Все женщины – химеры
Шрифт:
– Да-да, – ответил он быстро, – исчезаю!
Мы смотрели, как он развернулся и унесся со всей возможной скоростью.
Шофер сказал за моей спиной:
– Видать, ценную штуку вез?.. Оружие?
Я пожал плечами.
– Сейчас все стараются приспособить как оружие.
– Так и есть, – ответил он невесело, – думал, совсем ушел от того времени… а оно и тут достало.
– Так и живем, – сказал я.
– Не скучаем, – согласился он. – Но ты уверен…
– Да, – ответил я. – Я простой, ничем не приметный курьер.
– Ну да, – сказал он, – а как же. Это сразу видно.
– Потому
Он кивнул и уже более внимательно и профессионально оглядел трупы: кто в какой позе, кто получил пулю раньше, кто позже и почему этот лежит с раскинутыми руками, а этот скрючился и подтянул колени.
Я первый услышал далекий шум авто, даже не услышал, а как-то ощутил, это все еще работает мой перевозбужденный организм, что временно обострил все чувства до такой степени, что вот-вот смогу видеть через деревья.
Глава 8
Полицейский автомобиль, совсем не бронированный, выметнулся с огромной скоростью, едва успел затормозить, почти уткнувшись носом в такси.
Мариэтта и Синенко выскочили с разных сторон машины уже с пистолетами в руках, напряженные и готовые к стрельбе.
Я крикнул:
– Тихо-тихо!.. Все в порядке.
Мариэтта увидела трупы, пробежала чуть уже по инерции и быстро сунула пистолет в кобуру.
– Да, – ответила она резко, – в твоем порядке!
– Я ничего, – сообщил я.
Синенко встретился со мной взглядом и почему-то покачал головой, а Мариэтта спросила едко:
– Что, эти снова друг друга перебили, а ты, как всегда, ни при чем?
Шофер посмотрел на меня с живейшим интересом. Я помотал головой.
– Нет, что ты!.. Они не перебивали друг друга…
– Наконец-то!
Я указал на шофера.
– Вот он всех перебил. Скучно ему после войны в Кувейте, вот и…
Она разозленно повернулась к шоферу, тот скромно кашлянул, поклонился.
– Капитан Коваленко из двести сорок второй воздушно-десантной. Сейчас в отставке. Мельчает народ, мельчает. Да и не справиться простым бандитам с командиром отделения синих беретов, это я о себе…
Синенко взял его за плечо.
– Расскажи мне, дружище. Я тоже был в Кувейте, как раз в день, когда дамбу взорвали… Нас потом с милю несло!
Мариэтта смотрела злыми глазами, я сказал миролюбиво:
– Ты же сказала, тебе еще три часа дежурить! Или четыре? Я все время помнил и, как видишь, уложился. Я свободен, как птица в небе. Поехали?
Она огрызнулась:
– Не хами. Все очень серьезно. Стой здесь. За нами мчатся эксперты. Посмотрят, что здесь не так… и увидят, где ты врешь.
– Да, – согласился я, – увидят.
Она посмотрела зло.
– На этот раз точно попадешься!
– Я уже попался, – согласился я. – Тебе. Ты такая цепкая… Так вцепилась, так вцепилась!
Она фыркнула:
– Мечтай, мечтай.
– Хорошо, – сказал я печально, – но тогда кофе подаешь ты. Прямо в постель. А я буду лежать, как султан…
Из-за поворота выметнулся небольшой компактный автобус, остановился резко, как вкопанный. Двери распахнулись, первыми выпрыгнули двое в бронежилетах, следом высыпали эксперты, узнаваемые издали по характерным
костюмам.– Вот теперь ты и попадешься, – сказала Мариэтта со злорадством.
Оперативник, подумал я с облегчением, не понимает, что потому и несу пургу, а еще быстро двигаюсь и жестикулирую, что это помогает скрывать, как меня потряхивает. Внутри все трясется, как у овцы хвост, но я как будто и не демократ: скрываю страх, хотя именно страхи и неврозы говорят о высокой душевной организации, но я упорно делаю вид, что мне все нипочем, как положено глерду и хозяину феода.
Эксперты со своей аппаратурой рассыпались вокруг трупов, некоторые забежали и далеко в стороны, таксист тут же посмотрел на меня с намеком, я беспечно улыбнулся, дескать, у меня хрен что найдешь, хитрый жук, не в таких переделках бывал.
Беседующий с ним полицейский отступил, давая место сразу двум экспертам, а Мариэтта все поглядывала на меня с понятным злорадством, дескать, вот теперь попадешься точно, теперь не выкрутишься, прижучат, обязательно прижучат.
– Жаль, – сказал я, – а было так романтично…
Она оглянулась в недоумении.
– Что?
– Ужин, – напомнил я, – кофе в постель… Ладно, проехали. Это я последний романтик на свете…
Она фыркнула:
– Ты? Романтик?
– Я тайный романтик, – сообщил я. – Стесняюсь своей несовременной романтичности в насквозь деловом мире. «Слова их порою грубы, но лучшие в мире песни они в рюкзаках хранят…» Не знаю, что такое рюкзак, но песен во мне много. Хочешь, запою?
Она отшатнулась.
– Я тебя сразу же арестую!
– Ну вот, – сказал я печально, – и ты, сатрап…
К нам подбежал один из аналитиков, судя по жетону, выпалил на ходу:
– Двое уже установлены, это Бобырь и Гармаш, в прошлом сержанты военной разведки, сейчас в отставке. Еще двоих стараются опознать, но их лица… гм… слишком уж разрушены прицельными выстрелами… Один похож на Емельяненко, его разыскивают в пятнадцати странах, но пластическая операция изменила ему не только мясо, но и чуть сдвинула кости черепа…
Я ощутил, как за спиной тихохонько ахнул шофер. Теперь ему точно дадут медаль, а то и орден. А то еще выше – примут снова на службу.
Мариэтта оглянулась на меня:
– А ты где был?
– Как всегда, – ответил я гордо, – прятался! Человек – самое ценное существо в природе. Со мной исчезнет вся вселенная, будто ее и не было, а разве я, как мыслящее существо и отвечающее за весь мир, могу такое допустить?..
Она сказала с тоской шоферу:
– Вы, надеюсь, не такой?
Он вздохнул:
– Увы, нет. Я существо, как видно, не ценное. Иначе бы меня не списали.
Она повернулась ко мне:
– Может быть, ты все же объяснишь, как всякий раз оказываешься в центре перестрелок, но всегда ни при чем?
Я сказал с неуверенностью:
– Я слышал, что в моду снова входят дуэли. Может быть, это тоже… только групповая?
Шофер пробормотал:
– В мое время групповухи были не такие… Хотя и это тоже интересно. Пощекотать нервы.
– Точно, – поддержал я. – А всяким там, кто хочет топиться, вешаться, бросаться под поезд, – самая дорога в дуэлянты! И красиво, и кайф можно словить… А если еще трансляцию организовать, можно и заработать.