Все тайны Третьего Рейха

Мы сразу же выехали поездом в Хельсингёр и в девять часов вечера снова стояли на твердой земле. Мы были в Швеции. Наше путешествие закончилось.

В Стокгольме мы узнали в воскресенье утром в Министерстве иностранных дел, что из шведской миссии в Берлине получена телеграмма по нашему делу. По поручению графа Бернадотта нам сообщали в ней, что автобусы уже находятся на пути в Равенсбрюк.

Через несколько дней мы узнали от гр. Бернадотта, что Гиммлер не только освободил тысячи женщин, как обещал нам, но и разрешил эвакуацию всех женщин Равенсбрюка в Швецию. Таким образом, шведский Красный Крест смог за несколько дней спасти 7000 женщин разных национальностей, из которых примерно половину составляли еврейки. 50 евреев, которые сидели в норвежских концлагерях, были освобождены и через пару дней прибыли в Швецию. Министерство иностранных дел сообщило также, что в результате наших договоренностей были освобождены шведские заключенные из тюрьмы Грини и несколько сот норвежских заложников.

Посещение спасенных еврейских женщин в лагерях в Южной Швеции стало для нас потрясением. Невозможно рассказать, что они выстрадали за шесть долгих лет, сначала в гетто, потом в концлагерях, худшим из которых был Освенцим. Чудо, что они смогли выжить, всегда голодные, под постоянным страхом смерти, полного уничтожения, в условиях тяжкого труда и в муках. Только самые сильные могли годами выдерживать эти ужасные страдания.

Смогут ли они вернуться к нормальной жизни? Многие из них были одни во всем мире, их семьи исчезли, вероятно, были уничтожены, их дома — в большинстве это были польские еврейки — разрушены. Голландки, бельгийки и другие, еврейки и нееврейки, могли вернуться в свои родные страны, но для этих польских евреек дороги назад не было. На их родине все напоминало им только о страданиях в гетто и в Освенциме, о пропавших семьях, об убитых домах, о разрушенных общинах. Они мечтали снова жить в свободном еврейском окружении. Палестина была для них единственным шансом вернуться к нормальной жизни, вновь обрести человеческое счастье.

Драматическая ночная встреча двух смертельных врагов, пресловутого шефа Гестапо и представителя измученного еврейского народа позволила освободить немногих из бесчисленных жертв нацизма. Еврейское вмешательство в пользу еврейской части населения, которой в первую очередь угрожало уничтожение, было в тех обстоятельствах возможно только в сотрудничестве с другими, действовавшими в том же направлении силами. О роли медицинского советника Керстена, который сделал возможными эти переговоры и участвовал в них, я уже упоминал.

Практическое использование результатов переговоров и фактическое спасение заключённых, поскольку речь шла об эвакуации из Германии, стали возможны только благодаря самоотверженной работе шведского Красного Креста в соответствии с высокими идеалами этой организации. Осуществление этой крупномасштабной акции спасения стало возможным благодаря инициативе и активной поддержке шведского Министерства иностранных дел. Не ставилось никаких условий, не было никаких ограничений относительно числа и национальности спасаемых. Всех принимали как гостей правительства. Так они были спасены для жизни и для свободы».

Гитлер, однако, о сделке Гиммлера все же узнал. Для него это было страшным потрясением. Собственно говоря, именно предательство Гиммлера заставило Гитлера нажать на спусковой крючок.

Как рассказывал Фест, вечером 28 апреля Гитлер беседовал с бароном фон Граймом, когда их разговор был прерван слугой Гитлера Хайнцем Линге, который передал ему сообщение агентства Рейтер, что рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер вступил в контакт со шведским графом Бернадоттом на предмет переговоров о капитуляции на Западном фронте. Потрясение, последовавшее за этим известием, было для его души более сильным, чем все испытания последних недель. Гитлер всегда считал Геринга оппортунистом и коррумпированным человеком: поэтому измена рейхсмаршала явилась лишь подтверждением предугадывавшегося разочарования; напротив, поведение Гиммлера, всегда называвшего своим девизом верность и гордившегося своей неподкупностью, означало крах принципа. Для Гитлера это был самый тяжелый удар, который только можно было себе представить.

«Он бесновался, как сумасшедший, — описывала дальнейший ход событий Ханна Райч, — лицо его стало багрово-красным и изменилось почти до неузнаваемости. Но в отличие от предыдущих приступов силы на этот раз очень скоро отказали ему, и, сопровождаемый Геббельсом и Борманом, он удалился для беседы за закрытыми дверьми».

И снова, приняв одно решение, он принял вместе с ним и все остальные. Для удовлетворения своей жажды мести он приказал сперва подвергнуть короткому допросу Фегеляйна, которого считал соучастником Гиммлера, а затем расстрелять его, что и было сделано его охранниками в саду рейхсканцелярии. После этого он разыскал Грайма и приказал ему попытаться выбраться из Берлина и арестовать Гиммлера. Никаких возражений он не слушал. «Предатель не может быть моим преемником на посту фюрера, — сказал он. — Позаботьтесь, чтобы он им не стал!»

Гиммлер не стал преемником. «Своим преемником на посту рейхспрезидента, военного министра и верховного главнокомандующего вермахтом он (Гитлер) назвал адмирала Деница; содержащуюся в завещании ссылку на то, что на флоте еще живет понятие о чести, которому чужда даже сама мысль о капитуляции, следовало, несомненно, понимать как задание продолжать борьбу и после его смерти — вплоть до окончательной гибели. Одновременно он назвал состав нового правительства Рейха во главе с Геббельсом». Увы, для Геббельса речь шла совсем о другом: о смерти. Своему фюреру он остался верен до конца.

До конца верный Йозеф Геббельс

Йозефа Пауля Геббельса называли не иначе чем рупором партии. Маленький, хромоногий (последствие тяжелой детской инфекции), вынужденный ходить с шиной на ноге, что причиняло ему страшные боли, этот человек обладал неудержимым темпераментом и верой в социальную справедливость для немецкого народа.

Сам он происходил из интеллигентной, но бедной семьи. Впоследствии он вспоминал, как в детстве родители заставляли его играть на пианино в совершенно промерзшем доме — денег на отопление не было. И он играл, в теплой одежде и шапке, синими от холода пальцами. Отец Йозефа был бухгалтером, но считал почему-то, что его Йозеф должен стать священником. Сын не желал себе такого будущего. В отличие от отца он не был набожным. Обладая острым глазом и едким умом, он рано определил для себя, что нет ничего гаже немецкой церкви. Он мечтал стать писателем. Ничего он так не любил, как предавать свои мысли бумаге. Но и писателем Геббельс не стал. Он закончил университетский курс по филологии, защитил диссертацию (тема была характерная — о романтизме), но первый же собственный роман показал слабость таланта. Может быть, Геббельс был просто страшно молод, но неудачный литературный дебют и столь же неудачная первая любовь привели его к размышлениям о жизни, к размышлениям о справедливости. Скажем так, несправедливость была ему замечательно известна.

Йозеф Геббельс умел взвинчивать массы и держать слушателей в эйфории, чем и снискал уважение Гитлера

В школьные годы над Йозефом издевались все кому не лень, называя его не иначе как «маленьким мышиным доктором», сотоварищи копировали его прихрамывающую походку, а ведь Йозеф, так же, впрочем, как и Гитлер, мечтал о войне и подвигах. Родину он любил неистовой какой-то любовью, до рыданий. Совсем мальчишкой еще он хотел отправиться на фронт, но врачебная комиссия только развела руками — кому нужен такой дефективный солдат? Это была горькая обида, о ней Геббельс вспоминать не любил.

То, что случилось с Германией далее, казалось ему страшным сном. Версальский мир он принял как смертную казнь. Слово капитализм вызывало у него содрогания. Геббельс ненавидел капиталистов и мир, созданный капиталистами для процветания капиталистов. Слова еврейи капиталистстали для него синонимами. Неудивительно, что в послевоенном немецком обществе он нашел единственную политическую силу, которая была по душе, — партию НСДАП, правда, в партии был разброд: левое крыло стояло за социалистов, их представляли братья Штрессеры, правое шло за Гитлером с его национал-социализмом. Геббельс выбрал левых, для него только они представляли интересы рабочих. А Йозеф хотел защищать именно рабочих, потому как справедливо считал, что в промышленной стране они представляют истинную силу. Если рабочих удалось поднять в аграрной России, то в Германии это реальнее, чем где-либо еще.

В те годы он разделял социализм и национализм, даже не просто разделял, а противопоставлял их друг другу, находя позиции социализма более крепкими и справедливыми. «Социализм и национализм абсолютно несовместимы, — писал он, — чем более убежден националист, тем грубее он противостоит социалистическим идеалам. Наш народ вел героическую войну в 1870–1871 гг. и в борьбе завоевал свое политическое существование и значимость. Он сражался за абсолютную концепцию национализма и не смог найти ее.