Все своими руками! Хозяйственные будни оруженосца

— Копать кто будет? — спросила я. Хьюберт чуть на меня покосился и мило так улыбнулся. Стало понятно, что косить и забивать он будет до последнего. — Ясно. Ну хорошо.

Хьюберт вздрогнул, ожидая знакомый уже по прежнему опыту полет сапога, но я его чаяний не оправдала. Подошла к нему, взяла лопату, вонзила ее под нужным углом на требуемую глубину, а, черт, лопаты тут дерьмо, конечно, но нечего нос воротить.

— Вот так, — с угрозой сказала я. — Давай, пробуй.

Неизвестно, какие у Хлодвига были конкретно претензии к потомку, но уж хитрости Хьюберту было не занимать. Потому что он специально — это и ежу было понятно — криво воткнул лопату, криво черпнул земли, и все это с рьяным выражением готовности поработать.

— Я еще раз показываю, — терпеливо выдавила я. — Но учти, в третий раз учить буду с помощью сапога.

— Ты же женщина, — в полном отчаянии произнес Хьюберт. Вот чего-чего, а подобного я от него не ожидала, но так как эту дурацкую фразу за свою жизнь я слышала больше, чем кукареканья, дара речи от такой банальности не лишилась.

— Но сапог-то у меня есть, — для убедительности я даже притопнула, а потом еще раз копнула. — И знаешь, что я тебе скажу? — Хьюберт улыбнулся. Я видела, что он очень спешно ищет пути отхода. — Если я вернусь, а канава не будет хотя бы в зачаточном состоянии, я сама вырою. Тебе могилу. Дошло?

Чем уверенней ты говоришь и угрожающе выглядишь, тем в итоге результативней. Когда я вернулась с первой порцией соломы — надеясь на то, что Хлодвиг не забудет ее купить, — Хьюберт, потея, возился с лопатой. Выкопал он всего ничего, но теперь хотя бы старался.

— Вот молодец, — похвалила я и свалила свою ношу на землю. — Продолжай в том же духе.

— Тебе не тяжело? — проявил истинно рыцарский характер Хьюберт. — Давай я буду носить, а ты копать?

— Хорошая попытка, но нет, — покачала головой я. — Давай, действуй, копаешь от забора и до обеда… От сих до сих, не прохлаждайся. Чем больше работаешь, тем легче идет. Ну, так говорят.

Я постепенно перетащила все, что у меня было, включая и то, что была намерена пока оставить на хранение, а Хьюберт худо-бедно справился только с самым началом канавы. Он уже вертелся ужом и, казалось, был готов начать петь серенады, лишь бы я от него отвязалась. Только вот если бы он в самом деле снова запел, мои нервы бы точно не выдержали.

— Я пошла готовить обед, — объявила я. — А ты копай. Приду — проверю.

Обед, конечно, громко сказано. Я кинула в котел мяско, подождала, пока сварится, сама хоть немного умылась. Затем порезала в суп картофель — как он называется, черт побери? — и травы, показавшиеся мне подходящими. А еще докинула крупы, чтобы было похоже на что-то среднее между кашей и супом. Нашла даже соль и добавила на глазок. Пока это все закипало, я резала хлеб. Вот хлеба было действительно много — Хлодвиг его не ел, а мне одной оказалось слишком. Ну и остатки овощей, а прочее сойдет на ужин.

Суп понемногу доходил и пах удивительно, не то чтобы я была прославленный кулинар, скорее наоборот, все дело было в продуктах. Я подумала и поставила кипятиться воду для чая, ну или чем являлась пожертвованная нам крестьянами высушенная трава, и занялась Принцем. Крестьяне, а тем более Хьюберт, не отдавали должное этому красавцу, а для меня не было ничего лучше, чем возиться с живностью. Нам бы еще свинью! Или две. Помимо тех двух, что у меня уже наличествуют…

Часа через два я вернулась на место, где по моим расчетам должен был посвящать себя созидательному труду Хьюберт.

— Лежит у окопа солдат из стройбата, — процитировала я, подходя ближе. — Не пулей убит, не скосила граната, а просто ему надоела лопата.

Ну ладно, вырыл хотя бы треть. От половины мной задуманного. Ну, криво, конечно, но он старался. Наверное. Хотя и неточно.

— Ты зря расслабился, — хмыкнула я. Хьюберт открыл один глаз — ага, живой. — Все это надо сегодня доделать, то есть: вырыть канаву, обшить стены хворостом, дно выстлать соломой, потом засыпать клубни и сверху установить каркас, который затем накрыть на ладонь соломой, потом еще на ладонь присыпать землей, так что напрасно ты так землю в стороны-то швыряешь… Слушаешь? Молодец. Это еще не все, не отворачивайся. Рядом будешь копать огород… Земля должна быть мягкой!

Хьюберт сел, издав страдальческий стон, и вытянул передо мной руки с мозолями на ладонях. Ага, конечности у него отваливались. Ага, меч это не совсем то, что и лопата.

— Ай-яй-яй. Лопату держал неправильно. Ну ничего, пока поешь, все заживет.

У нас многие держали собак и кошек. Я так и не сподобилась — хватило ответственности и без них, но вот такую же реакцию на слово «поешь» наблюдала у живности односельчан. Хвостом Хьюберт не вилял, но и уже ставшего привычным мне выражения физиономии «ничтожество двуногое, немедленно дай котику много вкусной еды» у него не появилось. Однако если труд сделал из обезьяны человека, то и у Хьюберта был шанс.

— Руки! — рявкнула я, когда великий рыцарь уселся во дворе и потянулся к хлебу. — Руки мыть! Вон там.

— Зачем?

— Потому что ты в земле копался. А хлеб общий.

Этот раунд тоже остался за мной, но я прямо чувствовала, что реванш уже близок.

— Женщина, почему так мало еды?

— Потому что твой предок жрет как не в себя. Ешь давай, не уверена, что вечером Хлодвиг нам вообще что-то оставит. Как бы он и нас с тобой не сожрал… Ну не смотри ты на суп, ну густой, ну плавает всякое, но от твоего взгляда он лучше не станет.

Кажется, я сделала с супом что-то не то? Да нет, я черпнула ложкой, попробовала… Вкусно же, чего он морду кривит?

— Что за суп? — набычился Хьюберт. — Выглядит странно и пахнет тоже. Как называется? А выбор какой-то есть?

— Жричодали, — буркнула я. — Выбор есть, я всегда за наличие выбора. Хочешь — ешь, хочешь — не ешь. Приятного аппетита.

Конечно, он прикидывался. Конечно, как змий на сковородке вертелся, показывая, как ему это все фу и некомильфо, и ест он лишь потому, чтобы меня не обидеть. Но прожорливость у рыцарей Ртишвельских была определенно фамильная — я еще доедала, а Хьюберт уже облизывался.

— Теперь ты мой, — заявила я, ставя свой котелок на импровизированный столик.

— Я королевский рыцарь, — тут же парировал Хьюберт.

— Ну и что?

— Как что? — скривился он. — Сама мой. Ты много стала себе позволять, женщина.

— А потому что без меня вы тут все… ладно, Хлодвиг, допустим, без меня обойдется, он это уже вполне доказал. А ты? А ты нет. Пару недель будешь объедать деревенских, потом, когда ты им надоешь, начнешь жевать корешки, еще через пару недель опять припрешься в деревню — тут-то тебя и вытянут по спине от всего крестьянского сердца. Ты не заметил, с какой нежностью они на тебя смотрели?

Хьюберт вздохнул и отвернулся.

— В глаза мне смотри! Мой посуду, я пойду пока покопаю, и учти, у тебя четверть часа.

Да, подумала я, глядя, как Хьюберт безропотно собирает посуду и несет ее мыть, или он окончательно сдулся, или что-то задумал.

В первое я не верила. Оставалось понять, что именно он мне готовит.

Глава шестнадцатая

Копала я тоже с вялым энтузиазмом, все же делать это лопатой, когда в другом мире давно победил прогресс и все можно сделать с помощью техники, грустновато. Ладони Ликс были мозолистыми, но лопата все грозилась оставить на них еще пару-тройку отметин. Одно хорошо — Хьюберт успел древко хоть немного отполировать, так что заноз я не боялась. А в принципе хорошо копается, когда ты молод и поясница еще не сказала «привет». Земля, к моему сожалению, была заброшенной, плотной, с корнями, и по-хорошему здесь бы все перекопать, траву по большей части убрать, засыпать перегноем, удобрить и годик дать настояться. Перекапывать, чистить, присматривать. А еще обработать, чтобы никакая гадость не пожрала будущий урожай. Но что есть, то есть.