Все застрелены. Крутая разборка. А доктор мертв

— Они пытаются представить, как налетчики получили наводку, — сказал Каспер. — И шеф-инспектор утверждает, что вы говорили ему, что вы якобы на прошлой неделе назвали мне срок, когда приедете ко мне с деньгами.

Наступила пауза, словно Гровер пытался вспомнить.

— Ну, мне кажется, что я говорил вам что-то в этом роде, — сказал он наконец. — Думаю, что предупредил вас об этом в среду, или это было в четверг, когда мы по телефону говорили об избирательных участках.

— Послушайте, Гровер, я прошу вас подумать, вспомнить. Я уверен, что вы не говорили мне этого. Вы можете забыть такую мелочь, но я-то забыть не могу. Все, о чем мне приходится думать, это моя маленькая группа в Гарлеме, вам же приходится держать в уме целую страну. И я уверен, что не мог бы забыть, если бы вы сказали мне об этом, потому что это пускало в действие весь мой механизм.

— Возможно, вы правы, — согласился Гровер. — Я собирался сказать вам, но это, должно быть, как-то ускользнуло. Но ведь это не важно, не так ли?

— Не важно для нас с вами, но полиция намекает, что утечка может идти от меня.

— Боже мой! — Гровер был по-настоящему шокирован. — Они, должно быть, сошли с ума. Но они не пытаются повесить это на вас, не так ли?

— Нет, пока нет. Но мне не нравятся все эти намеки, особенно в начале кампании.

— Вы правы. Я позвоню шефу-инспектору и положу конец всему этому. А потом, когда этих людей арестуют, мы разберемся, откуда они взяли эту информацию. Но я звоню вам по другому поводу. Я попросил агентство Пинкертона в Нью-Йорке присматривать за вами, мы не хотим повторения происшествия и ни в коем случае не хотим, чтобы с вами что-нибудь случилось. И теперь они тоже задействованы, тем более что они потеряли одного из своих людей.

— Вы знаете, я готов сотрудничать, Гровер. Я рад. Это больше в моих интересах, чем в чьих-либо еще.

— Именно это я и сказал им. Я просил устроить карету «скорой помощи» с охраной, чтобы отвезти вас домой, когда вас выпишут — если, конечно, вы сами не предпримете что-нибудь другое.

— Нет, я ничего не буду предпринимать, — сказал Каспер. — Это отлично мне подходит. Один человек из агентства звонил мне и сказал, что вы беседовали с ним. Я сказал ему, что дам им знать заранее, когда рассчитываю уезжать отсюда.

— Отлично, тогда все решено, — в голосе Гровера звучало облегчение. — Берегите себя, Каспер. Мы не хотим, чтобы с вами что-нибудь произошло. Голосование в Гарлеме обещает быть чрезвычайно важным в предстоящих выборах. Оно может иметь значение для баланса голосов во всем штате Нью-Йорк.

— Я отныне собираюсь чертовски хорошо беречь себя, — сказал Каспер.

Гровер рассмеялся:

— Отличный парень! Дайте нам знать, если мы что-то сможем сделать для вас.

— В данный момент ничего, Гровер. Спасибо за все.

— Не стоит. Это мы должны были благодарить вас прежде всего.

Закончив разговор, Каспер зажег сигару и сел, медленно ее покуривая, погрузившись в размышления.

— Кажется, все, — сказал он в пустоту и вновь поднял телефонную трубку.

— Соедини-ка меня с линией, дорогуша, — сказал он и набрал номер.

— Ну кто бы это мог быть такой? — спросил с деланной шепелявостью голос неопределенного рода.

— Дай-ка мне поговорить с Джонни, — сказал Каспер.

— Ах, а почему не со мной?

Каспер не ответил.

— А что ему сказать, кто звонит, дорогой?

— Не твоего чертова ума дело.

— Ах! Какой вы невоспитанный.

Он услышал, как трубку положили на стол. После ожидания, которое показалось ему длиннее, чем необходимо, приятный мужской тенор сказал:

— Привет, Каспер, это не может быть никто иной, как ты. Кто еще так нелюбезен с Зогом.

— Я собираюсь домой приблизительно в восемь часов, — сказал Каспер. — Я хочу, чтобы ты пришел попозже.

— Я знал, что они не смогли причинить тебе вреда, — сказал Джонни, а затем: — Во сколько позже прийти к тебе?

— Около десяти часов. Открой дверь своим ключом и входи.

— Сделаем, — сказал Джонни.

Когда Джонни повесил трубку, Каспер постучал по рычагу аппарата и попросил телефонистку передать сестре-хозяйке, чтобы она пришла к нему в комнату.

16

Было уже больше четырех, когда Могильщик и Эд Гроб вышли из ресторана Жирняка под названием «Даун Хоум» — как раз в то время, когда Каспер закончил разбираться с командой из Главного управления.

Они не намеревались засиживаться так долго. Но заведение было полно игроков и содержательниц публичных домов, и все они любопытствовали по поводу ограбления Каспера, а сами детективы забрасывали удочки, пытаясь разузнать насчет нескольких новых молодцов, появившихся в городе.

Игроки утверждали, что никаких свежих денег не появилось, в противном случае, они бы сразу заметили это. Содержательницы публичных домов не приобрели новых посетителей, во всяком случае, тех, у кого есть большие деньги.

— Если бы такие появились, — призналась одна из мадам, — я бы приковала наручниками к каждому из них по две девушки и привязала бы их к кроватям, так мне нужны деньги.

Пит Ви, гигантский черный бармен, приготовил для детективов несколько порций горячего грога с бурбоном, чтобы предохранить их от гриппа или воспаления легких. Но прежде чем они получили возможность испытать способность этого напитка, предохраняющего от болезней, их охватили муки жесточайшего аппетита.

И тогда появился Жирняк, выглядящий как вываренный и выскобленный остов гиппопотама, и сказал, что ему доставили исключительный смитфилдовский окорок. На том и остановились.

Они ели печеный окорок с сладким картофелем, и Могильщик выпытывал у каждого, кто входил, подробности насчет парня, потерявшего свою голову.

К тому времени, когда они вышли наружу, оба были готовы поверить, что все это ограбление проделали гремлины.

Валили белые хлопья, превращая все окружающее в бесконечные хлопковые поля. Улицы были покрыты слоем снега толщиной в дюйм. Останки их автомобиля, стоящего на обочине, напоминали вещь, выброшенную на свалку. Они все еще так и не добрались до участка.

Могильщик держал Эда Гроба за рукав, удерживая того, чтобы вести дискуссию о криминологии.

— Возьми, к примеру, детектива, — говорил он. — Такого, как ты и я. Человека ограбили на улице. Грабитель ударил жертву по голове, сбил с ног и убежал. Никто его не видел, жертва с ним незнакома. Затем появляемся мы. Мы ни черта не знаем. Мы не знаем даже, был ли человек в действительности ограблен. Единственное, что мы имеем, это его рассказ об этом. Но все требуют от нас побежать и привести грабителя так, словно преступники заготовлены у нас впрок.