Все мы злодеи

Бриони поняла, во внезапном, ужасном порыве, что Изобель не просто собиралась спросить ее о ее теориях разрушения проклятия.

Она собиралась спросить об Иннес. И как только заклинание будет произнесено, Бриони не сможет лгать.

Бриони вырвала свою руку. — Подожди.

— Что? — осторожно спросила Изобель.

— Я… мне нужно тебе кое-что сказать, и я не хочу этого делать из-за заклинания.

Слова Изобель были медленными и холодными. — Что ты сделала?

Бриони вздрогнула — от полного отсутствия удивления у Изобель, от боли от того, в чем она собиралась признаться. Но что-то внутри нее сломалось с того момента, как она увидела тело Карбри. Нет, с того момента, как она взяла это кольцо и надела его на свой палец. Она треснула точно так же, как Колонна Чемпионов. И хотя она знала, что признание не оправдает того, что она сделала, ей нужно было снять бремя со своих плеч, прежде чем оно могло быть снято за нее.

— Иннес не давала мне титул чемпиона, — прошептала Бриони. — Я украла его.

И снова Изобель не выглядела удивленной. — Как? Я видела, как Иннес вырезала свое имя на Колонне.

— Я взял ее кольцо.

Бриони не нужно было объяснять, что она сняла его вместе с пальцем. Изобель знала, что эти кольца нельзя снять. И когда ужас отразился на лице Изобель, Бриони захныкала: — Я… Иннес умерла бы, если бы я этого не сделала. Я всего лишь пыталась спасти ее.

— Как ты спасла меня, когда заставила стать чемпионом?

Изобель надвинулась на нее, сжимая магический камень «Правда или предательство». — Посмотри правде в глаза, Бриони. Единственный человек, о котором ты заботишься, — это ты сама.

— Это неправда. Если бы я заботилась только о себе, я бы отправила этим репортерам информацию о себе. Сделала бы невозможным для моей семьи выбрать кого-либо, кроме меня, в качестве чемпиона.

— Ну, я бы хотела, чтобы ты это сделала. Какого хрена ты этого не сделала?

Бриони колебалась. Она думала об этом десятки раз с тех пор, как Иннес выбрали вместо нее.

— Я не могла подумать, что они выберут кого-то другого, — сказала она наконец.

— Конечно, ты не могла, — усмехнулась Изобель.

Бриони подавила свой гнев. Проглотила свою гордость. После всего, что произошло, она тоже не хотела терять этот хрупкий союз. Хотя часть ее боялась, что он уже потерян. Изобель, которую она знала, не была девушкой, стоявшей перед ней, закаленной годом тренировок и вниманием ПРЕССЫ. Она была острее. Смелее. Более жестокой.

— Мне жаль, Изи, — сказала Бриони. Это прозвище заставило ее старую подругу напрячься. — Мне правда жаль. Я думала, ты тоже этого хочешь. И я сожалею, что поступила так с тобой. Каждый день.

На мгновение Изобель, казалось, потерялась. — Я… Я не знаю, смогу ли я когда-нибудь простить тебя.

— Я не прошу прощения, — сказала Бриони. — Я просто хочу, чтобы ты помогла мне остановить это. Наложи на меня свое заклинание. Я готова. Ты увидишь, что я не лгу насчет срыва турнира. Тогда я смогу все исправить. Мы оба можем уйти отсюда. И все это больше не будет иметь значения.

На мгновение Изобель уставилась на аметистовый магический камень в своей руке, все еще светящийся белым. Затем она покачала головой и сунула его в карман.

— Мне все равно, думаешь ли ты, что говоришь правду, — сказала она. — Ты все еще сделала меня чемпионом. Ты все равно убила Карбри.

— Я не хотела убивать Карбри, — сказала она в нарушенной тишине. Ее слова эхом отразились от каменных стен, высоких потолков. Я не намеренно, не намеренно, не намеренно.

С каждым разом это звучало все менее убедительно.

— Когда он напал на меня, я отразила его чары обратно на него. Я не знала, что это смертельное заклятие.

— Даже если так, — сказала Изобель, — это не меняет того, что ты сделала. Ты не можешь стереть последствия своего выбора, оправдывая его каким-то ничтожным шансом на то, что это может привести к изменению ситуации к лучшему.

— Я ничего не пытаюсь стереть. Я собираюсь стать героем. Я собираюсь спасти всех…

— Ты единственный чемпион с убийством. Ты так полна решимости сделать этот турнир своим. Так сильно, что ты втиснулась туда, где тебе не место. Настолько сильно, что тебе все равно, кто встанет у тебя на пути или что с ними случится, если они это сделают. Никто здесь не герой — и меньше всего ты.

Бриони редко не находила, что сказать, но сейчас она не находила слов. Потому что она не могла опровергнуть ни одно из утверждений Изобель. И потому, что в ее голове сформировалась новая мысль, или, может быть, очень старая мысль, которую она больше не могла игнорировать.

Этот турнир был местом не для героев. Никогда не был. Все великие подвиги, которые праздновала ее семья — кровопролитие. И они могли называть это как угодно, но Бриони знала, кем они были на самом деле.

Злодеями. Все они.

В комнате раздался шум, и Бриони повернулась, чтобы увидеть, как открывается дверь. Гэвин Грив стоял там с довольным видом.

— Ну, привет, — сказал он, облизывая губы. — Уже можем начинать набрасываться друг на друга?

38. ГAвин Грив

Когда высшая магия была в изобилии, а миром правили величественные, жестокие поступки, этот турнир, должно быть, не казался таким ужасающим.

Традиция трагедии

Когда Гэвин наткнулся на спор Бриони и Изобель, он почувствовал облегчение. Вот оно — предательство, угрозы, секреты — язык, который он понимал. И это означало конец странным событиям последних двенадцати часов, когда он позволил трем другим чемпионам уговорить его заключить союз, который шел вразрез со всеми его инстинктами самосохранения.

— Ты следил за нами! — сказала Бриони, возмущенно сдвинув брови.

— Это честная игра, — спокойно сказал Гэвин. — Если вы хотели поговорить наедине, вам следовало использовать заклинание звукоизоляции.

Гэвин ожидал, что этот альянс обернется против него в любой момент — единственная причина, по которой этого не произошло, как он предполагал, заключалась в том, что они были внутри его Ориентира. Но вчера вечером, выпивая с Алистером, все пошло наперекосяк.

Он мог бы попытаться убить Алистера Лоу дюжину раз. Когда он был пьян. Когда он закапывал кольцо. Когда Гэвин проснулся этим утром и обнаружил Алистера, свернувшегося калачиком на кожаном диване в комнате, с накинутым одеялом, с вышитой подушкой под головой. Выражение его лица было жестоким даже во сне.