Всё становится на места

Бывший принц Островов, а также колдун, а также лучший друг клыкастых обводит толпу своими золотыми глазами и немного грустно улыбается.

— Друзья, истоки нынешних событий лежат в далёких временах, — начинает он.

Он рассказывает нам о годах, когда пытался бороться с собой, и о поисках избавления от колдовского дара, и о том, как пришёл к решению, что лучше ему не жить вовсе, чем жить таким.

Многие в толпе плачут. Многие хорошо понимают его боль.

— Так я появился на этих берегах, — печально продолжает Теодор, — но понял, что и здесь мне не легче. Куда бы я ни отправился, я брал с собой себя. Я сидел рядом с вами, когда вокруг были голод, и холод, и разруха, а вы между тем делились со мной последним, и плакал от бессилия. Я ничем не мог помочь, у меня даже не хватило духа убить себя. А ведь когда-то в прошлом, пока колдовской дар не проявился, я был совсем другим. Я неделями пропадал в море, не боясь ни бурь, ни штормов, и ни одно судно не могло обогнать моего «Золотого льва». Тогда я получил прозвище — Чёрный Марлин — по названию самой быстрой рыбы в здешних морях. В то время, казалось, ничто не может меня сломить, мне удавалось всё, за что я брался. Бродя по заснеженному берегу в тоске, я ничего не хотел так же сильно, как стать прежним, вернуть то время, когда я всё мог. Кажется, тогда на свет и появился Марлин.

Это тоже был я, но сильнее и лучше. Эта часть меня приняла колдовской дар, не считая его проклятием, и дар был обращён на пользу людям. Вместе с Леоном мы многое сделали для того, чтобы Беспечные Острова стали хорошим местом для жизни.

— Да, а что теперь-то, — всхлипывает Леон на дубовой ветке.

— Ничего, у тебя остался я, — говорит печальный Неро, обнимая Леона за плечи.

Рыбак почему-то не радуется и плачет ещё горше, слизывая слёзы языком.

— Так вот, — продолжает принц Островов, — я был счастлив, что есть Марлин. Но оставался и Теодор, который ощущал себя бесполезным и никчёмным. К нему подходили лишь затем, чтобы спросить, когда вернётся Марлин. И потому однажды я с досады отправился бродить по Клыкастому лесу. И нашёл тех, кому стал нужен таким, какой я есть.

— Да! Да! — вопят клыкастые. — Мы любим тебя, Теодор!

— Шло время, и Марлин становился сильнее. Всё больше времени он брал себе и не желал мириться ни с какой угрозой своему существованию. Именно потому он сделал так, чтобы все вы, кто приплыл на «Крылатой жабе», отправились в лес и там и остались. Повезло, что он забыл вернуть барьер, давно снятый, когда от клыкастых перестали ждать угрозы, иначе бы вы не смогли прийти. Марлин не хотел вам зла, но боялся, что иначе я выйду из-под его власти, — грустно говорит Теодор. — Ведь наши роли давно переменились — если прежде я решал, когда он выйдет на свет, то в последние годы такие решения оставались за ним. Если он чувствовал, что я пытаюсь бороться, то запирался в башне и выбрасывал ключ наружу. Сам-то я, конечно, не осмеливался использовать колдовскую силу, потому не мог выйти, а Леон и Неро были предупреждены и не вмешивались. Они были на стороне Марлина, и их можно понять. Сила Марлина и вправду принесла огромную пользу Беспечным Островам.

— Так я что-то не понял, — чешет лысую макушку Брадан, — чего это ты говоришь о себе, как о двух разных людях? Ты совсем свихнулся, что ли?

Раздаётся звонкий стук — скалка Теванны отыскала цель. Над площадью повисает неловкое молчание, нарушаемое только шмыганьем Леона и сдавленными ругательствами Брадана.

— Теперь я — один человек, — наконец говорит Теодор. — Моя слабость чуть не принесла беду. Не стоило мне умолять небеса о спасителях, давно было пора брать всё в собственные руки.

— Так кто ты теперь? — вопрошает Леон из листвы.

— Я — Теодор, и я — Чёрный Марлин. Я принц, и я колдун. Я слабый человек, но я и тот, кто может найти в себе силы. И раз судьба Беспечных Островов во многом зависит от меня, то мой долг — остаться тут и продолжать делать всё, что я могу. И для Города, и для леса.

— А домой когда? — подаёт голос Брадан. — Ох, женщина, убери скалку, сколько можно!

— Не могу сказать, что я не тоскую по дому, — печально улыбается Теодор. — Очень тоскую. И по родным местам, и по тем, кого оставил. Но я нужен здесь. Нам с Леоном ещё предстоит во многом разобраться. Я буду заново постигать свой дар — уже как Теодор, уже не прячась за спиной Марлина. Вы все, друзья, очень помогли мне, вы дали мне силу вернуться.

Сходя с помоста, он глядит на Гилберта.

— Но кого же ты мне так напоминаешь?..

Глава 27. И пускай печален расставанья час, новые начала ожидают нас

В ту ночь никто не отправился спать, а на следующий день никто не пошёл на работу. И даже Дугальда не мучила совесть.

Бартоломео и Брадан уволокли принца Островов в гостиницу, где на балконе они пили что-то из старых запасов Теванны и рассказывали, что произошло дома в его отсутствие. Но только Теодор заметно отличался от Марлина — если колдун был бодр, крепок и полон сил, то принц был тих и печален. С ним всегда была та часть воспоминаний, что причиняла ему боль.

— А ты похож на кого-то, знакомого мне, — ещё раз или два сказал он Гилберту.

Вот прицепился! Ясно же, что они раньше никак не могли быть знакомы.

Мой друг только сжимал зубы и ничего не отвечал, благо окружающие быстро переводили разговор на что-то другое.

Впрочем, долго Теодор не просидел — ушёл, сославшись на усталость. Теванна выделила ему комнату, чтобы он впотьмах не взбирался на Холм, и стояла перед дверью со скалкой, пока настойчивые посетители, желающие добавить «ещё одно словечко, пожалуйста, я вот тут вспомнил», не отступились.

В следующие дни Теодор много говорил с Леоном, и последний вроде бы даже приободрился. Он был рад, что принц не покинет Беспечные Острова. А Брадан и Бартоломео на побережье взялись за починку корабля, и им помогали и горожане, и даже клыкастые. Особенно суетился Гастон, внезапно обнаруживший в себе любовь к морю и кораблям. Впрочем, старые наклонности никуда не делись, и он стащил у Брадана книгу о речном пирате. Похождения книги, пожалуй, были такими же бесконечными, как и похождения Петашки.

Но одним поначалу чудесным днём случается то, чего мы не ждали: на горизонте показались паруса.

— Это ещё что? Кто бы это мог быть? — суетится у воды Дугальд.

Вдоль берега бегут к нам люди, что работали над починкой корабля — они тоже увидели паруса и спешат предупредить. Так что когда судно приближается, его встречает довольно много людей.

— На носу дракон, — сообщает Брадан, прикладывая к глазам ладонь козырьком. — Белый.

— А не то ли это судно, которое Эрнесто строил в доках в компанию к «Жабе»? — интересуется Бартоломео.

Мари раздвигает небольшую подзорную трубу, сняв её с крючка на стенке бочки, и молча протягивает капитану.

— Ох! — только и говорит капитан, разглядывая палубу.

— Да что там, что там? — сердится Брадан. — Можешь сказать по-нормальному? А, отдай сюда... так, поглядим... Ух ты ж, хвост креветки, крабья клешня!

— Что там, что там? — любопытствуют окружающие.

Подходит Теодор, он бледнеет, опирается на Леона.

— Кто к нам плывёт? — спрашивает он.

— Твой отец, парень, — Брадан оборачивается и тыкает меня пальцем в грудь.

— Не-е-ет, — шепчу я и оглядываюсь, куда бы отступить, но всё тщетно — я в первом ряду.

Сзади напирает довольно много любопытных, и мне остаётся разве что прыгать в воду.

— Гилберт, — я умоляюще гляжу на него, — преврати меня в птицу!

— Ну уж нет.

Друг предаёт меня, да ещё и ухватывает за плечо покрепче, чтобы я точно никуда не делся. Так мы и стоим, пока корабль не подплывает совсем близко и с него не спускают лодку.