Все схвачено
Шрифт:
– Значит, вы решили осесть здесь надолго и воспитать самого себя? – спросил Легат. – То есть Гумбольдта-джуниора. Или как там его звать?..
Гумбольдт посмотрел на часы. Простенькие они у него были, какие-то пластмассовые, конвейерные, отштампованные на фабриках Страны Часов. Абсолютно чужие здесь, кстати!
– Сейчас придет Гумбольдт-младший и вы с ним познакомитесь.
– Именно сейчас?
– Он – это я. А я до уныния точен. Четырнадцать пятьдесят шесть. – Он посмотрел на цифры в окошке часов. – Он сказал, что будет в три.
– А он знает, кто вы?
– Разумеется.
– И
– Он задал много вопросов и получил на них ответы. Полагаю, вы сами можете представить себе и вопросы, и ответы… Ответы его удовлетворили. Он – человек прагматичный, все поверяет собственной логикой. А она у него – въедливая. Поэтому мы вместе.
– А ваша мать?.. Я так полагаю, что она существует, если Оса родится через пару лет?
– Она вышла замуж. Отец умер, когда мне было десять. Жили вдвоем с мамой. А три года назад… младший уже большим был… появился хороший человек, действительно хороший. Я был рад, что мама полюбила его. Он и младшего любит…
– А Гумбольдт его?
– Младший хотел и хочет одного: чтоб маме было хорошо.
– Она знает, что вы здесь живете?
– Для нее я – обычный съемщик комнаты. Хорошая добавка к бюджету младшего.
– Вы с ней встречались?
– Мельком. Она за чем-то заходила, и Гумбольдт представил меня.
– Как кого?
– Я же сказал: как жильца… Вы об имени? Я для нее – Раб. Как и для многих. И здесь, и там…
В прихожей тренькнул звонок.
– Вот и он, – сказал Гумбольдт и поспешил открывать дверь.
Оставшись в одиночестве, Легат подумал, что в отношениях старшего и джуниора Гумбольдтов есть какая-то неправильность. Сильнее сказать: патология. Он, что, всерьез относится к джуниору как к сыну? Ведь так, по всему, получается!.. Какой смысл столь пристально и бережно следить за собственной юностью? Она уже была. И прошла. И что бы ты ни исправил в ней, результат все равно окажется тем же.
Да, Гумбольдт-старший может чему-то научить джуниора, что сам в его годы не умел, может что-то поправить, что сам в его годы не заметил, может что-то добавить, чего у самого в его годы не было…
Множить «что-то» дальше? Пустой труд! Поправленное и добавленное – величина, стремящаяся к нулю, если ось абсцисс – время. И если уж искать красивые аналогии, то время легко сравнить с водой. Тем более что существует образ: Река Времени… А кинь камень в воду – что выйдет? Круги, быстро сглаживаемые течением…
Да простится мне эта банальность, стертая от чрезмерного употребления, стыдливо подумал Легат.
И увидел Гумбольдта-младшего, вошедшего в комнату. И вспомнил его, что по определению было чудом. Спорт-то он помнил хорошо, а школьные годы чудесные остались вакуумом. Старой песней, слышанной не раз в телевизоре. Он, как уже говорилось, не помнил ни лиц, ни имен, и смутно подозревал, что это неправильно, что следовало бы сходить… к кому?.. ну, к хорошему психологу, например, была такая умная дама в неисчислимом окружении жены. Но сходить к психологу для Легата!..
Есть красивое слово «катахреза» – совмещение несовместимых понятий, если коротко. Так вот, психолог рядом с Легатом – катахреза. И таких катахрез у него – пруд пруди…
А Гумбольдта-младшего вспомнил. Сразу. Пахаря – ни сном ни
духом, а Гумбольдта…– Тебя называли в школе Антиквар?
– Называли, – с неким удивлением в голосе ответил Джуниор.
– Ты помнишь, как уговорил меня поехать с тобой в Восточный парк? Мы ехали на метро, и ты всю дорогу рассказывал мне о книге, которая была тебе позарез нужна… Если не ошибаюсь, это был какой-то словарь, дореволюционный… Тебе его обещали, а ты боялся ехать один и попросил меня – вроде для подстраховки… Было?
Откуда взялось воспоминание? Секунду назад – ни сном ни духом, а сейчас – как наяву! Неизученные игры памяти? Или собственная лень, позволившая забыть все, что не пригодилось в жизни? Скорее, последнее… Но как и когда он выбирал то, что надо помнить, и то, что стоит забыть? Скорее всего никак и никогда. Просто вычеркнул из памяти десять лет, за исключением спортивного куска, посчитал, что не пригодится. И ведь не пригодилось! Но теперь всплыл неслучайный вопрос: а не выпал ли хоть какой-никакой ребеночек вместе с выплеснутой водой?
Риторический вопрос…
– Вы Легат? – спросил Джуниор.
Удивления в голосе – ни тени.
– Я – Легат.
– Я бы не узнал вас… Хотя что за глупость я несу! Я и себя до сих пор не узнаю. То есть его… – кивнул в сторону Гумбольдта, стоящего чуть позади. – Да, я помню эту поездку. Ваша помощь тогда не пригодилась. Все прошло гладко.
– И слава Богу! Драчун из меня – никакой.
– А вообще-то мы с вами вчера виделись на Проспекте.
– Со мной?
– Не буквально. С вами – моим соучеником.
– Как он?
– Нормально. В строительный документы подал.
– Да, я знаю…
– Естественно. Это ж вы и подали.
– Знаешь, Антиквар, ничего естественного, кроме потребностей организма, в человеческой жизни нет. Все насильственно, все – через ногу. Не сочти это за наставление на будущую жизнь, просто вырвалось.
– Обедать останетесь? – спросил Гумбольдт-старший. – Разносолов не обещаем, котлеты, жареная картошка, салатик еще… С утра на рынок забегал.
– Останусь, – сказал Легат. – Мы не договорили.
– То-то и оно, – согласился Гумбольдт. Сказал младшему: – Обед за тобой.
Тот безропотно кивнул и вышел.
А Гумбольдт взял Легата за руку, за запястье, словно боялся, что этот юркий Легат прямо сейчас смоется на фиг.
– Нам не договорить надо, а договориться.
– О чем? – Руке было больно, и Легат вежливо, но жестко отцепил от себя пальцы Гумбольдта.
– О финале.
– Финале чего?
– Всей этой истории с обменом информацией между Конторами.
– А с чего вы взяли, что эта история подошла к финалу? На мой взгляд, она в самом разгаре. Вы же ее и породили…
– Но я не в силах ее убить. Я вышел из игры. А вы – в игре. И можете ее прекратить.
– Каким, любопытно, макаром? Спрятаться – по вашему примеру? Мне, знаете ли, сделать это будет много сложнее, чем вам. Меня найдут и там и тут, извините за невольную рифму. Я и там – на виду и востребован не только и не столько Конторой. Вы же в курсе, Оса просветила… А здесь мне спрятаться тоже не позволят, потому что я оказался очень нужным Очкарику…
Тут Легат сильно преувеличил. Но что не сделаешь в пылу полемики!..