Все. что могли

— Пока не знаю, в кустах отсиживаться не станем.

Заметив растерянность товарища, он неожиданно почувствовал себя сильнее, обрел уверенность. Так и должно быть, он старше, осенью ему домой ехать, а Шустов лишь начал службу. Кудрявцев еще надеялся, что события не столь трагичны. У страха глаза велики. Только не соваться очертя голову.

— Загоняй повозку в лес, где поглуше. Надевай лошадям торбы с овсом и жди меня, — в голосе Кудрявцева зазвучала строгость, пусть у Сереги и тени сомнения не возникнет, будто все пропало. — Я разведаю, что к чему.

— Может, вместе пойдем, вдвоем-то куда сподручнее.

По взгляду Шустова Кудрявцев почувствовал, как неуютно ему, муторно и не хочется оставаться одному.

А если Кудрявцеву не суждено вернуться? Что станется с парнем, куда он прислонится? Но жалость только на миг коснулась его сердца.

— Ништо, брат, я возвернусь. Запалы в гранаты вставь. Будь на взводе. Коней береги, они нам еще пригодятся.

Взяв винтовку, Кудрявцев направился к комендатуре. Обогнул пруд, без помех дошел до рощи, взобрался на дерево. Перед ним, как на ладони, оказался двор комендатуры. Там сновали немецкие солдаты в серых мундирах — через границу он видел их много раз. Над крышей вместо красного флага моталось полотнище со свастикой. «Чисто паук нарисован», — сплюнул он.

В доме, где жили семьи командиров, двери были настежь распахнуты, из них выходили незнакомые люди. «Наших не видать. Неужели женщина сказала правду?» — снова подумал он и хотел было спускаться, как на дороге показалось несколько мотоциклов и легковых машин. Они подкатили к крыльцу комендатуры. Из них вышли военные в высоких фуражках. Сверкнули погоны, кресты.

«А как же… где все наши?» — у Кудрявцева будто голова пошла кругом.

Он слез с дерева и, опершись о ствол, замер в тяжком раздумье: «Где женщины и дети? Не может быть, чтобы начальник штаба вовремя не увел их от беды. Может, отошли в лес? Искать надо». Кудрявцев вышел на тропу, что вела к сыродельному заводу, надеясь встретить кого-нибудь из знакомых рабочих.

Однако, никто ему не встретился. Видимо, затаились люди. Найдя в плетне лаз, Кудрявцев перебрался в огород и пополз по борозде к низенькой, с подслеповатыми оконцами хате. На его осторожный стук в окошко из хаты вначале никто не отзывался. Потом скрипнула низенькая дверь, из-за косяка выглянул белый, как лунь, старик. В помутневших от времени глазах плеснулась радость. Но, оказалось, боец был один и старик сник.

Кудрявцев спросил, не видел ли он кого-нибудь из комендатурских.

— Ни, не бачнв. Нимци прийшлы, воеваты почали. И цих, яки понацепляли на капелюхи жовтые лоскутки, богато, як тараканив из щелей повылазило, — старик потряхивал сивой бородой, потирал заскорузлым скрюченным пальцем покрасневшие глаза, хмурил брови. — Люди балакают, прикордонников зовсим мало було. Нимакив да бандюкив бильше. Така стрельба почалась. Один прикордонник з пулеметом чи на крышу, чи на чердак взбирався. Добре нимакив покрошив, пока бонбой його не вбили. Ох, маты мия, шо потим почалось. Кого из ружжя побилы, кого повисилы. Ранетых усих штыками покололы. Сынку, рази ж можно бачить такое? — старик помолчал, вздохнул и закончил рассказ: — Мужики наши сговорилысь, ничкою пийдема да поховаем у землю побитых прикордонников.

— Дед, а не видел ли ты жен командирских, — добивался Кудрявцев.

Старик встряхнулся, заговорил быстро, сердито: «Женок и маляток ихних повели до завода». Дескать, и раньше живодер Богаец женщин и детей заставлял на себя задарма работать. «Тоже ж и им надо было чего-то исты, вот и батрачили». Потом видел он одного человека, бежал с завода избитый, весь в крови, так сказал, что жен командирских и детей заперли в сарае. «С ружжями стерегут».

За разговором не сразу заметили, как парень в пестро расшитой свитке, в серых брюках, заправленных в низкие хромовые сапоги, остановился напротив. Из-за плетня ожег взглядом Кудрявцева. Не сказав ни слова, одернул свитку и побежал.

— То — злыдень, — с придыханием ронял старик. — Еще вчора був за совецьку власть, а зараз к бандюкам перекинувся. Ховайся швыдче, сынку, не то спиймають. И мени пид старый зад пинков надають. Ой, тяжко. С висемьнадцятого року цих… купантив помню. Кроме лиха ничего.

Зорко глянув вокруг, Кудрявцев перехватил винтовку из руки в руку, пожал жесткую, словно деревянную ладонь старика.

— Погодь, — тот не по-стариковски резво юркнул в хату. Через минуту появился, протянул холщовую сумку. — Трошки харчей. Чого Бог пислав.

— Спасибо, дедуня, — сдавленно сказал Кудрявцев, подхватил сумку, обнял старика, ощутив под ветхой рубашкой костлявую спину. — Мы еще вернемся, жди нас, дедушка.

Через огород бегом метнулся к лесу. На опушке оглянулся. Трое бандитов с винтовками выскочили из рощи и прямиком ринулись к хате старика.

— Сволочи, — ругнулся Кудрявцев, положил ствол винтовки на сук и прицелился в парня в расшитой свитке.

Но спохватился, не нажал на спуск. Понял, что обнаружил бы себя, и тогда ставь на этом точку.

Хрястнул плетень, бандиты перемахнули в огород, ворвались в хату и выволокли старика. Дед крестился, показывал в противоположную сторону той, в которую скрылся боец.

— Спасибо, родной, — взволнованно произнес Кудрявцев и побежал к Шустову.

Тот истомился, ожидаючи, не чаял увидеть товарища в живых.

— Табак дело, Серега. В комендатуре немцы хозяйничают. И банда здешняя.

— А мы… куда?

— Подскочим к сыродельному заводу. — Кудрявцев взялся за вожжи, коротко передал Шустову рассказ старика.

— Что ж… поедем, Ваня, поглядим, — заражаясь решимостью товарища, поддержал Шустов.

9

«Горошкин все же вытащил меня на рыбалку». Ильин сидел на плоту, опустив босые ноги в теплую воду. Возле желтых кувшинок трепетали стрекозы. По гладкой поверхности невесомо сновали паучки-водомеры. Парная духота расслабляла. Ильину не хотелось двигаться, даже поднимать удочку, хотя поплавок дергался, ходил из стороны в сторону.

На плоту появилась жена Надя. Она распустила косу и расчесывала ее большим гребнем. Рядом плескалась Машенька.

— Как вы здесь очутились? — спросил он.

Жена с дочкой рассмеялись и побежали от него по росистой высокой траве. За ними в лучах поднимающегося из-за горизонта солнца стелился багряно-дымчатый след. Вскоре заплясали по нему языки жаркого пламени.

Кто-то тронул Ильина за плечо. Он вскочил с кровати, где прикорнул не раздеваясь после возвращения с границы. В казарме было душно, на лбу у него выступил пот.

— Товарищ капитан, самолеты, — взволнованно говорил дежурный. — Много. С той стороны.

Ильин уже слышал рокот, от которого дребезжали стекла.

Видимо, самолеты шли на небольшой высоте. Во дворе ухнули взрывы.

— Заставу в ружье! Занять оборону, — приказал он.

Крутанул ручку телефона, вызывая комендатуру. Никто не отвечал. «Что они там — уснули?» — сердито подумал он. Через соседнюю заставу дозвонился до погранотряда.

— Видим самолеты, — в трубке задребезжало, в ухо ударило раскатистым громом. — Нас бомбят. Держись, Ильин.

Пробегая мимо канцелярии, увидел оперуполномоченного особого отдела Курилова.