Все женщины — химеры
Шрифт:
Я скосил глаза на свой бицепс, решил, что изображены точно химеры.
Рядом ярко вспыхнул свет, я быстро повернулся, на ближайшем ко мне треножнике уже горит с полдюжины свечей. Пламя поднимается одинаково ровными желтыми ромбиками, высвечивает в этой части комнаты узор на стене и шестиугольные плитки красновато-черного цвета на полу.
Медленно пошел вдоль стены, а на переходе из ярко освещенного пятна в полутьму вспыхнули свечи на соседнем треножнике. Я кивнул, понятно, двинулся дальше и уже не удивился, когда осветилось дальше, а потом и дальше.
Посреди комнаты длинный
На столе горы жареного мяса, птицы, фрукты и овощи, все в таком количестве, что не видно самих блюд, но не сомневаюсь, что они из серебра, а то и вовсе из золота.
— Нехило, — проговорил я, голос прозвучал странновато в этом непонятном зале, — даже совсем нехило… для такого захолустья.
Светильник на столе приглашающе вспыхнул, через секунду загорелся соседний, затем дальше и дальше, пока весь стол не оказался освещен во всем своем великолепии.
Я посмотрел на блюда, в желудке квакнуло, но я не животное, чтобы набрасываться вот так сразу, раньше читали молитву, чтобы доказать свою сдержанность, а сейчас моют руки, во всяком случае посещают туалетную, потому я прошелся вдоль стола, рассматривая яства, все приготовлено только что, от жареного гуся — куда же без него! — поднимается сладкий пар, безумно вкусно пахнет умело поджаренная оленина, дальше мелкие и полумелкие птицы, рыба, красные туши крупных раков на зеленых листьях, а в самом конце пирамиды из сладких пирожков с румяной корочкой.
Я остановился у горы крупного спелого винограда, отщипнул пару крупных виноградин, оглядел, отправил в рот. Сок свежий и сладкий, только что с лозы, где та впитывала всю щедрость солнц.
Сорвав еще ягод, я сказал благосклонно:
— Впечатляет!.. Хотелось бы увидеть и поблагодарить хозяина за такое прекрасное представление…
Стена в трех шагах от стола угрожающе вздулась, выдвинулось исполинское лицо размером от пола до потолка, вполне человеческое, хотя каменная кладка расчерчивает его на ровные квадраты.
Страшные глаза уставились на меня в упор, тяжелый голос прогрохотал:
— Представление?
— Ну да, — подтвердил я. — Не думаю, что вы все это съедите. Или у вас орава голодных гостей?
Жуткое лицо продолжало таращиться на меня огромными глазами, я улыбался, стараясь не показывать, до чего же мне уже страшноватенько.
Громовой голос наполнил собой весь зал:
— Почему не ешь?
— Вообще-то не умираю с голода, — ответил я с достоинством. — Я не щенок, которого подобрали на дороге и первым делом стараются покормить. Другое дело, с хозяином, чтобы и покушать, и поговорить. А там слово по слову, хвостом по столу…
Лицо некоторое время оставалось неподвижным, затем каменные губы задвигались, голос прогрохотал:
— Тогда продолжай путь.
— В какую сторону? — спросил я.
— Все остальные дороги для тебя закрыты, — сообщил голос.
И хотя подтекст прозвучал пугающе, но я посоветовал себе не трусить заранее, пошел дальше, не забывая все оглядывать, словно принимаю по переписи.
Возле
выхода в следующий зал на постаменте большие песочные часы, а на малом столике у окна еще одни, поменьше.Последние песчинки истончающейся струйки песка упали на конусообразную горку, и стеклянная конструкция быстро перевернулась.
Песок снова потек непрерывной струйкой на пустое пока что стеклянное дно. Я скосил глаза на огромную клепсидру, там явно переворачивается раз в сутки, если не в неделю. Хотя нет, это не клепсидра, та же с водой, а тут везде песок…
В зале, что открылся следующим, с потолка свисает чудовищно огромная люстра, вся в свечах, но там все они настолько облеплены воском, словно их сто лет уже не меняли, хотя, признаю, так даже красивше, по-домашнему уютнее.
Дальше через зал выход на балкон, внизу еще зал, куда роскошнее этого, явно для бальных танцев или приемов, справа и слева вниз ведут широкие каменные лестницы с широкими поручнями, где каждая балясина — произведение искусства, хотя и непонятно, что там изображено с такой виртуозностью и тщательностью.
Я соступил на первую ступеньку, однако лестница мягко и неторопливо выгнулась вверх. У меня на мгновение закружилась голова, слишком уж легко массивная каменная структура поддалась изменению, но под подошвой все так же твердо, я собрал волю в кулак и пошел наверх.
Каменное лицо снова появилось в стене напротив, глаза уставились на меня с интересом.
— Ну как?
— Неплохо, — ответил я. — Конечно, я бы предпочел, чтобы ступеньки сами несли меня к цели… Привык, знаете ли, к удобствам. Но я понимаю, когда заходишь в чужой дом, свои привычки нужно оставлять у порога.
Каменное лицо на несколько секунд застыло, а голос пробормотал как далекий гром:
— Ступеньки… чтобы двигались… и несли? Это что за глупость?.. Хотя решаемо… если поработать…
— Ну вот, — сказал я добро, — рад, что помог! Я вообще-то Помогатель. Особенно когда не просят.
Лестница привела в зал, где вдоль стен роскошные сундуки, то ли выкованные из золота, то ли просто покрытые золотыми пластинами со всех сторон, а на крышках еще и россыпи крупных драгоценных камней в затейливых оправах.
Целый ряд сундуков, замки висячие, массивные, усыпаны мелкими камешками, когда рубинами, когда изумрудами. Все по мере того, как я медленно шел вдоль ряда, с мелодичным звоном отщелкиваются и повисают, раскачиваясь на выдернутой дужке, но я, все замечая, ни к одному замку не прикоснулся.
Из петель последнего сундука замок, покачавшись, выпал, со звоном ударившись о мраморный пол.
Я поднял, вставил обратно в петли и пошел дальше вдоль стены, осматривая пилястры и полуколонны. В сундуки заглядывать не стал, и так знаю, что там всякого рода драгоценности, но это для меня не совсем драгоценности, если они только драгоценности. Для меня чип в мозгу, ускоряющий его работу в тысячи раз, намного дороже всех сундуков с золотом и бриллиантами, но это не объяснишь…
Да и вообще-то вряд ли мне позволено зачерпывать полные горсти золотых монет и уходить восвояси. За все приходится платить, потому лучше в долги не влезать без острой необходимости.