" Всехние" дети детского дома
Шрифт:
В траве сидел кузнечик,
В траве сидел кузнечик,
Совсем как огуречик
Зелененький он был.
Представьте себе, представьте себе —
Совсем как огуречик,
Представьте себе, представьте себе —
Зелененький он был!
Он ел одну лишь травку,
он ел одну лишь травку,
Не трогал и козявку
И с мухами дружил.
Представьте себе, представьте себе —
Не трогал и козявку.
Представьте себе, представьте себе —
И с мухами дружил!
Но вот пришла лягушка,
Но вот пришла лягушка,
Прожорливое брюшко
И съела
Представьте себе, представьте себе —
Прожорливое брюшко.
Представьте себе, представьте себе —
И съела кузнеца!
Не думал, не гадал он,
Не думал, не гадал он,
Никак не ожидал он
Такого вот конца.
Представьте себе, представьте себе —
Никак не ожидал он.
Представьте себе, представьте себе —
Такого вот конца!
Она открыла окно, и свежий ветер совсем унес все ее страхи и переживания, обвевая лицо своим ласковым прикосновением. Допевая последние слова песенки, Надя со смехом проговорила:
– А меня вот не съели, как того несчастного кузнечика, а вовсе наоборот - даже похвалили.
Надя уже совсем успокоилась, и под дружный смех мужчин - молодого и пожилого, проехав сначала по загородной дороге, они въехали сначала в Москву, затем непосредственно в Сокольники, а потом, поплутав немного, и на территорию детского дома, где ее уже встречали все его жители, взволнованные, с заплаканными лицами.
Подруги окружили вышедшую из машины девушку, обнимали ее, тормошили. Наконец, Сима задала вопрос, который был у всех на устах:
– С тобой все в порядке? Где ты была? Куда тебя возили?
– неприкрытое волнение и паника звучала в ее голосе.
– Все в порядке, Сима, со мной все хорошо, правда, не волнуйтесь! А была я на «Ближней даче», у Иосифа Виссарионовича Сталина! – и все ахнули в голос от таких новостей.
– Но давайте в доме поговорим, а не на крылечке! Тем более товарищ Сталин нам целую корзину передал всяких вкусностей, - предложила Надя, успокаивая всех своей улыбкой и умиротворенным видом. Мужчины покивали, подтверждая ее слова и улыбались, с симпатией глядя на эту бурную встречу.
И вот все дружной толпой вошли в столовую, где и уселись по местам, оглядывая с интересом незнакомых мужчин и принюхиваясь к их угощению, которое они выставили на стол.
Надю порадовало то, что дети не толпились, не толкались, а уселись чинно и спокойно, видно, присутствие посторонних незнакомых мужчин их сдерживало. Разложили угощение, но пока никто до него не дотрагивался, все чего-то ждали.
Но девушка невольно загляделась, наблюдая, как совсем маленькая девчушка, которую она до этого видела только мельком, мостится на колени к Максиму Дормидонтовичу, а тот сидит с растерянным лицом, не понимая, что ему делать.
В этот момент они так напоминали сценку из мультика про озорную девочку и большого добродушного медведя, который обожали многие дети, да и взрослые в будущем, что девушка улыбнулась и, вспомнив имя девчушки, совпадающее с именем героини, все же решила вмешаться и проговорила тихонько, подходя поближе:
– Маша, ты бы спросила у Максима Дормидонтовича, можно ли тебе к нему на колени, вдруг
ему трудно.– Я не Маша, а Маруся, - четко выделяя трудный звук, проговорила снисходительно девочка.
– А раз дяденька молчит, значит, можно!
– и она все же завершила задуманное и притихла, прижавшись к мужчине.
А тот прошептал:
– Не трогай ее, Наденька, пусть сидит, - на что девчушка, поерзав, уселась еще прочнее, и, придвинув к себе и своему мягкому «живому стулу» две конфетки, уточнила:
– А правда, что сам товарищ Сталин эти конфеты нам передал?
– Правда!- подтвердил мужчина, и Маруся с удовольствием засунула конфетку в рот и, бережно расправив фантик, объяснила, что хочет сохранить его на память.
Тут и остальные дети стали разбирать конфеты и фрукты, а Айгуль с удовольствием откусила кусочек яблока и тихо проговорила, как бы сама себе, но Надя услышала:
– Домом пахнет.
Она сидела рядом с шофером певца, но совсем его не стеснялась, и уже привычный платок не был повязан на голове, а лежал на плечах, что очень порадовало Надю, значит, привыкла она совсем к новой жизни.
– А как вас зовут?
– обратилась Маруся к мужчине, и, услышав нужное, продолжила:
– Максим Доминонович!
– девчушка старательно пыталась выговорить трудное отчество певца, но, не справившись, сказала:
– Дяденька Максим, можно я вас так называть буду, а то отчество у вас такое трудное, - и мужчине только и оставалось, что кивнуть, соглашаясь, а девочка уточнила:
– А вы, дяденька Максим, почему конфету не едите?
– Нельзя мне, деточка, болезнь у меня противная, при ней сладкое есть врачи запрещают, - сконфуженно объяснил мужчина, который, действительно, давно страдал сахарным диабетом.
– Жалко! Тогда можно, я вашу конфетку возьму, потом кого-нибудь угощу? Ведь каждому хочется не простую конфету, а от самого товарища Сталина, – проговорила девчушка удовлетворенно, а Надя села на место, решив, что вмешиваться дальше не стоит, и заговорила, оглядывая всех:
– Понимаю, что всем не терпится узнать, как так получилось, что я попала в гости к самому товарищу Сталину. Но тут лучше расскажет наш гость, знаменитый оперный певец, Максим Дормидонтович Михайлов, - и она показала на мужчину, на которого все посмотрели уже более пристально.
– Так вы такой знаменитый? И это вы про нашу Надю товарищу Сталину рассказали?- уточнила Маруся.
– Получается, я, - сконфуженно произнес мужчина.
– Как ты там, Надюша, говорила: «Хотели как лучше, а получилось, как всегда»?
– повторил Михайлов запомнившуюся фразу.
– Вот и я хотел, как лучше, очень уж мне понравилась песня, которую на концерте Глафира пела, запомнил я ее, и при случае Иосифу Виссарионовичу напел, а тот, конечно, стал выяснять, откуда такая песня и кто ее сочинил. Так я про Надю и рассказал, но никак не думал, что именно сегодня, да еще и так внезапно, ее на дачу привезут. Но ваша Надя молодец, и песню очень хорошую новую спела, и с товарищем Сталиным разговаривала уверенно.
– А нам ты песню споешь, которую товарищу Сталину спела?
– обратилась девчушка к Наде, а остальные дети внимательно молча слушали бойкую девочку, которая вовсе никого не смущалась.