Всего одно злое дело

На Роман-роуд Доути, задыхаясь, взобрался по ступеням, крича: «Эмили!» Ее технические способности сейчас были необходимы. Так же как изумительные хакерские способности Брайана и прочие достоинства всех его многочисленных знакомых.

Дверь в комнату Эмили была распахнута. Перед ней, на площадке, стояли две картонные коробки. Они были заклеены лентой и готовы… но вот к чему они были готовы, Дуэйн не мог понять, пока не вошел в комнату, где находилось рабочее место Эм, и не увидел, чем она занималась.

Эмили сняла свой сшитый на заказ пиджак в тонкую белую полоску, жилетку и галстук. Все это она повесила на спинку стула. Стул она отодвинула к окну, чтобы было легче подойти к столу, к файлам и ящикам, где хранилось ее барахло и все, что было связано с ее работой у Доути.

Эмили бросила на него быстрый взгляд, высыпая содержимое одного из ящиков в коробку.

– Не надо, – сказала она.

– Не надо чего? Что ты делаешь?

– Не надо спрашивать меня, что я делаю, когда это и так видно. Не надо притворяться тупым. Или идиотом. А как насчет «не надо подвергать нас риску»? Нужное подчеркнуть.

Эм взяла клейкую ленту и заклеила коробку, потом подняла ее, распрямилась и прошла мимо Дуэйна на площадку. Там она поставила коробку на уже стоящие и вернулась в комнату, где начала снимать со стены карту Лондона, вместе с расписаниями автобусов, поездов, картой подземки, и – непонятно, откуда взявшиеся – плакат с Монтакьют Хаус [233] и три открытки с изображениями утесов Мохер [234] , Бичи Хед [235] и Нидлз острова Уайт [236] .

233

Старинный загородный дом елизаветинской эпохи, построен в 1598 г.; в настоящее время музей.

234

Находятся в Ирландии на берегу Атлантического океана. Высота от 120 до 214 м.

235

Меловая скала на южном побережье Великобритании. Высота до 162 м.

236

Линия из трех меловых скал у западной оконечности острова Уайт.

– Ты не можешь делать то, о чем я сейчас подумал.

– Мне не так много платят, чтобы я бултыхалась в этом дерьме. Тебе – да. А мне – нет.

– И поэтому ты уходишь? Просто берешь и уходишь?

– Вот это наблюдательность… Просто фантастика. Неудивительно, что ты достиг таких высот в своей работе.

Эмили складывала карты, и ей приходилось мять их. Бумажные карты всегда с трудом удавалось сложить в их первозданном виде. Эм не следовала уже существующим сгибам. Казалось, это ее ничуть не беспокоит, что подсказало Доути, насколько она была настроена уйти как можно скорее. А это в свою очередь рассказало ему, как она была возбуждена: полицейские, неожиданно появившиеся на их пороге, с наручниками, которые они были готовы защелкнуть на запястьях двух преступников по имени Доути и Касс…

– Я думал, что нервы у тебя покрепче, – сказал он. – Для человека, который снимает незнакомцев в барах…

– Только не надо мне это говорить, – парировала Эмили. – Насколько я понимаю, если, конечно, в этой стране ничего не изменилось, – съем незнакомых мужиков в клубах для анонимного секса не приведет меня на скамью подсудимых.

– А нас никто и не собирается судить. Ни меня, ни тебя, ни Брайана. Точка.

– В участок мне тоже не очень хочется попасть. Я не собираюсь вызванивать адвоката, чтобы тот держал меня за руку, пока полицейские перерывают мою личную жизнь, как будто ищут клопов в постельном белье. Мне все это надоело, Дуэйн. Я с самого начала говорила тебе, но ты не захотел меня слушать, потому что для тебя самое важное – это бабки. Кто больше заплатит, на того и пашем. Нарушить закон? Не проблема, мадам. Мы как раз те, кто готов взять на себя ответственность, когда все провалится в тартарары. Как теперь. Поэтому я сматываюсь.

– Ради всего святого, Эм…

Доути приложил все усилия, чтобы скрыть свое разочарование. Без нее за клавиатурой компьютера, и тем более без ее способностей общаться по телефону с разными официальными лицами, елейным голосом выясняя у них ту информацию, которую они не сообщили бы никому другому, ему был конец.

– Я пустил в ход тяжелую артиллерию, – сообщил он. – Я сказал ей всю правду.

Это не произвело на Эм никакого впечатления.

– Какая, к черту, тяжелая артиллерия… Я с самого начала пыталась объяснить тебе, правда? А ты не хотел слушать. О нет, мы же для этого слишком умны…

– Прекрати драматизировать. Я выдал им профессора. Понятно? Ты слышишь, что я говорю? Я сдал профессора. Точка. Ты ведь именно этого хотела? Что ж, я это сделал, и теперь мы, ты и я, на пути к новой, чистой жизни.

– И они тебе поверили, – фыркнула Эмили. – Ты просто назвал имя, и они сразу во все поверили? – Она подняла глаза вверх и заговорила с кем-то на потолке: – Ну почему же я раньше не поняла, какой он идиот? Почему я не свалила, когда все это только начиналось?

– Потому, что ты знала, что я никогда не ввяжусь во что-то, не имея плана отступления. И сейчас он у меня есть. Так ты, что, хочешь сбежать, – или все же распечатаешь свои коробки и поможешь мне запустить этот план?

Лукка, Тоскана

Линли нашел Таймуллу Ажара в соборе Святого Мартина, который располагался на громадной площади, вместе с палаццо и отдельным battistero [237] . Это было изысканное здание в романском стиле, чем-то напоминающее свадебный торт, на фасаде которого находились четыре ряда арок, а сверху – мраморное изображение святого Мартина, совершающего акт посвящения, накрыв нищенствующего монаха рядом со своей лошадью плащом и возложив ему на голову свой меч. Томас не ожидал увидеть Ажара внутри здания. Будучи мусульманином, он не производил впечатления человека, который может пойти молиться в католический храм. Но когда Линли ему позвонил, Ажар ответил приглушенным голосом, что находится перед Святым Ликом в Дуомо. Томас не очень понял, что это могло означать, но попросил пакистанца дождаться его там.

237

Баптистерий (итал.).

Внутри собора проходила экскурсия. Молодая женщина, с официальным значком на груди, собирала группу из двенадцати, или около того, человек у картины «Тайная вечеря» кисти Тинторетто, написанной яркими красками, чтобы лучше было видно ангелов наверху, апостолов внизу и Христа, кормящего хлебом святого Петра и его компаньонов, впечатленных происходящим, в середине. В правом проходе загородка отделяла безбилетных посетителей от красот веры, а с левой стороны десяток пожилых женщин, выглядящих как паломницы, собрались вокруг восьмиугольной часовни.

Именно здесь Линли и нашел Ажара, который стоял за спинами паломниц и серьезно смотрел на большое и сильно стилизованное лицо Христа, вырезанное из дерева. Выражение лица Христа было скорее удивленным, чем страдающим, как будто он все никак не мог понять, почему здесь оказался.

– Это называется Святой Лик, – тихо сказал Ажар Линли, когда тот стал рядом с ним у одной из колонн Дуомо. – Говорят, что… – Он прочистил горло. – Синьора Валлера рассказала мне об этом.

Линли посмотрел на мужчину. Вот оно, мучение, подумал он, духовное и физическое распятие. Ему хотелось прекратить страдания Ажара. Но он мог сказать ему очень немногое, в то время как множество фактов еще ждали своего открытия и изучения.

– Она сказала, – прошептал Ажар, – что Святой Лик может совершать чудеса, но я никак не могу в это поверить. Как может кусок дерева – неважно, с какой любовью вырезанный, – что-то совершить? И все же, вот он я, стою перед ним, готовый просить о чуде ради моей дочери. И в то же время не могу – потому что просить о чем-либо кусок дерева… Это значит для меня, что надежда окончательно пропала.

– Я не думаю, что это так, – сказал Томас.

Ажар посмотрел на него. Линли обратил внимание на то, как потемнела кожа у него вокруг глаз и какой контраст она составляла с яркими белками самих глаз, в которых виднелись красные прожилки. С каждым днем, который они проводили в Италии, физическое состояние пакистанца ухудшалось.