Все страсти мегаполиса
Шрифт:
– Соня... – пробормотал он.
– Пока.
Не глядя на него, она открыла дверь. Замок был замысловатый, но Соня каким-то загадочным образом легко разбиралась в любых замках. Когда она была маленькая, отец, смеясь, дразнил ее за это Сонькой Золотой Ручкой.
Она вышла на лестницу и закрыла за собой дверь. Петя остался в квартире.
Глава 11
Пока она занималась вареньем, каплями для полоскания и светской беседой, погода переменилась. Небо, с утра светившееся ясным осенним светом, теперь затянулось тучами. Тяжелые, низкие, они лежали прямо
«Еще в шесть утра к страдальцу помчалась бы! – подумала она. – Как его мамаша к собачке».
Бытовая сентиментальность совсем не была ей свойственна, да и никакая не была; оставалось только удивляться собственной глупости.
«Так тебе и надо! – говорила себе Соня. – Взялась возиться с маменькиным сыночком, вот и получила. Мерси за услугу, можете быть свободны! Странно, что еще деньги не предложили. А кстати, за лекарство могли бы и вернуть. Булочки и варенье ладно, зачтем в обмен на браунис».
Настроение было испорчено, идти никуда не хотелось. Да и погода не располагала к прогулкам: ветер бил в лицо, тучи с каждой минутой становились все темнее и вот-вот обещали прорваться дождем.
Соня свернула в переулок, к общежитию.
«Неплохо бы и мне вздремнуть, – решила она. – Хлодвиг Маркович от переживаний утомился, а я чем хуже? Между прочим, я тоже не выспалась. Вот и пойду спать!»
Уснула она сразу, как только легла в кровать. Злость на себя и тем более на семейство Дурново – это было совсем не то чувство, которое могло бы довести ее до бессонницы. Эти люди не задели ее сердце.
Но сон ее все-таки был беспокоен. Какой-то он... московский был, этот сон. Ей снилась женщина, которая, стоя почему-то у входа в общежитие, говорила, что она риелтор, а потом оказалось, что она не риелтор, а креатор. Во сне Соня не знала значения обоих этих слов, но знала, что значения эти неважные, совершенно ей не нужные, какие-то... Поверхностные, вот какие! А потому московские, да, московские. И ее ужасно сердило, что эта женщина зачем-то обращается именно к ней и пытается разъяснить, кем же все-таки работает.
«Я-то при чем? – говорила у себя во сне Соня. – Отстаньте вы от меня! Что вы все время стучите?»
Но женщина не отставала. Она все стучала и стучала по стеклу, и этот непрекращающийся дребезжащий стук не давал спать.
Соня резко села на кровати. В комнате было темно – значит, она проспала весь день. За окном бушевала настоящая буря: шумел дождь, гудел ветер, деревья били ветками по стеклу.
«Да это просто деревья стучат, – подумала Соня. – Дурацкий сон!»
Но тут по стеклу застучали так, как не могли стучать ветки деревьев, – длинной отчаянной дробью.
Соня набросила халат и подбежала к окну. Свет она не включала, поэтому сразу разглядела за стеклом очертания человеческого лица. А присмотревшись внимательнее, поняла, что это лицо Пети Дурново.
Сон так отдалил события сегодняшнего утра, что они казались теперь словно и небывшими. Они даже совсем забылись, эти события, и Соня не могла понять: что делает здесь Петя, почему он мокнет под дождем?
Окно не было заклеено на зиму – Соня распахнула его.
– Петя? – удивленно произнесла она. – Ты почему мокрый?
Вопрос был не из разумных. Каким же еще можно
быть, стоя под дождем, если не мокрым?Открывая окно, Соня еще не совсем отошла от сна. И только когда дождевые струи ударили ей в лицо, она стала возвращаться в действительность.
Петя был не просто мокрый – он выглядел таким несчастным, что при виде его любая женщина разрыдалась бы от сочувствия. Только не Соня, конечно. Особенно после того, что произошло сегодня утром.
– Ты что здесь делаешь? – не дождавшись ответа на первый, глупый вопрос, спросила она. – Что случилось?
Ответа на умные вопросы тоже не последовало. Петя молча смотрел на нее широко открытыми глазами, по его лицу потоками текла вода, словно по лицу мраморной статуи, и от всего этого казалось, что он словно бы не в себе.
– Заходи, – вздохнула Соня. – Да не в дверь, – уточнила она, увидев, что Петя, как солдатик, повернулся кругом. – Который час? Общага уже закрыта, наверное. В окно залазь.
Она не была уверена, что Петя сумеет влезть в окно: первый этаж в старом доходном доме был довольно высоким. Не хватало еще втаскивать его под мышки, как какую-нибудь княжну в челн Стеньки Разина! Или нет, княжну, наоборот, из челна выбрасывали. Какие все-таки глупости лезут в голову спросонья в этой странной, сумеречной ситуации!
Петя влез в окно мгновенно. Он оказался совсем не похож на ватного медведя, наоборот, хотя и не производил впечатления атлета, но легко подтянулся на руках, уперся ногой о выступ в стене, упруго оттолкнулся и, как пружиной подброшенный, перепрыгнул через подоконник.
– Ого! – усмехнулась Соня. – Ты спортом не занимаешься? Прыжками с шестом? Или с чем там... В высоту, в общем.
– Н-нет... Только в фитнес хожу...
Петя наконец разомкнул губы. Они у него были не просто белые, а даже синие. Похоже, он не только промок до нитки, но и промерз до костей. Что могло заставить Петю, который совсем недавно чувствовал себя умирающим от температуры тридцать семь и шесть, оказаться на ночной улице во время самой настоящей бури, – этого Соня не могла себе даже представить. Ясно только, что это могло быть лишь что-нибудь сверхъестественное.
– Учти, у меня малинового варенья нет, – чуть более мягким тоном сказала она. – Держи вот полотенце, вытрись, ты же мокрый весь. Сейчас чайник вскипячу.
Вода в электрическом чайнике вскипела мгновенно, но за это время Сонина злость на Петю все же успела поостыть. Очень уж жалкий у него был вид, да еще носом он шмыгал, как ребенок...
– Так что все-таки случилось? – повторила она, выставляя на стол перед Петей свою самую большую кружку.
Кружка была высокая и узкая, поэтому чай в ней долго оставался горячим. Но Петя, кажется, даже не заметил исходящей паром кружки прямо у себя перед носом.
– Соня!.. – хрипло произнес он. – Соня, извини меня!
– За что? – пожала плечами Соня. – Ты такой, как есть. За это не извиняются.
– Я вовсе не такой! – Эти слова прозвучали с совсем уж детской обидой. Соня не смогла сдержать улыбку. – Я не должен был так себя вести, я понимаю! Но я... Я просто растерялся, Соня, понимаешь? То есть...
Все-таки его было жалко. Явился ночью под окно, в дождь, даже зонтика не взял... Может, перед этим по улицам бродил, собирался с силами. Все это было трогательно, даже учитывая полное отсутствие у Сони сентиментальности.