Все. что могли

— Почему сидите здесь? К бою, в окопы!

Команда подхлестнула Курилова, вывела из оцепенения. Он выскочил во двор и по ходу сообщения поспешил в опорный пункт.

В передней огневой точке Ильин увидел, как двое бойцов заправляли ленту в станковый пулемет. Наводчик двинул рукояткой раз-другой, приник к прицелу. Глаза его сузились в напряженном ожидании, неподвижные скулы будто окаменели. Впереди, у линии границы, угадывалось движение, мелькали вспышки, темный небосвод рассекали светлые дуги ракет.

На пересечении тракта с границей, где Ильин полночи просидел в секрете, а сейчас там находился с отделением пограничников начальник заставы, ревели моторы, ухали взрывы гранат, сливались воедино автоматные и винтовочные выстрелы.

— Петренко, — комендант кивнул на командирский дом. — Сию же минуту вывести семьи в блиндаж.

— Здесь только моя. Жена начальника с сыном гостят у родителей, — Петренко выскочил и побежал к дому.

Возвратился он скоро.

— Сейчас придут. Жена малютку одевает.

— Оделись бы в блиндаже.

Ильин не договорил. По двору заставы веером рассыпались оранжево-дымные вспышки. С металлическим стоном лопнул снаряд, ударивший в угол казармы. Брызнуло битым кирпичом, образовалась большая рваная пробоина. Два последующих снаряда попали один за другим в жилой дом. Взрывом приподняло и обрушило крышу, из-под нее рванулись языки пламени. Багровые отблески заплясали по двору, в их зловещем мерцающем свете Ильин увидел расширенные от ужаса, остановившиеся глаза Петренко. Через мгновение младший политрук вскинулся над бруствером и во весь рост помчался к горевшему дому. У капитана не хватило духу остановить его, хотя и понимал, что там помощь уже не требуется.

Ильин приказал дежурному подать сигнал пограничным нарядам: «Все на заставу». С тоскливым, гнетущим чувством подумал о лейтенанте и его бойцах. Оттуда, где нес службу секрет, доносился сплошной рокот моторов и металлический лязг. По шоссе, в километре от заставы, непрерывной рекой текла колонна танков и автомашин.

Две ракеты одна за другой взметнулись в небо, и тут же во двор заставы полетели мины. Они лопались с пронзительным треском. Пыль, смешанная с удушливым, тошнотворным запахом взрывчатки, забивала дыхание, в глотке першило.

Связь с соседними заставами еще действовала. Везде было одно и то же. Лишь крайняя справа застава на участке комендатуры не отвечала.

Осыпая комья глины, в окоп спрыгнул Петренко. В предрассветных сумерках его запорошенное пылью лицо казалось мертвенно-бледным.

— Все кончено. Ни дома, ни жены, ни дочки, — он с трудом выдыхал слова, отрешенно схватился за голову и уткнулся лбом в глинистую стенку окопа.

Левая рука его была в крови, рукав гимнастерки намок. Ильин промолчал. Ну что он мог сказать младшему политруку в утешение?

— Прости меня, Любаша. Не сберег я тебя, не защитил доченьку свою, кровиночку, — глухо простонал Петренко.

Распорядившись перевязать Петренко, Ильин пошел по окопам. Он был уверен — немцы с минуту на минуту ринутся в атаку. На лицах бойцов, в их напряженных взглядах он не обнаружил страха. К чему лишние слова? Бойцы сами понимали, что их ждало впереди и к чему надо было готовиться.

Направления удара противника Ильин не предугадал. Он ждал его от границы, к этому готовился, там расположил огневые средства. А немцы пошли от дороги. Оторвавшись от колонны, с шоссе свернули десятка полтора мотоциклов и направились по проселку к заставе. Они ехали без малейшей опаски, уверенные в том, что пограничники погибли, а те, кто уцелел, поднимут руки и сдадутся на милость победителя.

Ильин быстро перевел часть бойцов в боковую траншею, отрытую накануне. Старшина Горошкин и командиры отделений доложили ему о потерях.

Как только мотоциклисты вымахнули на лужайку, разворачиваясь в шеренгу, раздался чей-то истошный вопль из окопа рядом. Показалась фигура бойца. Ильин видел, как он отшвырнул винтовку и рванул воротник гимнастерки. В его остановившихся глазах отражались отблески пламени. «Всех перебьют… Чего ждем?» — не кричал, а выл он и пытался выскочить из окопа. К нему бросился старшина Горошкин, сдернул вниз и повел к блиндажу, что-то говоря.

«Не выдержал парень, — горько подумал Ильин. — Сдали нервы. Один ли он такой? Больше выдержки, ребята, немец еще далеко».

Он подбадривал себя, рассчитывая момент, когда удар по противнику может быть внезапным. Оглядел траншею. Пограничники изготовились к отражению атаки. Один, уперев локти в кромку окопа, словно прикипел к «дегтярю», впился взглядом в мотоциклистов, выбирал цель. Другой, забыв, что винтовка заряжена, лихорадочно передергивал затвор, невыстреленные патроны падали на дно окопа. Опомнившись, со смущением собрал патроны, утопил их в магазинную коробку, оглянулся — не заметил ли кто его оплошности. Третий выдернул гранату из сумки, вставил запал. Шальная улыбка играла на его губах, казалось, вот-вот он выскочит навстречу мотоциклистам.

Ильин понимал, что бойцы присматривались к нему, каков он командир, заменивший погибшего начальника. Он и сам присматривался к себе. Не новичок в пограничной службе. Всякое было в ней: поиски и задержания нарушителей, перестрелки, ранения и даже гибель людей. Но все это несравнимо с тем, что он увидел сегодня. Как бы немцы нагло ни вели себя раньше, сколько бы ни нарушали границу, он не допускал и мысли, что они способны начать войну. Увидев плывущие по небу бомбовозы, горевшее здание заставы, поток боевой техники и автомашин с пехотой, — пришел в смятение.

К счастью, первый и, кажется, последний шок прошел быстро. С каждой минутой у него прибавлялось решимости драться здесь, на участке заставы, несмотря на то, что враг прошел уже вглубь. Он видел, что противник мог задавить заставу числом, техникой. Но прежде чем это произойдет, пограничники постараются уничтожить как можно больше его солдат и машин. И тогда…

Мысли оборвались на этом, потому что мотоциклисты появились уже на бугорке в сотне метров от траншеи. Он скомандовал: «Огонь!», раздался дружный залп, заговорил пулемет. Словно напоровшись на невидимую преграду, мотоциклы притормозили. Несколько машин опрокинулось, загорелось. Остальные пытались повернуть назад.

— Ни дна вам, ни покрышки, сволочи! — слал пулю за пулей старшина Горошкин.

Когда уцелевшие мотоциклы скрылись в низинке, Петренко спросил у Ильина:

— Подберем оружие, товарищ капитан?

— Давай, — разрешил комендант. — Только быстро.

Он глянул на шоссе, где текли вражеские войска. Вроде бы их не касалось, что застава оставалась в тылу. Видимо, ей должны были заняться те, кому предписано подчищать тылы.

Возвратился Петренко с тремя бойцами. Принесли они шесть автоматов, несколько подсумков с запасными обоймами-рожками.