Все женщины - химеры

–  А как?

–  Ты не поверишь, - крикнул я, - но они зачем-то друг друга перебили!

–  Снова?
– охнула она.
– Ты как чума в средневековой Европе!… Я перехвачу тебя на дороге.

–  Не нужно, - сказал я, - там может быть опасно. Люди теперь такие злые… Пошли Синенко, его не жалко. Он за «Формику» болеет…

Она что-то еще выкрикивала, но я слышал плохо, в голове шумит, и надо крутить руль на скорости, я же гоню, нарушая все законы, но как назло, никто из полиции не пытается остановить, вообще как будто ее нет, вот так Всегда-

Впереди уже показались небоскребы Люберец, как в трех сотнях метров опустился на обочину вертолет, Мариэтта выскочила почти на ходу, пистолет в руке, а с другой стороны выпрыгнули двое омоновцев в броне и с автоматами.

Я остановил машину, опустил стекло.

–  Мариэтта!… Классное платье!… Сама выбирала?

Она заглянула, охнула:

–  И тут трупы!… Да что ты за зверь?

Омоновцы взяли меня на прицел, я сказал быстро:

–  Ребята, я в белой шляпе! Это они в черных. Правда, шофер вообще был без шляпы.

Она крикнула зло и обвиняюще:

–  Опять друг друга перебили? А ты стоял в сторонке?

–  Лежал, - уточнил я, - и голову закрывал, как нас учили вести себя при ядерном взрыве. Конечно, я даже не видел, как и кого. Я же трус, жмурился и молился, чтобы это был только гадкий сон.

Омоновцы переглянулись, на лицах предельное презрение к человеку, который не стыдится говорить такое женщине.

–  А кто их?
– спросила она.

–  Те двое остались на сорок втором километре, - напомнил я.
– Откуда я тебе сообщил. Если твои уже там, пусть скажут, нужна ли им помощь.

Она увидела, что я вот-вот тронусь с места, торопливо перебежала на другую сторону и протянула руку, намереваясь открыть дверцу.

–  Я с тобой.

–  Там занято, - предупредил я.
– Ребята, не пускайте ее.

Омоновцы не сдвинулись с места, а Мариэтта рывком сдернула труп водителя с сиденья, он вывалился на землю, а сама быстро опустилась на его место.

Омоновцы молча вытащили с заднего сиденья тело Василя Макарыча и положили в красивой позе на траве.

Мариэтта кивнула.

–  Все, гони!…

Я ткнул в экран, автомобиль быстро набрал скорость и понесся к выходу из-под зеленой крыши.

–  Ты быстрая, - похвалил я.
– Темперамент!… Это я оценил…

Она спросила зло:

–  Во что вляпался снова?.

–  Почему сразу вляпался?
– спросил я обидчиво.
– Я на работе. Важной и ответственной.

–  Какой?

–  Пиццу развожу, - сообщил я.
– Был бы вертолет, как вон у тебя, зарабатывал бы больше.

–  Это простой вертолет, - ответила она, - а у тебя автомобиль бронированный!

–  Значит, пицца по редкому рецепту, - сказал я.
– Эксклюзивному. Для богатых безработных.

Я погнал быстрее, дорога пошла прямая как стрела, Мариэтта так и осталась сидеть с пистолетом в руке, даже не обращая внимания, что короткую юбку и колготки испачкала в крови.

–  Как-то слишком быстро, - сказала она нервно.
– Вчера ты сам был безработным.

Я огрызнулся:

–  Это оскорбление? Сейчас и слова такого нет!

–  А какое теперь?

–  Фрилансер, - объяснил я, - а также человек творческой профессии. Не нужно грубить, а то привлеку за сексизм.

–  При чем тут сексизм?

–  Не знаю, - ответил я.
– Но чувствую, привлечь можно. Сейчас любого можно привлечь, не знала? Добро пожаловать в общество победившей демократии!

Она стиснула челюсти и посверлила меня злым взглядом, как всякий представитель власти, им чем больше угнетения человека человеком, тем лучше. Эти слуги режима, как и террористы, против которых воюют - самые стойкие апологеты твердой власти и вообще диктатуры.

Еще один лесной массив, как показалось с испугу издали, но это просто пара десятков деревьев вдоль дороги. Как только они остались позади, дорога стала еще шире и глаже, а впереди гордо и красиво поднялись футуристические здания НИИ высоких технологий.

Глава 4

Автомобиль будто ощутил прилив адреналина, взревел, гребнул копытами и понесся как огромная бронированная птица, благо дорога идеально прямая и ровная, а контроль управления перехватывают службы движения комплекса.

Мариэтта спросила внезапно:

–  Ты уже водил инкассаторские?

–  Нет, - ответил я, удивленный вопросом.

–  Да?
– переспросила она.
– А едешь так, будто сто лет водишь… А что тогда водил? Бронетранспортеры?

–  Только свою «мэджести», - ответил я.

Она фыркнула:

–  Тогда бы ты с этой опрокинулся на первом же повороте. Для бронированных со смещенным центром тяжести нужен особый навык.

–  Это для женщин, - пояснил я.
– У нас, самцов, такое в крови. Привыкли мы, хватая под уздцы… в общем, усмирять технику, а женщинам ломать крестцы… только не знаю, что это. У тебя где крестец?

–  Сам ты крестец, - огрызнулась она.

Автомобиль, красиво сбрасывая скорость, домчался

до мраморных ступенек величественного полунебоскреба, замер, а из дверей уже выскочили двое в синих халатах, дескать, элита человечества, научные работники. Думаю, в этих халатах и домой ходят, чтобы уважали на улице.

Я вышел из машины с ящичком в руках.

–  Доктор Калабухин?

–  Это я, - сказал тот, что подбежал вторым, толстенький и взъерошенный, с недельной щетиной, настоящей, а не той, что отпускают для декоративности, как пудели.

–  Это ваш помощник?

–  Магистр Улитин, - сказал доктор Калабухин.
– Вы привезли?

–  Да, - ответил я, - сегодня закончили. Оперативно?… Он еще теплый, пощупайте.

Он спросил брезгливо:

–  Чем это коробку забрызгали? Соусом?

Я ответил любезно:

–  Что вы, как можно?… Это кровь и мозги шофера и охранника. Мозги, конечно, им и не были нужны, но горячую молодую кровь жалко. Чистить было некогда, я тоже жажду, чтобы сингулярность наступила хотя бы на пару минут раньше. Это же так важно, так важно!

Он побледнел, сделал странное глотательное движение. Его помощник, менее чувствительный, торопливо взял из его рук испачканную коробку и торопливо понес в здание.

–  Распишитесь, - сказал я, его лицо стало таким растерянным, что я сказал, сжалившись, - шучу-шучу. Юмор у меня такой.