Всегда говори «всегда»
Шрифт:
Надежда ворвалась в комнату, сдернула с Ольги одеяло:
– Оль! Вставай! Там твой заявился! По личному!
Ольга, совершенно очумев, уставилась на соседку.
– Какому… Личному? Кто?
– Да говорю, бывший твой пожаловал! Шикарный такой, гад, на машине, весь из себя! Поговорить хочет! Сказал, виноват, мириться приехал!
Стас приехал мириться?! Ей разрешат видеться с детьми?! Может, она их увидит уже сегодня!
– Оль, ты только не волнуйся, ты ему, главное, воли не давай! Он прощения просить хочет, так ты скажи, что не извинишь, пока детей не отдаст,
Но Ольга не слышала. Как была, в халате, она неслась по коридору на выход. Надежда сорвала с вешалки пальто, кинулась следом. Но Ольги уже и след простыл. Сумасшедшая! Голая – на мороз!
Надежда села на кровать, подперла щеку ладошкой. Не история – а прямо целый роман, как в книжке, честное слово. Любовь, предательство, тюрьма, а потом, когда героиня, ну, Ольга то есть, теряет надежду, приезжает принц на белом коне, и во всем раскаивается, и увозит ее в свою страну за семь морей… Не беда, что вместо белого коня – черная машина…
Ольга неслась к машине, загребая ногами снег. С одной ноги слетела тапка, но она даже не заметила.
– Оля!
Ольга остановилась как подстреленная, ухватилась руками за грудь.
– Митяй? Ты что тут… Ты откуда? Почему?
– Здравствуй, Оля. Я не знал, что ты вернулась, а то бы раньше приехал.
Он узнал случайно. Со Стасом Митяй с того вечера, как засветил дружку своему бывшему в табло, больше не разговаривал. Стас как-то пришел с бутылкой, помириться хотел, но Митяй дверь ему не открыл. А тут столкнулся на улице со Стасовой мамашей. Светлана Петровна обрадовалась, принялась выкладывать новости – про то, какую Анатолий Иванович баньку срубил, не банька, а игрушечка, и как у Стасика дела в гору идут, вот думает второй сервис открывать, на Металлургов, за складами, и про Зиночку, на которую они с отцом не нарадуются.
– А что Ольга? – как бы между прочим поинтересовался Митяй.
– Заявлялась тут, – Светлана Петровна скривилась. – Целый спектакль устроила. Насилу ее вытолкали. Все нервы нам вымотала, змея.
– Когда заявлялась?
По подсчетам Митяя, Ольге оставалось сидеть еще год с небольшим.
– Да осенью еще, с этим своим, юродивым… Ее по амнистии выпустили, а она сразу давай права качать. Ну, Стасик-то ее быстро окоротил…
Адрес общежития дал Митяю Григорий Матвеевич.
– Я, Оль, как сумасшедший гнал, два раза гайцы тормозили.
– Зачем?
– Как – зачем? Работа у гайцов такая – полосатыми палками махать.
– Зачем ты гнал как сумасшедший?
Сказать правду? Потому что теперь ты – моя? Больше у тебя никого нет, и я торопился забрать тебя отсюда? Увезти к себе? Согреть? Приручить? Потому что ты мне нужна. Потому что я ждал десять лет и вот дождался.
– Увидеть тебя хотел.
– Увидел? Что-то еще надо?
А она изменилась. Жесткая стала. Но все равно красивая…
– Да ничего мне не надо!
– Не надо, и уходи.
Митяй выбил из пачки сигарету, закурил – не сразу, с третьей попытки, так руки дрожали.
– Я… поговорить приехал.
– Дай сигаретку.
Митяй протянул пачку, зажигалку поднес:
– Ты ж вроде не курила никогда?
Она
взяла сигарету, затянулась в кулак, пустила дым ему в лицо:– Та, которая не курила, была не я, Митя. Ты к той приехал?
– Я к тебе приехал. Пойдем… покатаемся?
Ольга хохотнула – резко, словно ножом полоснула:
– Я уже накаталась, Митя.
Все же он уговорил ее сесть в машину. Они ехали по шоссе, и Ольга подумала, что все повторяется, как в дурном сне: ровно так же она ехала со Стасом. Он тогда привез ее на свалку и сказал, что любит другую. Когда это было? Три месяца назад? Четыре? А кажется, будто жизнь прошла.
Стас тогда в машине все молчал. Говорила она. А теперь наоборот. Митяй говорит, говорит… Зачем? О чем?
– Оля, я тебя тогда предупредить хотел! Мы со Стасом со школы еще… а потом в армии…
– О чем ты? Это все не имеет значения.
Митяй тряхнул головой:
– Имеет! Может, если б предупредил, ты бы грудью на амбразуру не полезла…
Какая еще амбразура?
– Ты же вместо него в тюрягу пошла!
Вот как? Так Митяй в курсе?
– Откуда ты знаешь, что я за Стаса пошла?
– Все знают!
Врет. Никто не знал. Ну, может, кто-то и знал, но уж точно не все.
– Я тебя, Оль, про Зинку предупредить хотел… Рассказать…
– Митя, я ничего не хочу слушать.
– …А до Зинки Катя была, а до нее Аня или Маня, что ли!.. Все в курсе были, одна ты у нас… святая.
Она вцепилась в руль, вывернула так, что машина пошла юзом:
– Тормози! Сейчас же!
…Ольга стояла на обочине, мяла в горсти снег. Он подошел сзади, положил руку на плечо:
– Оля… Не надо. Иди в машину. Холодно…
Она позволила накинуть себе на плечи дубленку, отвести в машину. Губы синие, совсем закоченела. Митяй включил печку на полную мощность, стал растирать ей ледяные пальцы. Она сидела, не шевелясь, уставившись перед собой. Потом спросила:
– Мить, а правда, что она у него… два года?
– Да правда, все правда! Тамарка, секретарша ваша, помнишь ее? Так вот она Зинке звонила, когда ты с работы уезжала, и та тут как тут! Да у нас город… полтора человека, все знали, одна ты!..
Ольга отобрала руки, отодвинулась:
– Зачем ты приехал? Рассказать мне, что я дура? Не только бывшая зэчка, но еще и дура?
Он хлопнул по рулю – так, что клаксон взвыл дурным голосом:
– Конечно, дура! Еще бы не дура! И я тебя люблю. И всегда любил! Когда на Ленке женился, любил! Когда ты детей родила, любил! И когда ты за него на нары пошла, все равно любил! И сейчас люблю!
Она вдруг помягчела, улыбнулась, став на минуту той, прежней, девочкой-художницей, в которую Митяй без памяти влюбился на свадьбе своего друга. Погладила его по щеке:
– Не выдумывай, Митя. Тебе меня жалко, вот ты и выдумываешь. Почему ты ему не помог, Митя? Когда все это… заварилось? Ты же в городе всех и вся знаешь? А ты?..
Он отвел глаза.
– Я его наказать хотел. Потому и не стал.
– Меня ты наказал, Митя, и больше никого. Отвези меня обратно, пожалуйста. Мне на работу рано вставать.