Всего одно злое дело

Девочка снова кивнула. Она все поняла. Она останется здесь, с сестрой Доменикой Джустиной, которую ей только что представили.

Доменика не знала имени девочки. Его ей не сказали, а она побоялась спросить. Наверное, ей не полагалось этого знать. Поэтому она стала называть девочку Карина, и та благосклонно приняла это имя.

Сейчас они с девочкой были в огороде. Побеги еще не проклюнулись из земли, но было ясно, что ждать осталось совсем недолго. Они купались в теплом весеннем воздухе. Обе едва слышно что-то напевали – каждая свое. Время от времени они смотрели друг на друга и улыбались.

Карина появилась меньше недели назад, но у Доменики было чувство, что она была с ней всегда. Девочка оказалась молчаливой. Хотя сестра часто слышала, как та разговаривает с козами, с Доменикой она объяснялась отдельными словами или короткими фразами.

Часто Доменика совсем не понимала ее. Но работали они в гармонии, и ели в гармонии, и, когда наступала ночь, засыпали в гармонии друг с другом.

Только в своей вере они отличались. Карина не преклоняла колени перед распятием. Она не пользовалась четками, вырезанными из черешни, которые Доменика вложила ей в руку. Она повесила их на шею, в виде греховного collana [78] , которое Доменика поспешно сорвала и опять дала четки в руки девочки. Фигурка, вырезанная на маленьком распятии, была хорошо видна, поэтому не понять, для чего они сделаны, было невозможно. Но когда девочка так и не стала ими пользоваться во время молитвы, а также не стала повторять за ней слова самой молитвы во время утренней, дневной и вечерней службы, Доменика поняла, что у Карины не было того, что было необходимо для бессмертия. У нее не было благословения Господа.

78

Ожерелье (итал.).

Доменика встала с колен на грядке с перцем. Она положила руки на бедра и сразу же почувствовала боль, пронзившую ее тело. Быть может, колючки спрашивали, не пора ли их снять, теперь, когда появление Карины могло быть сигналом Господа о прощении? Нет, решила она. Не сейчас. Сперва дело.

Карина тоже распрямилась. Она посмотрела на безоблачное небо, не раскаленное, каким оно будет летом, а теплое и ласковое. На веревке за ней сушилась ее одежда. Девочка не привезла ничего, кроме того, что на ней было надето, и сейчас на ней была белая накидка, похожая на плащ ангела, под которой ее детские формы были почти не видны. Ее ноги торчали, как ноги жеребенка, а тоненькие ручки напоминали побеги молодого деревца. Доменика сшила для нее две такие накидки. К зиме она сошьет еще.

Она махнула рукой Карине. «Vieni [79] , – сказала она. – Пойдем со мной». Она вышла из сада и остановилась, чтобы убедиться, что девочка закроет калитку так же тщательно, как делала это она сама.

Доменика повела Карину к проходу в загородке из камелий, который позволял пройти на территорию, непосредственно примыкающую к вилле. Девочка любила это место и проводила здесь ежедневно по два часа, под присмотром Доменики.

Ей нравилась peschiera [80] с голодными золотыми рыбками, которых Доменика разрешала кормить. Она танцевала вокруг бассейна с рыбками, а с его западного края могла видеть территорию самой виллы с идеальными дорожками и цветниками в саду. Однажды Доменика взяла ее с собой к этим идеально подобранным цветам, и они смогли взглянуть на Гротта деи Венти, из входа в который, украшенного пушками и ракушками, на них подул прохладный ветерок, похожий на дыхание мраморных статуй, стоящих на своих пьедесталах при входе.

79

Пойдем (итал.).

80

Рыбный садок (итал.).

Сегодня они пошли в другое место – не на территорию сада, а к самой вилле. На ее восточной стороне ступеньки вели вниз, к паре зеленых дверей, за которыми скрывались подвалы виллы – громадные, таинственные и не использовавшиеся по назначению в течение последних ста лет. В подвалах находились бочки, в которых раньше хранилось вино. Их были сотни, покрытых грязью, опутанных столетней паутиной. Среди них стояли терракотовые кувшины, которые когда-то хранили в себе оливковое масло, а сейчас были черными от скопившейся на них глины. Деревянные прессы, которыми давили масло, хранили на себе остатки почерневшего от времени масла, а на металлических частях и металлическом желобе, по которому в прошлом текли потоки l’oro di Lucca [81] , виднелись следы сильной ржавчины. На всем лежала печать запустения и заброшенности.

81

Золото Лукки (итал.).

В подвалах была масса интересного: фигурные потолки, покрытые плесенью, неровные полы из камня и плиток, деревянные лопаты, прислоненные к огромным бочкам, невероятных размеров сита, сложенные в стопки, камин, который, казалось, все еще хранил горячие угли под слоем пепла. Запахи были очень сильными и разнообразными. Звуки – приглушенными: крики птиц снаружи, блеянье коз, звуки капающей воды; а над всем этим чуть слышная мелодия, как будто пение ангелов.

– Senti, Carina [82] , – прошептала Доменика, приложив палец к губам.

82

Слышишь, Карина? (итал.)

Девочка притихла. Услышав эти чуть слышные звуки, она спросила:

– Angeli? Siamo in cielo? [83]

Доменика улыбнулась от мысли, что этот подвал может кому-нибудь показаться раем.

– Non angeli, Carina. Ma quasi, quasi [84] .

– Allora fantasmi? [85]

Доменика улыбнулась. Призраки здесь не водились. Но она сказала:

83

Ангелы? Мы на небесах? (итал.)

84

Не ангелы, Карина. Но почти, почти (итал.).

85

Тогда призраки? (итал.)

– Forse. Questo luogo `e molto antico. Forse qui ci sono fantasmi [86] .

Хотя она ни одного никогда не видела. Потому что если даже призраки и ходили по вилле Ривелли, то за ней они не охотились. Ее преследовала только ее вина.

Она подождала несколько минут, чтобы Карина убедилась, что опасность ей не угрожает. Затем сделала приглашающий жест рукой. В этих мрачных помещениях еще много чего скрывалось. Может быть, даже прощение самой Доменики.

86

Может быть. Ведь это место очень древнее. Может быть, здесь есть и призраки (итал.).

Показался неяркий свет. Он шел из подвальных окон.

Они были забиты мусором и покрыты грязью, но через них все-таки проникало достаточно света, чтобы освещать проходы, ведущие из одной комнаты в другую.

Та, которую она искала, скрывалась в глубине подвала. Эхо их шагов раздавалось под сводами, пока они шли туда. Эта комната была совсем не похожа на остальные, хотя вдоль ее стен тоже стояли бочки, но у нее был мозаичный пол, а в центре находился мраморный бассейн.

Именно отсюда доносились звуки капающей воды, которые они слышали. Вода лилась из родника, расположенного под полом виллы, набиралась в бассейн, а затем вытекала из него через отверстие в полу и текла своей дорогой, как уже многие и многие годы.

Три мраморные ступеньки вели в бассейн. По их краям рос зеленый мох. Дно бассейна было темным. Цемент, который скреплял мрамор, почернел от плесени. Воздух в комнате был спертым.

Но для Доменики самым важным был сам бассейн. Она никогда в него не заходила. Она избегала его из-за мха, и плесени, и Бог его знает чего еще, что могло бы жить на дне. Но сейчас она знала. Всемогущий Бог сказал ей.

Она показала на бассейн, сняла сандалии и пригласила девочку сделать то же. Затем сняла через голову свою тунику и аккуратно сложила ее на краю. Осторожно спустилась по скользким мраморным ступеням. Опять повернулась к девочке и повторила приглашающий жест. Fai cosi [87] , казалось, говорили ее движения.

87

Делай, как я (итал.).

Но Карина стояла с широко раскрытыми глазами и не шевелилась.

– Non avere paura? [88] – cпросила Доменика. – Здесь нечего бояться.

Карина отвернулась. Доменика подумала, что девочка может стесняться, и закрыла лицо руками, чтобы дать ей раздеться. Но вместо звука снимаемой одежды раздались звуки удаляющихся шагов, и девочка исчезла.

Доменика опустила руки. Вокруг никого не было. Ее ноги скользили на мраморе, когда она выходила из бассейна. Она посмотрела вниз, чтобы не оступиться, и увидела то, что увидел ребенок.

88

Ты что, боишься? (итал.)