Всё закончится на берегу Эльбы

Но кое-что в описанной марсианской цивилизации привлекло внимание доктора Метца: все жители этой планеты обменивались между собой кровью. Эту процедуру они называли обменом жизнью: юные давали свою кровь старикам и те получали с ней силу и молодость, а юные лишь преобразовывали свою природу от крови старших товарищей. Все жители красной планеты приходились друг другу братьями по крови, составляя чуть ли не единый организм. А главное - благодаря кровообмену марсиане обрели почти что вечную молодость.

Конечно, всё это лишь выдумка писателя. Но ведь доктор Метц уже слышал о чём-то подобном восемь лет назад в Лондоне, когда ему показали белую женщину Мери, которая утверждала, что пьёт только кровь и живёт уже много сотен лет. Не важно, правдивы её слова или нет, но в них, безусловно, что-то было. К тому же, мысль обретения бессмертия через кровь отчасти перекликалась с идеями "московского Сократа". После прочтения фантастической книги Павлу Ивановичу не давала покоя сама идея переливания крови. Что если это и есть путь к бессмертию?

Да, римскому императору Тиберию переливали кровь, но он всё равно умер. Так ведь и "переливание" в те времена было банальным питием крови - абсолютно бесполезной и вредной процедурой. Но с тех пор прошло много веков, и люди нашли способ переливать кровь из вены в вену. А не так давно врачи узнали, что кровь всех людей на Земле разделяется на четыре группы, и потому можно безопасно осуществлять гемотрансфузию от одного человека другому не опасаясь осложнений или даже смерти.

Павел Иванович сильно сомневался в пользе крови гемофилика для здорового человека, но вот наоборот... Что-то подобное он уже слышал от деда, вот только всерьёз не задумывался над практическим применением такой теории - повода не было.

Когда с цесаревичем случилось носовое кровотечение, которое не могли остановить целый день, Павел Иванович и предложил порциальную трансфузию крови для восполнения потерянной. На все заверения о безопасности процедуры последовал лишь решительный отказ - императрица вновь предпочла помощь сибирского старца.

После этого Павел Иванович, наконец, осознал, что его присутствие при дворе в качестве лейб-медика-консультанта абсолютно бессмысленно. Зачем здесь нужна медицина, если новаторские способы терапии заменила молитва?

Недолго думая, доктор Метц попросил отставку и незамедлительно её получил. Он покидал больного мальчика с лёгким сердцем, зная, что при нём всегда будут врачи, способные помочь, а главное, старец Григорий, который попросит у Бога здоровья для цесаревича.

– Хороший ты человек, Павел Иванович, - на прощание сказал Григорий доктору Метцу, - но без Бога живешь. Неправильно это. Оттого в жизни и беды все. Не думай, что человек может Бога обхитрить, грешно это.

Странное напутствие растревожило доктора, но вскоре забылось. На следующий день он полностью погрузился в заботы, связанные с переездом из Петербурга. Доктор Метц всерьёз намеревался перебраться в Мюнхен, где старые знакомые уже пообещали ему место преподавателя в университете. Вопрос с жильем он думал решить на месте, а на первое время воспользоваться навязчивым гостеприимством деда. Но только на первое время.

Просторная квартира в исторической части Мюнхена досталась профессору в качестве глубочайшей благодарности от семьи одного высокопоставленного пациента. Здесь хватило места и доктору Метцу и его дочерям и даже их няньке. Помимо самого профессора в доме жила Ида, хотя большую часть дня она проводила в госпитале, где служила сестрой милосердия.

Чаще в доме профессора Книпхофа можно было застать Гертруду фон Альнхафт. Это была элегантно одетая дама с изысканными манерами и подчеркнуто правильной речью. Своей прической и ухоженным лицом она показывала всем, что не намерена мириться с подступающей старостью. Но несмотря на все старания женщины, без труда можно было догадаться, что её жизненный опыт давно преодолел рубеж в шестьдесят лет.

Графиня фон Альнхафт принадлежала к той категории обедневших аристократов, у которых из всех унаследованных ценностей осталась лишь фамилия. В молодости она, отвергнутая свахами всех дворянских домов, связала свою жизнь с уже немолодым, но очень душевным и отзывчивым аптекарем. Их брак продлился недолго, и в тридцать лет графиня стала вдовой. Из живых родственников у неё остался только свёкор - старый придирчивый грубиян Книпхоф. Двадцать пять лет понадобилось графине, чтобы исчерпать до самого дня наследство покойного мужа, заложить дом и лишиться его. Дожив до этого страшного возраста - пятьдесят пять лет, графине перестало казаться, что профессор Книпхоф слишком уж невыносим. Так или иначе, за семь лет она прижилась в его доме, по вечерам развлекая Книпхофа разговорами на разные темы и игрой в шахматы.

Появление новых лиц весьма оживило застоявшееся болото профессорской квартиры. Графиня не могла устоять, чтобы не расспросить племянника покойного мужа о нравах далекой России.

– Не понимаю, как вы там жили, да ещё с детьми. Это ведь ужасно - в любой момент стать жертвой террористов. Наверное, эти несчастные отчаялись найти для себя справедливость, раз решились на убийства. Надеюсь, они щадят детей?

– Они живые мертвецы, - констатировал Метц.
– Вряд ли таким людям присуще сочувствие и сострадание не то что к другим, даже к самим себе.

– Какой поэтический и пугающий эпитет вы им придумали, - восхитилась графиня, - "живые мертвецы".

– Это не эпитет, а факт. Революционеров судят и отправляют в ссылки, а они оттуда бегут и покупают поддельные паспорта, вернее паспорта уже умерших людей.

– Позвольте, но кто же может торговать такими вещами?

– Доктора при больницах, у которых умирают пациенты. Кто-то делает это из-за сочувствия идеям революции, кто-то просто из желания поживиться. А беглые революционеры присваивают себе имена покойников. Так с ними и живут, даже подписывают ими статьи в своих газетах.

– Какой кошмар!
– поморщилась графиня.

– Революционеры, марксисты, - заворчал Книпхоф, ёрзая в своём кресле, - все они неучтенные пациенты психиатрических лечебниц. Вот главная примета нашего времени - больные люди ведут за собой массы.

– Что вы такое говорите?
– возмутилась графиня.
– Вы же учёный. Как вы можете так категорично утверждать, будто все революционеры нездоровы. Вы что же, обследовали их на предмет душевных болезней?

– Революция и есть их болезнь, - резко рявкнул профессор, ибо крайне не любил, когда с ним спорят.
– Человек, которому пришло в голову разрушить вековые устои явно ненормален. А если учесть, что ему ненавистны все, кто хочет жить по-старому, то революционер ещё и опасный психопат.

– Боже мой, - наигранно закатила глаза графиня, - вас послушать, так все прогрессивные умы безумны. Какой же вы ретроград.

– Я нормальный человек, - прошипел профессор, а его густая борода негодующе растопырилась во все стороны, - в отличие от того Ницше, которого вы почитываете. Да-да я видел у вас его книжонки! А знаете, что с ним случилось, когда он покончил с бумагомарательством? Его свезли в психиатрическую лечебницу, а там он стал пить собственную мочу из сапога да ещё орал благим матом и называл себя Фридрихом-Вильгельмом IV? Это был не философ, а больной человек!