Все оттенки тьмы

Иногда Бэнкс очень скучал по «старым-добрым-денькам», когда его начальником был Гристорп, типичный йоркширец, нудный и предсказуемый. Вот Гристорп на месте Жервез все-таки возмутился бы произволу сильных мира сего. Почти наверняка. Гристорп никогда ни перед кем не выслуживался и на все имел собственную точку зрения. Наверное, потому и не продвинулся выше должности суперинтенданта. Кстати, вспомнил Бэнкс, давненько он не навещал своего старого наставника и начальника. Так-так, еще один пункт для списка неотложных дел.

Свернув на улицу, где жила София, Бэнкс постарался отбросить прочь мысли о делах. Если София уже пришла, они выпьют вина и сходят в кино или на концерт, как вчера вечером. Можно и дома посидеть, что тоже неплохо. А если она еще на работе, то наверняка оставила для Бэнкса сообщение на автоответчике, чтобы договориться о встрече. Поднявшись по ступенькам, Бэнкс заметил, что в гостиной горит свет. Значит, София уже пришла.

Они договорились: пусть каждый чувствует себя как дома (он — у нее, она — у него) — и обменялись ключами. Бэнкс вставил ключ в замок, но оказалось, дверь уже отперта. Странно. София всегда закрывает дверь. Бэнкс осмотрел ручку и замок, выискивая следы взлома. Нет, ни единой царапины. Впрочем, у Софии отличная сигнализация, спугнула бы самых ушлых грабителей.

Крикнув Софию, Бэнкс свернул из холла направо в гостиную и… остолбенел. София сидела неподвижно, уронив голову на грудь, в таком оцепенении, что он сначала испугался. Подумал, что она мертва. Бэнкс снова ее окликнул, и она подняла заплаканное лицо. Слава богу, живая, и никаких вроде бы ран.

София сидела на полу, прислонившись спиной к дивану и вытянув длинные ноги. Пятки ее упирались в огромную кучу поломанных вещей, сваленную в центре ковра. Ее вещей. Бэнкс даже не сразу понял, что там такое. Потом сообразил, что кто-то уничтожил выбранные наугад предметы из ее драгоценных коллекций. Пейзаж, висевший на стене над музыкальным центром, был разорван; разломаны изогнутые ножки у антикварного столика, на котором она хранила всякие мелочи, а перламутровая столешница разбита; эти варвары расколотили эскимосскую статуэтку из мыльного камня; превратили в осколки керамическую маску; расшвыряли бусины с порванных бус; разбили разрисованное пасхальное яйцо. По всей комнате были разбросаны сухие цветы и листья папоротника, словно в злой пародии на похороны.

София сжимала в руке кусочек изящного керамического блюда с золотым ободком. Сжимала так сильно, что из порезанной ладони постоянно сочилась кровь. Она протянула осколок Бэнксу:

— Оно принадлежала моей маме. А до этого — ее бабушке. И я не знаю, как долго оно было у нее и откуда взялось. — София швырнула осколок в Бэнкса, но он попал в дверной косяк. — Ублюдок! — закричала она. — Как ты мог?!

Бэнкс хотел подойти поближе, но она выставила вперед руки:

— Не смей ко мне приближаться, или я не знаю, что я сделаю!

Когда она злится, глаза у нее становятся совсем как у ее матери, отметил Бэнкс.

— София, в чем дело? Что произошло?

— Ты и сам прекрасно знаешь, что произошло! Не видишь, что ли? Ты забыл включить сигнализацию, вот что произошло! — Она обвела рукой комнату. — И вот что из этого вышло!

Бэнкс опустился на пол рядом с кучей мусора, его коленки хрустнули.

— Я не забыл включить сигнализацию, — сказал он. — Я всегда о ней помню.

— Значит, на этот раз забыл. Как еще это можно объяснить? Сигнализация не сработала. Я пришла домой, как обычно. Дверь была закрыта, и никто не пытался ее взломать. А тут такое. Как еще это могло произойти? Ты забыл включить сигнализацию, и кто-то запросто вторгся в мой дом.

Бэнкс не стал с ней спорить: как этот «кто-то» мог узнать, что он забыл включить сигнализацию? София была не в том состоянии, чтобы это обсуждать.

— Ты проверяла черный вход? — спросил он.

София покачала головой.

Из коридора Бэнкс вышел на кухню, где была задняя дверь, и ничего не обнаружил. Никаких следов взлома. На всякий случай вышел в сад, но и там все было в порядке. Задние ворота были закрыты на висячий замок. Конечно, через них можно перелезть, но сигнализация-то от этого никуда не денется. Она охватывала весь дом.

Бэнкс вернулся в гостиную. София сидела в прежней позе.

— Ты звонила в полицию? — спросил Бэнкс.

— Не нужна мне твоя полиция. Чем они мне помогут, твои проклятые копы? Ох, уйди, прошу тебя. Просто уйди с глаз моих долой!

— София, мне очень жаль. Но я не виноват. Я утром включал сигнализацию, как и всегда.

— Тогда как ты все это объяснишь?

— Из дома что-нибудь пропало?

— Откуда мне знать?

— Это может быть важно. Составь список, он пригодится полиции.

— Говорю тебе, никакую полицию я вызывать не буду. Зачем?

— Ну, страховая…

— К черту страховую компанию! Вещей-то они не вернут.

Бэнкс посмотрел на гору поломанных сокровищ. Она была права. Все эти дорогие сердцу Софии штучки не так уж много и стоили. Бэнкс знал, что нужно звонить в полицию, и понимал, что он этого делать не будет. И не только потому, что не велела София. Бэнксу было очевидно, что этому погрому есть только одно объяснение, то есть он отчасти все же виноват. Так что полицию вызывать действительно не имело смысла. Негодяи, разрушившие дом Софии, были неуловимы, словно блуждающие огоньки на болоте. Даже самая современная сигнализация таким не преграда. Мистер Броун и не скрывал, что знает, где живет София.

Встав на колени, Бэнкс склонился над обломками. Не хотел встречаться с Софией взглядом.

— Ну, — вздохнул он, — давай помогу тебе все это убрать.

— Спасибо, — сказала Жервез, когда Энни принесла бокалы с пивом. — Так на чем я остановилась?

— На терактах одиннадцатого сентября и лондонских взрывах, — напомнила Энни.

— А, точно. Это я как-то отошла от темы. Ну да ты меня поняла. Если довольно долго работаешь с такими людьми, начинаешь думать как они. Один из моих коллег — назовем его Азиз — был мусульманином. Его семья родом из Саудовской Аравии. Он вырос в Англии и говорит как типичный выходец из Ист-Энда, но все равно ходил в мечеть, совершал намаз, в общем, был правоверным мусульманином. А потом случились эти июльские взрывы и перестрелка в метро. Все тогда были на взводе, да ты и сама наверняка помнишь. Короче говоря, Азиз посмел покритиковать то, как отреагировали на ситуацию в мечети работники Специальной службы и МИ-5. Кажется, назвал их действия непродуманными. И не успели мы оглянуться, как на него завели дело — толстенную такую папку. Они быстренько сочинили ему боевитую биографию, приписали какие-то тренировочные лагеря в Пакистане, встречи с главами террористических группировок. Сопроводили все фотографиями и какими-то еще документами. Сделали из него ближайшего друга Усамы бен Ладена. В общем, можешь себе представить. В этом деле не было ни слова правды. Азиз никогда не выезжал за пределы Англии. Он из Лондона-то почти никуда не выбирался. Но они изобразили его злодейским террористом. Разумеется, все мы знали, что это полный бред. Собственно, и сами офицеры из МИ-5 знали, что это бред. Они просто хотели показать, на что способны. Намекнуть, к чему приводит критика. У них получилось. — Сделав паузу, Жервез пригубила пива. — Говорят, они всем своим действующим агентам сочиняют новые биографии, шпионские легенды. Дают новые имена, и все подтверждают документально, да так, что не подкопаться. Вот и с Азизом сотворили такую штуку. Только без его ведома и желания. Обыскали его квартиру, допросили, пообещали, что еще вернутся. Замучили и запугали его друзей и коллег. И такое могло случиться с любым из нас, если бы мы посмели переступить черту. Они сами так сказали. А бедняге Азизу еще подфартило родиться смуглым и мусульманином. Но и мы, белые копы, не чувствовали себя в безопасности. Ты, наверное, думаешь, что у меня мания преследования. Но ты бы видела, что они творили, Энни.

— И что дальше было с Азизом?

— Его карьере пришел конец. Конечно, они удалили из его дела упоминания о тренировочных лагерях и прочей дряни… они же просто его припугнули, чтобы знал, с кем посмел вступить в спор. А через неделю после всей этой истории Азиз спрыгнул с моста. Разумеется, я не виню в его гибели спецслужбы. Они не могли знать, что у него такая чувствительная нервная система. Или могли?

— На что вы намекаете?

— Я просто рассказываю тебе историю, Энни, вот и все. — Жервез отпила еще пива.

— Вы меня запугиваете.

— Почему же? Ты напрасно ищешь какие-то подтексты, Энни. Никаких намеков, я говорю прямо, что ты должна быть очень осторожна. И то же самое передай инспектору Бэнксу, когда в следующий раз будешь с ним говорить.

— Тут все-таки что-то не так, — возразила Энни. — Не знаю что. Неужели вам не кажется, что в деле Хардкасла — Сильберта есть что-то странное? Концы с концами не сходятся? Признайтесь, ведь вы тоже так думаете?

— Энни, ты и сама знаешь, что в любом деле что-то не сходится. Но позволь напомнить, что, какие бы безумные версии вы с инспектором Бэнксом ни навыдумывали, тщательно проведенное полицейское расследование и экспертизы криминалистов подтверждают: Марк Хардкасл убил Лоуренса Сильберта, а затем покончил с собой. С этим ты ведь спорить не будешь? С этими фактами?