Все о рыбалке (сборник)

Большею частию, однако, почти вся рыба помещается в матке. Как только последняя обнаружится, ее отстегивают, каждое крыло складывают на воз, края мотни приступают и постепенно выбирают на лед до тех пор, пока она не будет полна рыбы, которая выбирается оттуда сачками и всыпается для меры в короба – огромные плетеные корзины, вмещающие 70 пудов мелкой и 80 крупной рыбы; затем рыбу морозят на току, для которого расчищают лед поблизости притона, наконец, для весу обсыпают снегом, а иногда (исключительно крупную) при малом запросе макают в воду. В начале весны, когда кончается дальний сбыт, лишнюю и мелкую рыбу выпускают в садки – небольшие кормные, большею частью карасьи, озера, где она в 8 месяцев достигает вдвое, даже втрое большей величины. Перевозят ее обыкновенно в сороковых бочках с весьма небольшим количеством воды (несколько ведер), и при достаточно холодной погоде рыба остается живою в продолжение 4–6 и более часов, смотря по виду рыбы. Заметим также, что в выборе тони неводчик соображается с запросом: при большей потребности в рыбе невод закидывается в таких местах, где, по опыту прежних лет, стоит главная масса рыбы. Опытность башлыков в этом деле изумительна, и хороший неводчик, принимая во внимание прежние уловы и увеличение или уменьшение рыбы в озере, всегда может с достаточною точностью определить, сколько коробов и какой именно рыбы даст такая тоня, сколько другая, третья и т. д.

При огромном количестве озер, многочисленности арендаторов, которые притом из боязни конкуренции ведут свое дело в строжайшей тайне, мне удалось получить сведения о названиях, количестве тоней и уловов не ото всех неводчиков: некоторые из боязни прямо отказывались от всяких положительных ответов. Тем не менее, принимая в соображение все собранные мною факты, я прихожу к заключению, что количество тоней на одних озерах Екатеринбургского уезда должно быть не менее 1050 и что средний улов здесь (с северными озерами) никак не ниже 2 1/2 коробов, а годами значительно более. Но так как некоторые, самые лучшие, тони тянутся по нескольку раз и немалое количество рыбы ловится весною и осенью мелкими арендаторами и местными жителями (не менее 1/10 зимнего улова), общая цифра улова должна быть еще значительнее, и мы не будем далеки от истины, если примем, что здесь вылавливается более 200 000 пудов на сумму 300 000 р. с [40] . Несколько менее улов всех Шадринских озер, но озера Челябинского уезда по количеству вылавливаемой рыбы даже превосходят Екатеринбургские. Присоединяя сюда и улов Троицких озер, в общем итоге составится до 650 000 пудов на сумму 800 000 р. с.

40

Крупный чебак, окунь, ерш, карась продается от 3–4 р. с. за пуд; щука, язь от 2 р. 50 – 3 р. 50. Мелкая рыба от 50 к. – 1 р. с. На более отдаленных озерах других уездов ценность рыбы понижается до 25, даже 50 процентов.

Таким образом, зауральский рыбный промысел должен занимать одно из первых мест в ряду русских не только озерных, но и речных промыслов.

На Севере. Княспинское озеро

I

Кому из читателей не известно, что Уральские горы – невысокий горный хребет, составляющий естественную границу Европы и Азии, и что в предгорьях его, на дальнем севере Пермской губернии, в Верхотурском уезде, следовательно в азиатской половине последней, находится Богословский завод, славящийся своими железными и медными рудниками и богатейшими золотыми приисками, которые далеко не все разработаны и далеко не все известны.

Для охотника и натуралиста во всем Богословском Урале трудно найти какую-либо другую местность привлекательнее Княспинского озера. Чего-чего только недостает здесь всякому любителю природы – будь это промышленник, охотник, рыбак или зоолог! Окрестности его кишат лесной дичью, и нигде во всей Богословской даче нет такого громадного количества лосей, называемых здесь сохатыми или еще чаще просто зверями; нигде нет такого множества уток, густо населяющих смежные, обширные болота и самое озеро; ни в одном озере Дальнего Севера Урала не ловится столько рыбы. Путешественник, привыкший к непроглядной чаще бесконечного хвойного леса, сменяемой только гарниками с обгорелыми остовами и грудами деревьев, заваливших узкую тропинку, по которой часто нельзя бывает проехать и «на вершне» – обыкновенным способом странствия по Северному Уралу – и горными ручьями и речками, о присутствии которых можно чаще слышать или догадываться, – путешественник с облегченною душою приближается к этому озеру, когда глазу его внезапно открывается гладкая зеркальная поверхность трехверстного бассейна и великолепная панорама горного хребта, – давно невидимки.

Прежде всего, на первом плане является Княспинская сопка – невысокая гора, занимающая, однако, почти весь западный берег озера; за нею видны пологие очертания Константиновских сопок и других второстепенных гор – увалов; еще далее на западсинеет самый хребет, и все это имеет вид как бы внезапно застывших волн бурного моря. В не совсем ясную погоду это сравнение необходимо приходит каждому, кто видит впервые эти волнообразные, почти одинаково высокие холмы; но в безоблачное утро, когда горизонт и вершины высоких гор – «камней» – очистятся от туч, маскировавших их высоту, эта иллюзия нарушается: жалкими пигмеями, несмотря на свою близость, кажутся эти увалы перед величественным Конжаковским камнем, на северной стороне которого белеют снега, в котловинах и оврагах верхней половины горы не тающие все лето, – даже перед Острогорским и Сухогорским камнями, названными так по своей скалистости: ничто они в сравнении с Денежкиным камнем – царем северноуральских гор, который высокой, полутораверстной стеной замыкает горизонт на севере. С вершины высокой горы этот вид еще величественнее: горизонт расширяется, верст на 100–150 видно кругом; резче и рельефнее выступают увалы, уже не заслоняемые другими, узенькими, едва заметными лентами блестят ближние речки, небольшими лужицами кажутся озеро Богословской и смежной, более южной, Павдинской дачи, вообще весьма немногочисленные в сравнении с бесчисленными озерами южной половины Екатеринбургского Урала, где они считаются сотнями.

Княспинское озеро, которое, заметим между прочим, находится в 30–35 верстах на запад от Богословского завода, во всякое время года имеет весьма оживленный вид, выкупающий с лихвой то уныние и тоску одиночества, которые невольно нагоняются мертвою тишиною бесконечного леса, изредка нарушаемой нежным писком рябчика и шумным взлетом глухаря. Только лицом к лицу с могучей первобытной природой гордый ум человека чувствует свое ничтожество и бессилие противустоять грозным силам этой природы: громадные ели, пихты, вырванные с корнями, столетние сосны, сломанные силою ветра, стволы мачтовых лиственниц, расщепленные молнией, целые массы деревьев, нагроможденных в горных реках, массы, являющиеся наконец в виде огромной плотины в несколько десятков, даже сотен сажен ширины; десятки, даже сотни тысяч десятин, истребленные огнем, – все на каждом шагу свидетельствует о силе стихии и напоминает о невозможности противудействия этой силе. И действительно, трудно отдать себе отчет в том тягостном, подавляющем впечатлении, когда скрипят и с треском падают кругом вековые деревья, когда беспрестанно сверкает молния и безостановочно гремит гром, перекатываясь эхом в горах, или когда после продолжительного зноя и засухи всюду начнутся лесные пожары.

Титульный лист «Журнала охоты», в котором публиковалась статья «На Севере. Княспинское озеро» и другие рыболовно-охотничьи произведения Л. П. Сабанеева

При беспрерывности лесов и при таком редком населении нет никакой возможности бороться с этим главным бичом северных лесов, и огонь иногда беспрепятственно проходит целые десятки верст, прежде чем благодетельный дождь не прекратит его губительного действия. В засуху здесь уже не видно солнца: безоблачное небо кажется пасмурным от густой смрадной мглы, носящейся в воздухе; иногда на нескольких саженях исчезают из глаз все очертания предметов, дышишь дымом, а пожар – за десятки, за сотни верст; только изменившийся ветер уносит эту мглу, и то ненадолго, если вместе с тем не прекратится засуха. Так было, например, летом 1868 года, когда я странствовал в Павдинском Урале. В это время выгорел весь главный хребет Богословского Урала длиною более чем стоверстною полосою, до десяти и более верст ширины, и только продолжительные дожди в конце июля прекратили это бедствие, угрожавшее сделаться нескончаемым.

С вершины обнаженной горы в сумерки зрелище мимоидущего лесного пожара не имеет себе подобного: здесь тлеют и догорают высохшие древесные пни и сухие, отжившие стволы, дающие продолжительную пищу пламени; там и сям с грохотом валятся они, подгорев у основания, дымятся обгорелые остовы сосен, черными, мохнатыми привидениями торчат ели и пихты, кое-где высятся великаны лиственницы, почерневшие в свою очередь. Впереди же свирепствует целый ад: огненные языки то с треском гонятся ветром и принимают вид как бы огненного, быстро текущего и всепоглощающего потока, то высоко вздымаются к небу, и огонь, вспыхнув на минуту, затемняется густыми черными клубами дыма. Это мгновенно обгорает густая хвоя ели, пихты или кедра, еще прежде высохшая от жары, и, судя по тому, зрелище пожара ельников и пихтовников должно быть всего ужаснее.

Вообще здешние леса так часты и настолько завалены высохшим хламом и буреломом, что напольный пожар, столь обыкновенный в редких башкирских березовых лесах южной части Пермской губернии и даже в редких борах Среднего Урала, является здесь немыслимым: все горит или обугливается в этом море огня, и сколько птиц и зверя задыхается и делается жертвою неумолимого пламени! Здесь не может быть и сравнения с напольным пожаром, обжигающим одну прошлогоднюю ветошь и губящим только молодую древесную поросль: узкой извивающейся лентой бежит вперед пал, вид его не смущает, не представляет и тени грозного явления лесного пожара. Здесь же горят и хворост, и старая хвоя, внизу и самые стволы и сучья деревьев; нечего думать пресечь этот широкий огненный поток, эту огненную лавину; при сильном ветре остается только немедленное и поспешное бегство. Но и тут, хотя и редко, бывали случаи гибели.

Главная причина лесных пожаров, конечно, неосторожность и беспечность охотников – «лесников» и рабочих на золотых приисках, так называемых «контрачных» (так как они в большинстве случаев нанимаются по контракту). Умышленные пожары, как, например, в Каслинском и Кыштымском Урале, где заводские крестьяне, частью из личной мести, частью для облегчения рубки леса на уголь, так как тамошние редкие бора очень сучковаты, нарочно зажигают прошлогоднюю ветошь по обычаю своих соседей башкирцев, здесь составляют чрезвычайно редкое явление. Обыкновенно усталый охотник или рабочий, идущий с приисков или на прииск, разложит костер, не расчистив огнище как следует, заснет крепким сном, и какая-нибудь свалившаяся головешка зажжет прошлогоднюю траву. Хорошо, если почва еще содержит много сырости, но в сухое время пожар можно остановить только в самом его начале, и при дальнейшем его развитии, тем более при сильном ветре, большею частию остается только утекать как можно скорее: никакие человеческие силы уже не в состоянии удержать огненную лаву, перебравшуюся снизу на деревья; через несколько минут все объято пламенем, и гул и треск пожара слышен за несколько верст.

Нередко причиною пожаров является гроза. Большая часть грозовых туч образуется здесь, в самом Урале, и потому нередки случаи молний из таких незначительных тучек, которые только за несколько верст далее разрешаются дождем. Отсюда также становится понятною и сила здешних гроз: грозовые тучи идут так низко, в горах столько железных и магнитных руд, что электричество разряжается не в воздухе, как это чаще бывает в Средней России, а каждый удар молнии есть вместе с тем и боевой и ударяет непременно в землю. В Южном Урале грозы еще обыкновеннее и опаснее: в Кыштымском заводе и всем известном Златоусте редкая проходит без какого-либо несчастного случая.