Все женщины - химеры

–  Что… что здесь случилось?

Я отмахнулся.

–  Да мелочи жизни. Не обращайте внимания. Как всегда, слово за слово… Так как погодка?

–  Давно такой не было, - ответил он заученно на пароль, - с весны прошлого века…

Я вытащил из-за пазухи конверт и сунул ему в руку.

–  Езжайте обратно. Через пять минут здесь будет полно копов, ментов и полиции с омоновцами. Теперь они все бегают бригадами и заносят друг другу хвосты на поворотах, чтобы не поскользнуться.

Он ухватил конверт, тут же заглянул, тем самым выдав, что не простой курьер, а понимает, что за штука там поблескивает на плате россыпью кристалликов.

–  Да-да, - ответил он быстро, - исчезаю!

Мы смотрели, как он развернулся и унесся со всей возможной скоростью.

Шофер сказал за моей спиной:

–  Видать, ценную штуку вез?… Оружие?

Я пожал плечами.

–  Сейчас все стараются приспособить как оружие.

–  Так и есть, - ответил он невесело, - думал, совсем ушел от того времени… а оно и тут достало.

–  Так и живем, - сказал я.

–  Не скучаем, - согласился он.
– Но ты уверен…

–  Да, - ответил я.
– Я простой, ничем не приметный курьер.

–  Ну да, - сказал он, - а как же. Это сразу видно.

–  Потому просто прятался, - сказал я - подробностей даже не видел. Только слышал выстрелы! Так что наши показания вообще не смогут сверить.

Он кивнул и уже более внимательно и профессионально оглядел трупы: кто в какой позе, кто получил пулю раньше, кто позже и почему этот лежит с раскинутыми руками, а этот скрючился и подтянул колени.

Я первый услышал далекий шум авто, даже не услышал, а как-то ощутил, это все еще работает мой перевозбужденный организм, что временно обострил все чувства до такой степени, что вот-вот смогу видеть через деревья.

Глава 8

Полицейский автомобиль, совсем не бронированный, выметнулся с огромной скоростью, едва успел затормозить, почти уткнувшись носом в такси.

Мариэтта и Синенко выскочили с разных сторон машины уже с пистолетами в руках, напряженные и готовые к стрельбе.

Я крикнул:

–  Тихо-тихо!… Все в порядке.

Мариэтта увидела трупы, пробежала чуть уже по инерции и быстро сунула пистолет в кобуру.

–  Да, - ответила она резко, - в твоем порядке!

–  Я ничего, - сообщил я.

Синенко встретился со мной взглядом и почему-то покачал головой, а Мариэтта спросила едко:

–  Что, эти снова друг друга перебили, а ты, как всегда, ни при чем?

Шофер посмотрел на меня с живейшим интересом. Я помотал головой.

–  Нет, что ты!… Они не перебивали друг друга…

–  Наконец-то!

Я указал на шофера.

–  Вот он всех перебил. Скучно ему после войны в Кувейте, вот и…

Она разозленно повернулась к шоферу, тот скромно кашлянул, поклонился.

–  Капитан Коваленко из двести сорок второй воздушно-десантной. Сейчас в отставке. Мельчает народ, мельчает. Да и не справиться простым бандитам с командиром отделения синих беретов, это я о себе…

Синенко взял его за плечо.

–  Расскажи мне, дружище. Я тоже был в Кувейте, как раз в день, когда дамбу взорвали… Нас потом с милю несло!

Мариэтта смотрела злыми глазами, я сказал миролюбиво:

–  Ты же сказала, тебе еще три часа дежурить! Или четыре? Я все время помнил и, как видишь, уложился. Я свободен, как птица в небе. Поехали?

Она огрызнулась:

–  Не хами. Все очень серьезно. Стой здесь. За нами мчатся эксперты. Посмотрят, что здесь не так… и увидят, где ты врешь.

–  Да, - согласился я, - увидят.

Она посмотрела зло.

–  На этот раз точно попадешься!

–  Я уже попался, - согласился я.
– Тебе. Ты такая цепкая… Так вцепилась, так вцепилась!

Она фыркнула:

–  Мечтай, мечтай.

–  Хорошо, - сказал я печально, - но тогда кофе подаешь ты. Прямо в постель. А я буду лежать, как султан…

Из-за поворота выметнулся небольшой компактный автобус, остановился резко, как вкопанный. Двери распахнулись, первыми выпрыгнули двое в бронежилетах, следом высыпали эксперты, узнаваемые издали по характерным костюмам.

–  Вот теперь ты и попадешься, - сказала Мариэтта со злорадством.

Оперативник, подумал я с облегчением, не понимает, что потому и несу пургу, а еще быстро двигаюсь и жестикулирую, что это помогает скрывать, как меня потряхивает. Внутри все трясется, как у овцы хвост, но я как будто и не демократ: скрываю страх, хотя именно страхи и неврозы говорят о высокой душевной организации, но я упорно делаю вид, что мне все нипочем, как положено глерду и хозяину феода.

Эксперты со своей аппаратурой рассыпались вокруг трупов, некоторые забежали и далеко в стороны, таксист тут же посмотрел на меня с намеком, я беспечно улыбнулся, дескать, у меня хрен что найдешь, хитрый жук, не в таких переделках бывал.

Беседующий с ним полицейский отступил, давая место сразу двум экспертам, а Мариэтта все поглядывала на меня с понятным злорадством, дескать, вот теперь попадешься точно, теперь не выкрутишься, прижучат, обязательно прижучат.

–  Жаль, - сказал я, - а было так романтично…

Она оглянулась в недоумении.

–  Что?

–  Ужин, - напомнил я, - кофе в постель… Ладно, проехали. Это я последний романтик на свете…

Она фыркнула:

–  Ты? Романтик?

–  Я тайный романтик, - сообщил я.
– Стесняюсь своей несовременной романтичности в насквозь деловом мире. «Слова их порою грубы, но лучшие в мире песни они в рюкзаках хранят…» Не знаю, что такое рюкзак, но песен во мне много. Хочешь, запою?

Она отшатнулась.

–  Я тебя сразу же арестую!

–  Ну вот, - сказал я печально, - и ты, сатрап…

К нам подбежал один из аналитиков, судя по жетону, выпалил на ходу:

–  Двое уже установлены, это Бобырь и Гармаш, в прошлом сержанты военной разведки, сейчас в отставке. Еще двоих стараются опознать, но их лица… гм… слишком уж разрушены прицельными выстрелами… Один похож на Емельяненко, его разыскивают в пятнадцати странах, но пластическая операция изменила ему не только мясо, но и чуть сдвинула кости черепа…

Я ощутил, как за спиной тихохонько ахнул шофер. Теперь ему точно дадут медаль, а то и орден. А то еще выше - примут снова на службу.