна победа, которая имела значение. Победа, которую весь мир ожидал от чемпиона Лоу.

И она сделала себя его целью.

— Ты выглядишь взволнованной, — прокомментировал ее отец, стоявший рядом с ней. У него был грубый, хриплый голос от десятилетий курения, и его хрупкие ногти впились в ее кожу, когда он положил руку ей на плечо. — Тебе не из-за чего нервничать.

— Я знаю, — сказала Изобель, придавая своему тону фальшивую уверенность. У нее это хорошо получалось.

— Ты самый могущественный чемпион, которого наша семья видела за многие поколения, — напомнил он ей, как ей показалось, в тысячный раз. — И сегодня днем ты заключишь союз с самым уважаемым в городе заклинателем.

Изобель пожалела, что не разделяет оптимизма своего отца. Но с тех пор, как в прошлом году была опубликована Традиция Трагедии, ее жизнь рухнула. Изобель никогда не хотела быть чемпионкой. И все же газеты назвали ее имя одиннадцать месяцев назад без ведома ее семьи и задолго до того, как кого-либо из других конкурентов. Казалось бы, за одну ночь Изобель была коронована кровожадной возлюбленной Илверната. Репортеры разбили лагерь у обоих домов ее родителей в надежде сделать скандальную фотографию. Ее одноклассники из подготовительной школы бросили ее, как будто она была трендом прошлого сезона. И единственный друг, который, как она думала, поймет ее лучше, чем кто-либо другой, предал ее, затем перевелся в другую школу, просто чтобы убраться подальше от ее запаха Макасланов.