Все пропьем, но флот не опозорим, или Не носил бы я погоны, если б не было смешно
Шрифт:
Стал лейтенант с этим самым то ли хлыстом, то ли пятидесятником душещипательные разговоры вести. Сразу же после отбоя и до подъема флага, то есть с 23.00 до 08.00. На тему «Бога нет».
Надо заметить, что после подъема флага моряк службу нес, приборкой занимался, на занятия ходил, оружие, как говорится, проворачивал и смазывал. А лейтенант Однопозов до обеда отсыпался (добро такое было от командира корабля).
Через неделю морячок взмолился:
– Не могу больше, товарищ лейтенант!
– А Бог есть?
– Нету Бога!
– Ну и слава богу, сынок, иди, служи…
Споемте,
«Гальюн таймс» – так мы называли родную балтфлотовскую газету. В те славные застольные годы можно было из нее почерпнуть действительно немало разумного, доброго, вечного.
Помнится, в один из не столь давних периодов, когда шла активная борьба с засильем буржуазной культуры, когда даже «Боню Мы» еще не крутили по ящику, в одной из публикаций корреспондент «Стражухи» («Стража Балтики») написал о том, как «на полубак эсминца вышел курсант пятого курса Калининградского ВВМУ Василий Б. В руке у него была гитара. Василий ударил по струнам и тонким голосом запел:
– Анд-ж-и-и-и…»
Далее разъяснялось, что пел он какую-то чуждую нам западную песню.
Пел бы он и дальше всю эту гнусность, если бы не вышел на палубу корабельный старшина 2 статьи, положил тяжелую руку на плечо Васе и сказал:
– Шел бы ты отсюда, парень…
После чего достал баян, сели вокруг него кружочком моряки и душевно запели «Раскинулось море широко».
Над статьей, конечно, посмеялись.
Но смеялись недолго. Васе вдули по комсомольской линии. А мы в дождливый ветреный денек три часа с лишним на плацу разучивали «нормальные флотские песни». Строем. Всем училищем.
Возле кромки плаца стоял корреспондент «Стражухи» и что-то черкал в блокноте.
Через неделю в «Страже Балтики» появилась статья о том, что в училище критика воспринята просто-таки замечательно, сделаны соответствующие выводы, все исправились и «чуждые нам песни больше не поют».
Старпом Старков
Преподавателя кафедры морской практики капитана 1 ранга Старкова, в прошлом старпома крейсера 68-го проекта, в Калининградской бурсе уважали. Это был мореман. Стопроцентный. Ходил, вечно ссутулившись, в грибане [70] , не признавая шитые фуражки, имел брюки клеш на полста сантиметров как минимум, курил только «Приму».
70
Грибан – фуражка или бескозырка, пошитая так, что ее верхняя часть не натянута, тулья опущена, в результате чего головной убор похож на шляпку от гриба. Естественно, ношение такой фуражки или бескозырки является грубейшим нарушением формы одежды. Но зато красиво и оригинально.
В ходе лекций мы считали, сколько раз Старков скажет «ну-с», «ибнть», «понимаете ли» и «товарищи курсанты».
Свою речь каперанг начинал примерно так:
– Ну-с, понимаете ли, ибнть, товарищи курсанты…
Строевиков Старков ненавидел. Наверное, в этом была давняя нелюбовь корабельного офицера к ОУСу, то есть к тем береговым крысам, которых «зашитость» продольного шва на спине шинели волновала больше, чем способность командира вывести крейсер в море.
Однажды мы были свидетелями великолепной сценки с участием Старкова и преподавателя кафедры морской пехоты подполковника Кочеткова. Сан Саныч Кочетков (кличка Коча) в принципе мужик был неплохой. Когда-то
он служил в морской авиации, да, говорят, потерял чувство высоты. Списали его на берег, попал он в бурсу и стал, как ему казалось, морским пехотинцем.На плацу ему равных не было. Подтянутый, невысокого росточка, с острыми гусарскими усиками, он вышагивал так ладно, что любо-дорого смотреть было. И нас дрессировал на плацу отменно. Причем личным примером.
В тот чудный солнечный день он сдуру, очевидно, захотел выдрессировать и Старкова.
Проходя мимо курящего вместе с нами каперанга, Кочетков, как и требует Устав строевой службы, молодцевато отдал честь старшему по званию.
Старков и ухом не повел.
– Товарищ капитан 1 ранга, – тихо сказал Коча, – я вам честь отдал.
Старков – ноль внимания. Продолжает смолить «Примку».
– Товарищ капитан 1 ранга! – возвысил глас подполковник, – я вам честь отдал!
Тот же эффект.
Коча перешел на тенор:
– Товарищ капитан 1 ранга…
Старков не выдержал.
Смачно затянулся, бросил полный презрения взгляд на Кочеткова, ловким щелчком зашвырнул чинарик в урну и произнес сквозь зубы:
– Са-пог [71] …
Строевой день
Среда. День строевой подготовки. Плац Калининградского училища. Больше Красной площади. Гордость нашего начальника – адмирала Пилипенко (он же Пипа). Мороз под 20.
71
Сапог – любой военнослужащий, не связанный с ВМФ. Как правило, пехотный. Те в отместку называют флотских шнурками.
Маршируем второй час. Без перекура. Губы онемели, даже выматериться трудно. Пальцы отсохли, что на руках, что на ногах.
Когда уже кажется, что сейчас и яйца отвалятся:
– Училище, сми-и-и-р-р-н-а! Равнение на-право-о-о-о!
Замначальника вылетает на середку. Маленький, глаза вечно красные. Злой, сам охреневший от мороза. Мы его в погожие-то дни зовем Кровавым Карликом, а тут совсем зверь по плацу мечется.
Пипу встречает.
Доклад, как положено. Стоим. Здоровкаемся.
Пипа вальяжной походкой дефилирует на трибуну. Начинает речь. Нос, как слива. Хорошо ему: шарандахнул пару стаканов коньячку перед выходом.
И поет:
– Товарищи курсанты, у нас понизились успеваемость и воинская дисциплина… Некоторые курсанты ходят не в брюках, а в чухасах и джипсах…
Стоим, колеем. Считаем, сколько раз сказал про свои любимые джипсы и чухасы. Сегодня явно перебор. Речуга минут на 30. Обычно в 20 укладывается. Губы свертываются в трубочку.
Все, закончил!
Нет, мать его так, еще что-то вспомнил. Значит, минут всего на 40.
Наконец, долгожданное:
– К торжественному маршу…
И т. д.
Прошлись. Молодцы. Пипа доволен. А теперь с песенкой. Еще лучше. Поем не пастью – там все отмерзло, – а злобой нутряной.
Хорошо получается. Но надо бы еще разок. Вот, уже лучше. Ну да ладно, на сегодня хватит.
В столовку чуть ли не бегом. Среда ведь. Пончики дают.
И в увольнение.
Не все, конечно. А кому повезло, кто не залетел, у кого нет задолженностей, кого любит комроты, у кого брюки, а не чухасы (а под ними кальсоны), у кого воротничок свежий, у кого деньги есть, кто до третьего курса дотянул и, естественно, кому есть куда идти.