Все они почему-то умирали

– А железобетонный?

– Пока за ним. И мебельная фабрика тоже.

– Знаешь, Шаланда, это мне напоминает одну американскую историю... Миллионер за один день просадил на бирже двадцать миллионов долларов. У него осталось пятьдесят миллионов. Он бросился с крыши небоскреба, оставив записку: «Я не представляю, как дальше жить».

– А кому достались пятьдесят миллионов? – серьезно спросил Шаланда.

– Какие пятьдесят миллионов? – Пафнутьев был не менее серьезен.

– Ну, о которых ты только что рассказывал, – Шаланда начал раздражаться.

– Я?!

– Значит, так, – Шаланда понял, что над ним издеваются, и перешел на сухой тон. – Убийца в доме, это совершенно ясно. Согласен?

– Могли стрелять в окно, – заметил Пафнутьев. – Объячев любил спать при открытом окне. Когда его нашли, окно было распахнуто настежь. Стрелять могли откуда угодно, вокруг полно недостроенных домов.

– Так ведь это... Твой Худолей говорил даже о позе, в которой якобы находился убийца в момент выстрела.

– Худолей говорил о горизонтальном полете пули. Но это имеет значение только в том случае, если бы Объячев действительно лежал головой на подушке.

– А как ему еще лежать?

– Он мог находиться в полулежачем положении, мог сидеть, опершись о спинку кровати.

– Ты так думаешь? – растерянно спросил Шаланда.

– А что касается утерянных им заправочных станций... Он мог их продать, а деньги вложить в дом.

– Тоже верно. Как бы там ни было, Паша, но дом надо перевернуть вверх ногами. Надо искать оружие.

– Нашли, – негромко сказал Пафнутьев.

– Кто нашел? – воскликнул Шаланда.

– Худолей.

– Но ты ведь сам только что говорил, что стреляли с соседнего участка! – возмутился Шаланда.

– Я этого не утверждал, – Пафнутьев оставался невозмутимым. – Просто предположил – не стреляли ли в окно? А что касается пистолета, глушителя... Да, Худолей все это обнаружил и приобщил к делу. Но твои ребята тоже неплохо сработали.

– Да? – польщенно протянул Шаланда. – Они у меня такие!

– Как сели возле дверей, так и не поднялись. Никого из дома не выпустили. Даже мне с трудом удалось пробиться и выскочить в город.

– Так, – крякнул, как от удара, Шаланда. – Хорошо, Паша. Все это очень хорошо. Ты разговаривал с патологоанатомом?

– Нет еще... А что?

– Поговори с ним, Паша. У вас должен получиться разговор. Надеюсь, он будет содержательным.

– Кстати... Что с гадалкой? Она в самом деле предсказала Объячеву смерть в собственной постели?

– Работаем, Паша, работаем. Будут результаты – доложу, – и Шаланда положил трубку.

Патологоанатом встретил Пафнутьева потрясающим своим взглядом – сквозь толстые и, кажется, зеленоватые стекла очков на мир смотрели не то человеческие глаза, не то просто за стеклами шла какая-то своя, таинственная жизнь.

– Здравствуйте! – сказал Пафнутьев громко и радостно, чтобы хоть голосом попытаться нарушить стылую какую-то, холодящую тишину морга.

– Рад вас видеть в добром здравии, – эксперт поморщился, что, очевидно, означало радостную улыбку.

– Говорят, у вас новости?

– А у нас всегда найдется, чем порадовать хорошего человека.

– Сегодня утром доставили труп Объячева...

– Пообщались мы с вашим Объячевым, познакомились.

– Как я понимаю, смерть наступила от выстрела в голову?

– Не сказал бы, не сказал бы, – пропел эксперт.

– От чего же?! – невольно воскликнул Пафнутьев.

– Сие есть тайна великая, – эксперт скорчил безутешную гримасу. – Великая и непознаваемая.

– Простите... Может, мы говорим о разных людях?

– Здесь не говорят о людях... Здесь говорят о том, что от них осталось. Да, конечно, я вынужден с вами согласиться – в голове трупа зияет большая сквозная дыра. Все в наличии – входное отверстие, выходное отверстие... Жить с такой раной невозможно. И если вы вздумаете убеждать меня, что это не так...

– Ни в коем случае! – поспешно вставил Пафнутьев.

– И правильно, – кивнул эксперт. – Не надо меня в этом убеждать. К сожалению, я не был знаком с этим человеком при жизни, но люди, которые его знали, говорят о нем разное... Кто он был на самом деле... Сие есть тайна великая.

– Да, скорее всего, – поддержал Пафнутьев разговор, маясь от неопределенности. – Вы сказали, что он умер не от выстрела в голову?

Эксперт помолчал, скорбно рассматривая сидящего перед ним Пафнутьева, потом принялся что-то изучать на своих ладонях, красных от постоянного мытья, потом оборотил свое лицо к окну, и оно осветилось – слепящее солнце било прямо ему в глаза.

– В самое сердце поразил его убийца.

– В сердце?! – присел от неожиданности Пафнутьев.

– Пойдемте, – эксперт поднялся и быстрыми, частыми шагами направился к выкрашенной белой масляной краской двери.

Не любил Пафнутьев бывать в моргах, не любил и всячески избегал этих гнетущих посещений, увиливал, но иногда, как в этом случае, ему попросту некуда было деваться. И он покорно, склонив голову, поплелся вслед за экспертом. А тот едва вошел в морг, включил яркий свет – и Пафнутьев сразу увидел на возвышении накрытое чем-то грязноватым тело Объячева. Подойдя к трупу, эксперт резким движением отдернул простыню и обернулся к поотставшему Пафнутьеву.

– Смотрите, – он ткнул пальцем в едва заметную красноватую точку чуть пониже левого соска. – Вот сюда, точно в сердце вошла игла.

– Игла?

– Назовите ее шилом, как угодно назовите... Но если вы позволите мне немного...

– Позволяю.

– Дело в том, что это, конечно, не игла и не шило. Это был длинный острый предмет небольшого сечения. Скажем, в диаметре где-то около двух-трех миллиметров. Отсюда можно предположить и материал. Сталь. Это наверняка был не алюминий, не медь, не железо, не чугун... – исчерпав свои познания в металлах, эксперт замолчал.

– А длина? – спросил Пафнутьев.

– В тело предмет проник сантиметров на двадцать, может быть, на двадцать пять. Но что касается двадцати сантиметров, то это совершенно точно. А вот уже про двадцать пять ручаться не могу, потому что...

– Значит, стреляли в мертвого? – Пафнутьев и сам не заметил, как перебил эксперта.

– У меня тоже такое впечатление.

– Но здоровый, сильный мужчина в расцвете физических, духовных, сексуальных сил... Как он мог позволить совершить такое над собой?