Всегда только ты

— Д-да? — я выглядываю в глазок.

Пресвятая Богоматерь Иисуса Верхом на Ослике, эти волосы. В лунном свете они обретают в точности оттенок выцветшего медного пенни.

Должно быть, в прошлой жизни я была настоящей засранкой, потому что в этот раз карма, похоже, наказывает меня. А именно она наказывает меня моей неспособностью держать себя в руках, когда дело касается непозволительно дорогих рутбировых мишек, которые я могу купить только у вымогателей-перекупщиков, и увлеченностью рыжими красавчиками этого мира, которые, ну естественно, самые редко встречающиеся мужчины.

В отместку за то, что я сделала в прошлой жизни, видимо, будучи какой-то бессовестной кошкой, космические силы поместили прекраснейший рыжий образчик среди жителей Соединенных Штатов прямиком на мою орбиту и сделали его абсолютно недосягаемым. Он член команды. Я в штате персонала. Мы с Реном под запретом. Verboten. Interdit³. Невозможно. Не разрешается. Мне нельзя испытывать влечение к игроку команды. Я не могу даже думать о влечении к нему.

— Фрэнки, — приглушённо доносится голос Рена с другой стороны двери. — Всё в порядке?

Прочистив горло, я снова открываю дверь, быстро одёргивая толстовку в безнадёжной попытке выглядеть пристойно.

— Извини за это. Ты меня удивил, — сделав шаг назад, я жестом приглашаю его внутрь. — Я ожидала доставку китайской еды.

Он хмурит рот.

— Прости, что разочаровал.

— Ничего страшного. Я только что умяла целую пиццу и схомячила пакетик рутбировых мишек. Моему желудку необходим отдых.

Прислоняясь плечом к моему косяку, Рен меняет выражение лица на нечто тёплое, может, забавляющееся. Вот и та бодрая, ничто-меня-не-сломит улыбка, от которой я готова лезть на чёртовы стены. По большей части потому, что мне хотелось бы повторить эту улыбку. Может, тогда люди не считали бы меня такой ворчуньей, когда в реальности я просто не могу самопроизвольно заставить себя улыбнуться.

— Ты под кайфом, не так ли? — спрашивает он.

— Прошу прощения, — оскорблённо фыркаю я. — Я трезва как монашка, — сказав это, я сразу же копаюсь в своей обширной памяти в поисках такого сравнения и ничего не нахожу. Высока вероятность, что я высосала это из пальца. Чёрт.

Рен широко улыбается.

— Знакомые мне монашки — скандально известные тусовщицы.

И вот он ведёт себя мило, подыгрывая мне. Чтоб ему провалиться, этому безрассудно милому мужчине.

— Видимо, ты нашёл крутых монашек, — говорю я ему. — Те, которых знала я, били меня линейкой по рукам в школе и заставляли стоять в углу за мою дерзость.

Смех Рена мягкий и тёплый.

— Ты? И дерзящая?

Я поворачиваюсь к кухне, когда слышу, что моя собака Пацца начинает лаять на заднем дворе, и как раз вижу, как она лапами бросается на окно.

Оборачиваясь через плечо, я замечаю, что Рен остаётся на прежнем месте, у порога. Он как будто не решается двинуться дальше.

— Это всего лишь моя собака снаружи. Она безвредная… вроде как. Ну, не совсем. Я боялась, что она накинется на курьера, так что она снаружи.

Рен бледнеет.

— Я оставлю её на улице, — говорю я ему, со стоном плюхаясь на свой огромный фитбол. — Мне просто нужно посидеть, Зензеро. Заходи. Если мы будем говорить, то сделаем это здесь.

Рен закрывает за собой дверь и медленно проходит в мою гостиную, с любопытством осматриваясь. Его улыбка никуда не девается, но он выглядит… Смущённым? Нервничающим? Боже, что бы я отдала за возможность читать лица.

Он аккуратно опускает то, что нёс в руках. Сначала блейзер — теперь я узнала, что это мой блейзер. Затем свёрток, который он держал. Он подвигает его по кухонному столу в мою сторону.

— Твой пиджак, который ты забыла, — говорит он. — И подарок в благодарность за то, что закрыла глаза на Шекспировский Клуб.

Я хмуро смотрю на него.

— Ты не понимаешь, как это было больно. Мы ЛА Кингз. Короли. У меня уже была сценка в голове. Костюмы и реплики. Столько материала для работы, ты понимаешь? Король Лир. Генрих IV, Генрих V, Ричард II, Ричард III, Макбет. Цимбелин. Король Иоанн. И это ещё не всё… — мой голос стихает, пока я изучаю загадочное выражение Рена. — Что? Я шокировала тебя своими категориальными познаниями Шекспира?

— Немножко, — это звучит хрипло.

— Не слишком цепляйся за эту идею. Я просто знаю все заголовки и некоторые реплики, потому что мне пришлось заучить это для теста в колледже. В остальном я практически ничего не знаю.

Рен прочищает горло и качает головой, выдёргивая себя из этого состояния. Его лёгкая улыбка возвращается, и он подталкивает свёрток поближе.

— Ясно. Ну, я не хотел неловко отдавать тебе это завтра на работе, и подумал, что послать по почте будет ещё более неловко. К тому же, у меня был твой пиджак, так что…

Дёрнув сверток к себе, я настороженно тяну за завязку. Узлы — это просто проклятье любого больного артритом. Но верёвочка без проблем развязывается.

Я кошусь на Рена и чувствую, что улыбаюсь.

— Спасибо, что обошёлся без двойного узла.

Он застенчиво улыбается и кивает. Моя улыбка становится ещё шире, когда грудь заполняется незнакомым теплом. Я разворачиваю бумагу, легко разрывая её. Мягкий хлопок падает на стол, и я приподнимаю ткань.

— Блуза?

Рен делает шаг ближе, переворачивая её и расправляя на гранитной столешнице. Я смотрю на его руки наверняка дольше, чем считается «приличным». Но они… красивые. Длинные пальцы, лёгкие веснушки. При пристальном изучении оказывается, что их костяшки покраснели, будто он недавно что-то бил.

— Мэддокс испортил другую твою блузу, — говорит он. — И я практически уверен, что она выглядела так. Это хорошая замена?

Я смотрю на блузу, переваривая его слова, и мои пальцы скользят по пуговкам. Они другие. Я сразу могу это сказать. У меня четыре одинаковых блузы, четыре блейзера, четыре пары брюк, которые я ношу на все игры, и пусть эта блуза выглядит почти идентичной, я чувствую отличие. Я аккуратно тяну за ткань и смотрю, как она распахивается.

— Пуговицы… — его голос срывается, и Рен прочищает горло. — Пуговицы прикреплены к надёжным магнитам. Панель вокруг них содержит противодействующее магнитное притяжение и укреплена, чтобы контакт был крепким.

Обычно я оставляю свои рубашки застёгнутыми, не считая верхних двух пуговиц, чтобы можно было надеть через голову и не мучиться с застёгиванием. Пуговицы проблематичны для моих рук… особенно рано утром или поздно вечером, когда суставы наименее подвижны. Несмотря на все усилия, которые я прикладываю, чтобы моя одежда была комфортной, я никогда не думала, что одежда может быть более простой, но при этом позволять мне одеваться так, как мне хочется.

— Рен, где ты… — моё горло ощущается как-то странно, в нём встаёт ком эмоций, которые я даже не могу назвать.