Все о мужских грехах
Шрифт:
— О чем вы говорите, уважаемая! — воскликнул старик. — Беседуйте где вам удобно!
После завтрака я осталась в саду за столом под мандарином, на котором уже виднелись крошечные плоды, куда мне принесли по моей просьбе большой кофейник с кофе, сидела, курила и пыталась решить, что же мне делать дальше, если мои поиски в Сухуми окажутся безрезультатными. Я уже дошла до того, чтобы повторить путь Мананы из Сухуми в Россию, но, подумав, что черт его знает, в каком порту она сошла на берег, загрустила. Ведь если предположить, что на судне были друзья ее мужа, который именно перевозками в порту и занимался, то они могли высадить ее где угодно!
— Черт! — невольно вслух выругалась я. — Неужели это станет первым делом,
Я сидела, настолько занятая этими безрадостными мыслями, что невольно вздрогнула от голоса неслышно подошедшего Сергея.
— Татьяна Александровна! — позвал он. — Там вас какая-то женщина спрашивает! И газета сегодняшняя у нее в руках! Говорит, что по объявлению пришла!
— Так чего же ты ее сразу не привел! — подпрыгнув на месте, заорала я. — Веди немедленно! И скажи там, чтобы еще одну чашку принесли!
«Господи! — взмолилась я, когда он ушел. — Сделай так, чтобы это не оказалось пустышкой! Ну что тебе стоит!»
Не прошло и двух минут, как на дорожке сада показались Сергей и женщина лет сорока, которая, подойдя ко мне, посмотрела на меня немного испуганным взглядом.
— Вы говорите по-русски? — спросила я, когда мы поздоровались.
— Говорю, — по-прежнему испуганно кивнула она.
— Вот и отлично! — искренне обрадовалась я. — Значит, переводчик нам не нужен! — И тихонько сказала парню: — Чашка где?
Он кивнул и ушел, а я показала женщине на место напротив себя за столом и, включив на полную мощь свое обаяние, чтобы она перестала меня бояться, попросила:
— А вы садитесь и рассказывайте! Простите, вас как зовут?
— Валя, — ответила женщина.
— А меня Таня.
Женщина несмело села и, показав на фотографию Сандры, спросила:
— Это вы Вандочку ищете?
Оп-па! Вот это был удар под дых! Я, конечно, предполагала, что у девочки, до того как она попала к Манане Георгиевне, было другое имя, но вот то, что она действительно из Сухуми, на что я практически не надеялась, стало для меня полнейшей неожиданностью, правда, приятной.
— Значит, ее звали Вандой? — спросила я, с трудом сохраняя самообладание.
— Ну да! А полностью — Ванда Казимировна Стадницкая.
— Полька? — уточнила я.
— Да, по отцу, а по матери — немка. Ванда в наш детский сад ходила, а ее мать, Клара, как и я, там воспитательницей работала.
— А где теперь родители Ванды? — спросила я.
— Так убили же их! — ответила Валентина.
— Убили? — воскликнула я. — А как это случилось? Когда? Где?
— В 93-м, 8 июня, — ответила она. — Как раз вскоре после того, как Казик вернулся. Зарезали их ночью у них дома, а Вандочка после этого пропала. И все документы тоже пропали!
— Убийцу нашли? — быстро спросила я.
— Да кто же его искать-то в то время стал бы? — удивилась она. — Война же была! — а потом с робкой надеждой спросила: — А Вандочка что? Неужели жива?
— Жива! — подтвердила я.
— Слава тебе, господи! — с огромным облегчением воскликнула Валя. — Не пропала, значит! Вы, если ее увидите, привет от меня передайте! Не может быть, чтобы она меня не помнила! Все-таки почти шесть лет ей тогда было!
— Сколько? — удивилась я и спросила: — В каком году она родилась?
— Да в 87-м, — не задумываясь ответила женщина и объяснила: — Она же моей дочке ровесница.
— Так, Валентина! Давайте все порядку и с самого начала, — потребовала я. — Все, что вы знаете об этой семье. Раз вы вместе с Кларой работали, то не может быть, чтобы не обсуждали с ней свои женские дела и проблемы.
Тут наконец появился Сергей с чашкой, а следом за ним Нина со вторым кофейником в руках, и я поняла, почему они так задержались. Нина медленно поставила кофейник на стол,
так же медленно налила Вале кофе, и я, увидев, что она делает это специально, потому что просто сгорает от любопытства, очень серьезно на нее посмотрела, после чего они оба быстренько ретировалась. Валентина тут же схватилась за кофе — видно, у нее самой в семье с этим было напряженно, а я закурила и снова попросила:— Рассказывайте все с самого начала!
— Понимаете, — устроившись поудобнее, начала Валя, — сама Клара из Казахстана, ее родители в Аральске жили. А вообще-то, она из поволжских немцев, но их семью, как война началась, туда выслали, а они потом там и остались, только в другой город перебрались. Она с Казиком, Казимиром то есть, познакомилась, когда он там в армии служил. Поженились они, и он ее сюда привез. Тут у них и Ванда родилась — Казик ее в честь сестры отца назвал. А сам он тоже не из местных — его отец, Тадеуш Казимирович, сюда после войны приехал из Белоруссии. Когда война началась, он как раз в армии служил, вот и провоевал до самой Победы. Вернулся он потом на родину, а там одно пепелище — родители в оккупацию погибли, а сестру его, Ванду, в Германию угнали. Долго потом Тадеуш ее искал, да так и не нашел! Видно, сгинула она там! А он тогда сюда к другу фронтовому приехал. Сначала у него жил, а потом с его помощью свой дом построил. Клара говорила, что Стадницкие — это старинный шляхетский род в Польше, а предка Тадеуша вместе с семьей за участие в восстании в Сибирь сослали. После революции они собирались на родину вернуться, но пока собрались да добрались через всю страну, границу уже закрыли, вот они в Белоруссии и осели. А когда у нас тут война началась, Клара сказала, что, как все поутихнет, они к ее родителям в Казахстан переедут. Они бы, может, и раньше собрались, да только тетя Вера, мать Казика, их держала, прости господи! — и Валя быстро перекрестилась. — Она же под конец уже лежачая была — как бы они ее повезли? А как она умерла, Казик, хотя это очень опасно было, в Тбилиси съездил, чтобы документы оформить — мы же непризнанные. Вот вскоре после его возвращения их и убили.
— А чего же они переезжать собрались? — спросила я. — Союз-то уже распался, и вряд ли им там было бы лучше, чем здесь. Тем более что они не грузины и им тут ничего не грозило.
— Да Витьки они всю жизнь боялись, — шепотом сказала Валя. — Понимали, что, если он в Сухуми вернется, то плохо им будет.
— Это кто? — насторожилась я.
— Сводный брат Казика, — объяснила она. — Тадеуш-то тетю Веру с ребенком взял. Муж первый у нее, Степан, — ну просто лютый зверь был, с лица-то красивый, а в душе — волк настоящий. Он не только ее, но и мать родную бил, пил не просыхая, гулял… А! — махнула рукой Валя. — Витьку вот только без памяти любил, да и сын его тоже, хотя за что его любить-то было? Тетя Вера с ним развестись хотела, так Степан, как услышал об этом, чуть не убил ее. Кто-то милицию вызвал, а он на них с ножом кинулся, вот его при задержании и застрелили. Витька всю жизнь матери простить не мог, что из-за нее отца убили. Он и Тадеуша лютой ненавистью ненавидел. Тот его сначала усыновить хотел, а Витька ни в какую! Говорил, что своей фамилией гордится! А чего гордиться? Того, что он Зайцев?
— Дело вкуса, — пожала плечами я.
— Так вот и жили, бок о бок с волчонком, а он потом в настоящего волка вырос, весь в отца пошел, — горестно вздохнула Валя. — А уж когда Казик у них родился, так тетя Вера боялась его одного даже на минутку с Витькой оставить — опасалась, что убьет тот его. К соседям ребенка относила — дружили они с ними.
— С кем именно? — спросила я, подумав, что неплохо было бы с теми пообщаться — вдруг они что-то знают.
— А с Нинуа, — просто ответила Валя, а вот у меня от ее слов даже дух перехватило. — Тадеуш-то вместе с Анзором воевал, потому сюда и приехал, у него первое время и жил.