Всегда твой

— Ты чувствуешь это?

Мое возбуждение стекает по бедрам, и его грубое дыхание и гортанные звуки, ударяющие по моему лицу, не помогают. Я снова киваю.

— Тогда, — рычит он мне в ухо, — скажи, что тебе это нравится.

Каждое слово он сопровождает глубокими, резкими толчками, задевая ту часть меня, которую он никогда не делал раньше.

— Мне нравится, Феникс. — Я хнычу, не в силах больше сопротивляться.

Его зубы смыкаются вокруг мочки моего уха, прикусывая и втягивая кожу в рот, а его пальцы обхватывают меня спереди и играют с моим клитором. Одновременно с тем, как он вливается в меня, он массирует мою тугую плоть, пока звезды не вспыхивают у меня перед глазами, и я кончаю с громким криком.

Он не отстает от меня и делает еще несколько толчков, прежде чем мои спазмированные мышцы вызывают его собственный оргазм, и я чувствую, как его сперма выплескивается внутрь меня.

Он направляет меня обратно на стол, где я на секунду замираю, переводя дыхание. Затем выходит из меня, и я слышу звук застегнувшейся молнии, после чего он берет меня за локоть и осторожно поднимает на ноги.

Я поворачиваюсь и вижу, что он стоит передо мной, держа в руках мое платье. Когда туман возбуждения рассеялся в моем мозгу, я вдруг чувствую себя очень уязвимой. Он полностью одет, не хватает только пиджака, а я стою перед ним совершенно обнаженная.

Инстинктивно я обхватываю себя руками, чтобы прикрыться.

Он без слов опускается на одно колено, приподнимая мое платье над землей и распахивая его, чтобы я могла в него войти. Когда я не двигаюсь, он поднимает на меня глаза.

— Положи руку мне на плечо, если тебе это нужно для равновесия, — наставляет он.

Но я не двигаюсь не поэтому. Когда он вот так приседает передо мной, впиваясь в меня глазами, а его руки помогают мне поправить платье, мое сердце трепещет от его желания.

И я абсолютно, на сто процентов не могу допустить, чтобы это произошло. Мы установили правила менее получаса назад, а он уже пробивается сквозь мою непрочную защиту, чтобы проверить мою стойкость.

Я делаю шаг к платью и хватаю его, вырывая из его рук и натягивая на себя.

— Теперь ты можешь идти. — Я говорю, стараясь сохранить безразличный тон.

Он поднимается, глядя на меня сверху вниз. Я не смотрю на него, пытаясь застегнуть молнию на платье.

— Что?

— Я имею в виду, что ты не должен оставаться и помогать мне одеваться, — говорю я, застегивая молнию примерно наполовину, пока она не застряла в том месте, где мне трудно до нее дотянуться. — Как мы и решили, это просто развлечение. Ты мне ничего не должен.

Он молчит, и мне отчаянно хочется заглянуть ему в глаза, но я боюсь того, что там найду.

Не знаю, что ранит сильнее — его типичная ненависть и презрение или облегчение на его лице от того, что я предлагаю ему выход.

Он решает все за меня, и я пугаюсь, когда его руки разворачивают меня, хватают за молнию и с силой дергают ее.

Он отпускает меня, как только платье застегнуто, и когда я наконец встречаюсь с ним взглядом, его черты лица старательно лишены выражения.

— Принято к сведению. — Говорит он, моргая. Он поворачивается на каблуках, хватает свой пиджак и выходит, не оглянувшись назад.

Мой мозг подает сигнал ногам идти за ним, но я останавливаю себя через шаг.

— Почему? — Я хочу закричать на него. — Почему ты не можешь просто отпустить его?

ГЛАВА 29

Феникс

Вернувшись домой, я захлопываю за собой дверь. Это нелегко, учитывая, что это двадцатифутовая деревянная двустворчатая дверь, но удовлетворение липнет к моей крови, когда я слышу, как она с грохотом закрывается.

Я направляюсь на кухню, нуждаясь в стакане воды и большой бутылке чего-то покрепче, но удивленно останавливаюсь, обнаружив там Роуг и Риса.

Роуг прислонился к стойке, скрестив руки на груди, в руке у него стакан с виски, а голова удрученно склонилась к полу. Рис лежит на диване и листает телефон со зловещим выражением лица.

В комнате витает темная энергия, и никто не обращает внимания на мое появление.

— Что, черт возьми, с вами двумя не так?

Я ожидал, что Роуг будет с Беллами. Эти двое были неразлучны еще до того, как начали встречаться, но с тех пор, как все стало официально, он не отходил от нее больше чем на пару часов.

Что касается Риса, то я удивлен, что он позволил Тайер провести ночь с ее парнем, не вмешиваясь.

— Лично я гуглю, будет ли мне вынесен смертный приговор, если я убью американского гражданина, находясь на территории Швейцарии, — мрачно пробормотал Рис.

Улыбка появляется на уголках моих губ, когда я сажусь рядом с ним. Это отвечает на вопрос.

— Мы бы никогда не позволили этому зайти так далеко. Ты проведешь пару дней в тюрьме, не больше.

Он смотрит на меня поверх своего телефона.

— Я планирую сделать с ним несколько действительно ужасных вещей.

Я вспоминаю, как двое мужчин, которых я убил в Женеве, кричали и умоляли спасти их. Я был милосерден и свернул им шеи, но только после того, как сломал несколько костей и вызвал обширное внутреннее кровотечение.

Улыбка на моих губах превращается в довольную ухмылку.

— Я с нетерпением жду, чтобы меня впечатлили, — отвечаю я, прежде чем спросить: — Значит, с Тайер не все гладко?

Его глаза чернеют, пока не приобретают цвет моих.

— Она хочет, чтобы я пошел и трахнул кого-нибудь другого.

При этих словах с моих губ срывается смех. В данный момент она с большим успехом могла бы попросить его перерезать себе горло.

Он продолжает.

— Я думал, что сегодня вечером она наконец-то готова признать, что она моя, но, — он делает паузу, его челюсть дергается из-за того, как сильно он ее сжимает, — она решила пойти домой с ним=.

Я поднимаю на него бровь.

— Значит, ты прибегаешь к более радикальным мерам?

— Я очень серьезно обдумываю это.

Звук бьющегося о стену стакана переключает наше внимание на Роуга.

Он стоит, выпятив грудь, как будто только что пробежал стометровку на дистанции ниже десятки, его пустые кулаки сжаты, и он смотрит, как жидкость стекает по белым стенам кухни.

— И его настроение ни хрена не помогает, — добавляет Рис, глядя на него в ответ.

— Ты в порядке, приятель? — я спрашиваю его, потому что, хотя это проявление гнева не является для него чем-то ненормальным, его вспышки стали гораздо более сдержанными и редкими с тех пор, как он начал встречаться с Беллами.