Всегда лишь ты
Шрифт:
Операция на желудке прошла успешно, курс химиотерапии закрепил результат, и вот она сидит напротив. Цветущая и вполне здоровая. Чем не пример того, что чудо всё же случается.
Но случится ли это чудо со мной? Если за год я фактически сгорела живьём…
В последнее время я всё меньше верю в благоприятный исход. Силы покидают меня, а боли только усиливаются. Невозможно терпеть. Хочется лезть на стенку, выть от безысходности и несправедливости. Рак подчиняет себе. Уродует не только тело, но и ломает дух. Медленно забирает твою жизнь, лишая её красок и всякого смысла. И ничего… ничего ты не можешь с этим поделать.
Могла ли я подумать, что однажды меня настигнет злой рок? Нет. Точно нет! Ведь ничто не предвещало беды…
Рассматривая старые фотографии в альбоме, с тяжёлой тоской на сердце думаю о детях. О своих повзрослевших детях. О дорогом Кидмане и моей милой Роуз. Дом совсем опустел без них, и зачастую мне становится здесь очень одиноко…
Всё же замечательно, что мы с Джошем смогли воспитать и вырастить достойных людей. Не зря были вместе. Вот только жаль, что дети и по сей день – единственная нить, связывающая нас. Поймите меня правильно… Джош – прекрасный муж и любящий отец. Добрый, честный, порядочный. Всю жизнь пашущий ради нашего семейного благополучия. Сколько времени он терпел мой дурной характер и авторитарные замашки! Как пытался окружить теплом, заботой и любовью, но, увы, не та женщина была с ним рядом. Ибо не тот мужчина был рядом с ней…
Я никогда его не любила. Той настоящей, горячей, страстной любовью, которой должно пылать раненое сердце. Вышла замуж – потому что «надо». Потому что «Джош – такой хороший парень!» Потому что к тому моменту, как повстречала его, уже успела серьёзно обжечься и не желала повторять подобное ещё раз…
И посмотрите, что по итогу: два несчастных человека, ненавидящих друг друга. Он окончательно превратился в подкаблучника. А я – в ту женщину, у которой вечно болит голова…
А всё почему? Браки, подобные нашему, держатся лишь на традиционных устоях. Во главе угла моральные ценности и желание сохранить семью. Во что бы то ни стало.
Мы с мужем уже несколько лет подряд живём в этом доме словно соседи. Да, близкие и родные люди, но чёрт возьми, и настолько же чужие, к сожалению. Нужно было развестись и не мучиться. Ни мне, ни ему, но вместо этого мы предпочли эдакое сожительство. Демонстрировали фальшивое подобие счастливой семьи. Зато правильно, зато не стыдно. Не осудят родственники и друзья…
Оглядываясь назад, только сейчас понимаю, как жалко это звучит... И тем не менее, позади десятки лет. Как есть. Не перепишешь.
Глава 11
РОУЗ
Поздняя ночь. Аэропорт Блу Бэй, сонные пассажиры, уныло толкающие свой багаж. Небольшое здание аэровокзала пробуждает во мне противоречивые чувства. С одной стороны, я безумно рада вернуться домой, но с другой, вспоминая, как мы с Картером здесь прощались… не могу сдержать слёзы, вновь потоком хлынувшие из глаз.
– С Вами всё в порядке? – интересуется водитель такси, очевидно замечая моё красное, зарёванное лицо.
– Да, спасибо.
Беспокойство в голосе незнакомого человека даёт понять, что я выгляжу не лучшим образом. Надо бы взять себя в руки. Сколько можно плакать?
– Хоуп стрит? – седовласый мужчина, глядя в приложение, уточняет адрес.
– Да…
– Хорошо. Дороги свободны,
думаю, будем на месте минут через двадцать.– Спасибо.
Достаю наушники и бумажные салфетки. Нужно успокоиться и привести себя в порядок. За прошедшие несколько часов я успела прокрутить наш с Картером разговор, по меньшей мере, раз десять. И с каждым последующим закипала от досады всё больше.
Подумать только! Впервые за год он написал мне. Сам! И такая нелепица вышла с этим Кайлом! Чтоб ему пусто было... всё испортил! Так хотелось поговорить с Лероем подольше… Послушать его голос. Спросить, как у него дела. Мы ведь не чужие друг другу люди. Пусть и расстались, но мне по-прежнему важно знать, что у него всё хорошо.
Домой приезжаю к трём часам ночи. Поездку по городу пережила с трудом. Смотреть в окно оказалось не по силам. Слишком тяжело.
Выбираюсь из такси и благодарю водителя. На улице льёт дождь, и я спешу скорее добраться до входной двери. Тихо отпираю её своим ключом и вхожу, не желая долго оставаться на пороге. Слишком велик риск того, что меня заинтересует дом соседей. Дом, в котором меня точно не пожелают видеть…
Оставляю рюкзак у стены и на носочках крадусь в гостиную. Там горит одинокая лампа и мерно бубнит телевизор. На диване, укутавшись в тонкое одеяло, спит отец. Подхожу ближе, забираю с кофейного столика пульт. Выключаю нашу старую плазму и возвращаю его на место. Папа тревожно вздрагивает, но не просыпается, и я решаю его не будить. Стараясь не шуметь, тихо поднимаюсь по ступенькам на второй этаж.
Дверь в спальню родителей приоткрыта, и в комнате, несмотря на ранние часы, тоже горит свет. Слышу какие-то звуки. Осторожно заглядываю и, обнаружив, что мама не спит, тороплюсь войти.
Элис сидит на кровати. Медленно раскачивается взад-вперёд и при этом тихонько стонет. Сказать по правде, эта картина пугает меня до чёртиков.
– Мам… – зову её, да вот только она никак не реагирует. Голова опущена, колени прижаты к груди. – Мама…
Сглотнув ком, вставший в горле, направляюсь к ней и присаживаюсь на постель.
Как же сильно она похудела… На голове косынка, но даже так замечаю, что от прежней густоты волос осталось лишь воспоминание. Выпали… Типичное последствие химиотерапии.
Дотрагиваюсь до её руки. Холодная, почти ледяная. Кожа непривычно сухая и шершавая. Тонкие пальцы вздрагивают от моего прикосновения, и я снова пытаюсь обратить на себя её внимание.
– Мамочка, слышишь меня? – скидываю кеды, подбираюсь к ней ближе и обнимаю второй рукой.
Почти прозрачная, одни косточки… Мне больно видеть и чувствовать её такой.
– Мам, это я, – шепчу, глотая горячие слёзы.
В какой-то момент она дёргается и поднимает голову. Словно приходит в себя.
– Мелроуз, – шепчет пересохшими губами и не сразу фокусирует растерянный взгляд на мне.
– Это я, да, – сильнее сжимаю её пальцы.
– Ты… – хмурится. Осматривается. Будто не понимает, где находится.
– Я здесь, приехала к тебе, – рассматриваю утомлённое болезнью лицо, и моё сердце рвётся в клочья.
Всегда яркая, цветущая, молодая. Сейчас она лишь отдалённо напоминает ту Элис Онил, которую я помню. Желтизна кожи, мешки под глазами, чрезмерная худоба…
– Зачем ты здесь? – протягивает ладонь и проводит ею по моим волосам.